– Ага, – хмуро кивнул он, – была у меня на родине соседка. Такая же, как ты, доверчивая. Тоже свою квартирку какой-то мошеннице завещала. Такой милой, сладенькой. Что сказать? И месяца после того, как договор подписала, не прожила.
– Послушай, Гена, – устало молвила Круглова, – я с тобой даже спорить не буду. Помылся? Шампанское выпил? Все, свободен.
Молча принесла из бака с грязным бельем его барахло, положила на табуретку. Вышла из кухни, плотно закрыла за собой дверь.
«Вдруг не уйдет?»
И покраснела – потому что ей совсем не хотелось, чтобы он уходил.
Однако Гена через пару минут появился в коридоре одетый. Ей ужасно стало жаль его – с невысохшими волосами, в мокрых брюках.
Чтоб скрыть свое сочувствие, взглянула совсем сурово.
Он ответил беззащитной улыбкой. Тихо сказал:
– Спасибо тебе, Галочка, за все. А про слова мои ты подумай. И не давай, чтоб тебя использовали.
Подмигнул на прощанье, неумело взял ее руку. Поцеловал. Аккуратно прикрыл за собой входную дверь.
А Галине вдруг стало тоскливо – почти как в тот день, когда Митя ушел от нее навсегда. Еле удержалась, чтоб не броситься Геннадию вслед и не уговорить, чтоб вернулся.
* * *
Виктория Арнольдовна – несмотря на свои восемьдесят четыре года – успевала все. Следила за собой, занималась зарядкой, много читала. Помогала Алле с садиком, с домашним хозяйством, с детьми. А еще – чуть ли не каждый день принимала гостей.
Аля не уставала удивляться, сколь разный народ являлся к старухе с визитами. Причем хозяйка умела меняться виртуозно: когда общалась с элитой, выглядела рафинированной томной дамочкой. А когда болтала с сильно пьющей пожилой матерщинницей из дома наискосок, сама могла и рюмку коньяку лихо жахнуть, и крепким словцом щегольнуть.
Алла Сергеевна редко присутствовала на старухиных посиделках – не было у нее времени на праздность. Если оказывалась дома, подавала в зимний сад чай да уходила.
Но сегодня Виктория Арнольдовна попросила:
– Останься, пожалуйста.
Аля внутренне застонала. Очередному старухиному гостю, симпатичному мужчине, на вид лет тридцать с небольшим. Неужели Виктория Арнольдовна, отчаявшись свести ее с Николаем Алексеевичем, приготовила нового кавалера?
Но нет. Когда Алла Сергеевна послушно присела на пуфик, пожилая дама представила посетителя: отец Игнатий! Ничего себе: священник! Прежде духовных особ у них в доме не бывало.
Аля смутилась, когда он протянул ей руку, – просить благословления она не умела. Но тот просто крепко пожал ее ладонь.
– Аля, – начала Виктория Арнольдовна, – отец Игнатий – настоятель нашей церкви Всех Святых. И пришел рассказать кое-что… о чем в принципе говорить был ни в коем случае не должен… Так что, пожалуйста, обещай сохранить наш разговор в тайне.
– Конечно, – кивнула Аля.
Хотя терялась в догадках – какие секреты может ей поведать священник?
А тот очень внимательно взглянул на нее и тихо молвил:
– Вы когда-нибудь в церкви записки подавали?
– Э… ну… несколько раз. Во здравие дочки. И отца помянуть. Я, к сожалению, не часто бываю в храме.
– Жаль. – Ни нотки упрека в голосе, только искреннее сожаление. – Но раз бывали, то, конечно, знаете, как записки выглядят?
– Да. – Аля недоумевала все больше. – Обычная бумажка, буквы «р.б.», то есть раб или раба божия, и имя.
– Алла, скажите, – священник смотрел на нее мягко, с сочувствием, – вам знаком этот почерк?
И протянул ей тетрадный листок.
Она с удивлением прочитала аккуратную вязь буковок: «р.б. Алла Кузовлева».
Вскинула на отца Игнатия глаза:
– Моя фамилия? Но вроде же писать только имя надо?!
– Мы потому и обратили на записку внимание, – кивнул батюшка. – И я счел своим долгом вас предупредить. Дело в том, что вместе с этой запиской заказали и молебен, – сделал паузу, неохотно закончил: – Молебен – за упокой вашей души.
Алла почувствовала, что бледнеет. Пробормотала растерянно:
– А кто? Кто это сделал?
– Полагаю, кто-то из ваших врагов, – вздохнул отец Игнатий. – Видите ли, в народе существует такое поверье: если молиться за упокой души живого, он якобы начнет хворать и может даже умереть.
Взглянул в перевернутое Алино лицо, поспешно добавил:
– На самом деле, этот миф ни на чем не основан. Но все же будьте осторожны. Береженого Бог бережет.
* * *
Зря Аля пыталась убедить Викторию Арнольдовну, что ей не привыкать к угрозам, а иногда и намеренному вредительству. Ведь учителей, даже любимых, школьнички «тестируют» постоянно. Чего уж бояться какой-то записки – после того, как лягушек в сумку подкидывали и стул клеем мазали?
Однако старуха только отмахнулась от Алиных жизнеутверждающих разговоров. Она была встревожена чрезвычайно. Весь вечер капала ей на мозг:
– Деточка, прости, что пугаю тебя, но я однажды в поликлинике познакомилась с женщиной – совсем молодой. У нее без всяких видимых причин начала рука сохнуть. За месяц чуть не вдвое уменьшилась. Бедняга десяток врачей обошла, в Москву ездила – никто ей помочь не мог. А потом выяснилось: это ее свекровь хотела со свету сжить. Каждую неделю исправно ходила в церковь и заказывала молебен. За упокой души.
– Виктория Арнольдовна! – укоризненно протянула Аля. – Ну, вы же человек исключительно разумный. Атеистка!
– Если б своими глазами эту женщину не видела – не поверила бы, – вздохнула старуха. Прибавила задумчиво: – Да… Злой народ в нашем Калядине.
– Кому, интересно, я настолько не мила? – произнесла Аля с улыбкой.
– Да всем! – убежденно отозвалась Виктория Арнольдовна. – Кто сидит без копейки и на жизнь жалуется. И завидует, что ты – одинокая, с двумя детьми на руках – сумела свой бизнес открыть. Да и поклонники у тебя, – подмигнула, – один другого краше.
– Лично я не верю, что какая-то записка может мне повредить, – поморщилась Аля. – Но все равно интересно: кто автор?
– Почерк, по-моему, женский, – задумчиво протянула старуха. – И это странно.
– Почему?
– Да потому что иначе я бы подумала: это наш драгоценный сосед. Борис Борисович изгаляется. Очень в его духе.
– Да ладно! – усмехнулась Аля. – Мужчина колдовать никогда не будет. Ему проще гвозди на дорожке рассыпать.
– А ты сама кого-нибудь подозреваешь? – проницательно взглянула на Алю старуха.
– Вы же сами сказали: люди злятся, что у меня, серой мыши, целых двое поклонников. Может быть… кто-то ревнует? Кирилл – видный жених, в него наверняка какая-нибудь красотка, бывшая одноклассница, тайно влюблена.
