– Жена умерла, пять лет тому как. А дочка… сказала, что в Москву поехала поступать… а сама… – Тяжело махнул рукой. Помрачнел.
Протрезвел он, кажется, окончательно. Протянул руку, попросил:
– Давай, что ли, документец. Пойду я.
«Слава богу, избавилась!» – возликовала Галина.
Но вдруг – сама не поняла как – у нее вырвалось:
– Куда ж ты пойдешь?
– Я мужчина, – с достоинством отозвался Геннадий. – Всегда найду выход.
Улыбнулся (по лицу побежали очаровательные морщинки), молвил:
– А тебе спасибо большое, что помогла.
И тянется паспорт забрать.
Галя же – вот наваждение! – руку вместе с документом отдернула. Велела строго, как Митьке, когда тот с улицы весь грязный приходил:
– Нельзя тебе никуда. Сначала отчиститься надо. Пошли со мной. Душ примешь, одежду в порядок приведем.
Геннадий иронически поднял бровь:
– Не боишься? Алкаша с улицы в дом звать?
– Я не пугливая, – усмехнулась она.
– А если приставать стану? – усмехнулся он.
Галя давно уже забыла (да никогда толком и не умела) кокетничать. Но сейчас бойко отозвалась:
– В окно вышвырну.
Он взглянул с восхищением:
– Вот бывают же – даже в вашей Москве – нормальные тетки!
И заверил:
– Правильно, что не боишься. Я не кобель, не захочешь сама – пальцем не трону. И за постой, душ там, стирку – рассчитаюсь. Не деньгами – как говорится, натурой. Чего прибить, починить – все сделаю. Руки, слава богу, откуда надо растут.
…И только когда подходили к подъезду, Галя вспомнила: она так и не купила продукты для пирога с корицей.
* * *
Зря считается, что в Москве никому и ни до чего дела нет. Когда Галя (а рядом весь перемазанный в мокрой одежде мужик) в подъезд вошли, консьержка нет бы просто посмотреть неодобрительно. Не поленилась выскочить из своей будки. Уперла руки в боки, преградила Геннадию путь:
– А ну, прочь отсюда! Не пущу, хоть ты что делай!
Галина смутилась отчаянно. Но ответила, как могла, твердо:
– Это со мной.
– Чего?! – ахнула консьержка. – Ты, Галка, совсем, что ли, спятила?
– Язык придержи, – хмуро зыркнул на нее Геннадий.
– Ах ты поганый бомж! – взвилась та.
Галина (в своем затворничестве совсем отвыкла скандалить, да и не умела никогда) просто не знала куда деваться. Произнесла, чуть не плача:
– Вы, оба! Немедленно прекратите! Гена, пошли!
Схватила нового знакомого за руку, потащила к лифтам.
– Окончательно головой повредилась, – жалостливо покачала головой консьержка.
Впрочем, Галя уже сама проклинала свой порыв. Тоже мне, поклонница «Москвы слезам не верит»! У Баталова – Гоши из фильма – только сапоги были грязные, а с этого, пока раздевался в коридоре, целая лужа натекла. Его же отстирывать надо полностью! И с какой стати этим должна заниматься она? Вместо того, чтоб поехать, как собиралась, на кладбище к Митеньке?!
Но делать было нечего.
Галина велела:
– Стой здесь.
Сама заметалась по квартире. Ей даже переодеть гостя не во что – откуда в ее келье взяться мужской одежде?
– Простыню дай, – подсказал Гена. – Я, когда вымоюсь, завернусь. И полотенец пару не забудь.
Скрылся в ванной.
Галя притащила газетку, водрузила на нее ботинки Геннадия – настоящие бомжацкие, грязнющие. Смахнула туда же его ветровку – гостю хватило наглости положить ее на тумбочку. Вытерла пол в коридоре. Мимоходом взглянула на себя в зеркало, подправила прядь волос, смахнула со лба капельки пота и разозлилась еще больше. Она что же, этому алкоголику понравиться пытается?! Гнать, гнать его из дому! Пусть, так и быть, моется – и сразу прочь! Но только как он пойдет в насквозь мокрой, в грязевых разводах одежде?!
Галина едва не заплакала из-за тупика, в который себя загнала. А тут еще совершенно некстати телефон забренчал. Взглянула на определитель: Верочка, кому ж еще ей звонить. Не ответить нельзя.
– Да, – тоскливо выдохнула в трубку Галя.
Зато у Бородулиной голос веселый, счастливый. Сообщила деловито:
– Галочка! Я подъезжаю к вашему дому. Буду через пять минут.
– А где Андрюша? – Растерянно пролепетала Круглова.
…Ее подруга – и добрый гений! – родила всего два месяца назад. И заявила торжественно, что теперь будет навещать ее гораздо реже. «Потому что нынче, простите, Галочка, у меня другой приоритет. Хочу себя хотя бы на полгодика полностью ребенку посвятить!»
А тут вдруг в гости едет. Явно одна.
– Чего-то случилось? – растерянно пробормотала Круглова.
– Да! – радостно отозвалась Вера. – У меня для вас потрясающая новость!
– Про Митю?! – вырвалось у Галины.
– Га-алиночка Степановна, ну о чем вы говорите?.. – укоризненно протянула Бородулина.
– Конечно, о чем это я. Простите. – Взяла себя в руки Круглова.
– Все, паркуюсь! – доложила Вера. – Отпирайте дверь!
Соединение оборвалось. Галина затравленно посмотрела на грязные ботинки Гены, его ветровку. Что скажет Вера?! Нет, нельзя, чтоб она видела!
Галя молнией метнулась к ванной, забарабанила в дверь:
– Геннадий! Немедленно выходите!
Тот выглянул – распаренный, умиротворенный:
– Что случилось?
– Пожалуйста! Идите в спальню! Быстро! И сидите там тихо, я вас умоляю!
– Хренасе! – ухмыльнулся тот. – Муж из командировки, что ль, приехал?
– Как вам не стыдно! – с отвращением процедила Галя.
– Ладно тебе, – ухмыльнулся он.
Но снизошел, повиновался. Прошлепал босыми ногами в спальню. Нахально опустился – на ее постель.
Галя захлопнула за ним дверь, задыхаясь от волнения, бросилась обратно в ванную, запихнула его одежду в корзину с грязным бельем, ботинки с ветровкой засунула в обувной шкаф. Подтерла следы влажных ног. Впрочем, вся конспирация зря – консьержка наверняка поделится своими опасениями с Галочкиной подругой.
Что ей говорить?! Галя втянула голову в плечи. Ох, и устроит ей сейчас Верочка разнос – из лучших побуждений, конечно.
Но нет, видно, промолчала консьержка. Никаких упреков не последовало, и вообще Вера вся просто лучилась от счастья. Да и выглядела прекрасно – хотя в прошлый раз, всего несколько дней назад, приезжала бледная, с запавшими глазами.
