— Мне хватало облав и обысков. Установку жучков и камер наблюдения в борделях я предоставлял заботам молодых сотрудников Бюро, они же убеждали некоторых девиц становиться нашими информаторами. У нас больше записей ваших похождений, чем DVD в порноотделе вашего видеоклуба.
В одном Том был прав: отчасти из уважения к Магги, отчасти боясь ее реакции, Фред лишь вскользь упомянул о своей разгульной жизни. Точно так же обошел он стороной период, когда увлекался и даже злоупотреблял наркотиками, которые впоследствии строго-настрого запретил своим детям. Однако главным в его романе были не его личные пороки, а та власть, которой он пользовался внутри организации. Его жизнь прячущегося от возмездия предателя обретала иной смысл, и служение мафии было больше не предметом ностальгической грусти, а ценным материалом, который он копил всю жизнь, чтобы поделиться им теперь с грядущими поколениями — разве Мелвилл и Хемингуэй поступали иначе?
Породив на свет великое творение, Фред очень скоро стал терзаться мыслью о его публикации. И тут Тому пришлось проявить чудеса дипломатии, чтобы ящик Пандоры не взорвался прямо у него в руках: Фред был способен устроить любую подлость — разослать свои скандальные откровения во все издательства Европы и Соединенных Штатов или даже отдать их в газету, послав таким образом к черту всю программу Уитсек.
Капитан Квинт сообщил об этом своему начальству в Вашингтон, и те, после короткой паники, прочитали роман. Как ни странно, сам факт, что Манцони решил поделиться своими бандитскими воспоминаниями, не сильно их обеспокоил: они боялись обнаружить в его книге имена кое-кого из политиков, кто так или иначе соприкасался когда-то с миром мафии. Успокоившись на этот счет, они предоставили Тому полную свободу действий, и тот остался с сомнительным опусом в двести восемьдесят шесть страниц на руках, да еще и написанным его злейшим врагом. Тут начался поединок, затянувшийся на долгие месяцы. Фред согласился переработать места, где говорилось о делах, не утративших еще своей актуальности, подправил все, что могло выдать его самого, в том числе описание внешности персонажей — даже тех, кого он сам в прямом смысле слова порезал на куски.
Он изменил имена и названия мест, перенес некоторые события в города, где не бывал ни разу в жизни, поменял контекст и сделал неузнаваемыми самые яркие эпизоды. После всех купюр и правок, сделанных по требованию федерального агента, роман вырос с двухсот восьмидесяти шести до трехсот двадцати одной страницы.
— Будем прагматиками, Том. Издав свой роман, я стану дешевле обходиться американскому правительству.
— Вы что, думаете, что ваше литературное творчество не только достойно публикации, но еще и будет приносить деньги?
— Попробуем, хотя бы ради того, чтобы доказать вам. Если моя книжка окажется никому не нужной, я оставлю все свои литературные амбиции, забьюсь в нору и буду всю оставшуюся жизнь каяться и совеститься.
— Чтобы такое стало возможным, вы должны публиковаться под псевдонимом.
— Ласло Прайор.
— Что?..
— Это мой псевдоним. Правда похоже на настоящего писателя?
— Но почему Ласло Прайор? Тут есть какой-то особый смысл?
— Ласло — потому что это как бы по-славянски, да и звучит загадочно. Я всегда считал, что все стоящие писатели — славяне, и все они — загадочные. А Прайор — потому что я всегда был фаном фильма «Миллионы Брюстера» с Ричардом Прайором.
Все это было неправда, Ласло Прайор существовал на самом деле и работал чернорабочим в баре Би-Би, в Ньюарке. Фред взял себе это имя, потому что ему нравилось, как оно звучит, но еще и потому, что между ним и этим типом всегда существовала особая связь. Ласло Прайор и Джованни Манцони были как бы двумя сторонами одной монеты — светлой и темной, и тому были объяснения, которыми Фред не желал делиться с Томом.
— Никаких встреч с издателем и никаких интервью.
— Идет, Том.
— В любом случае, я спокоен: кто захочет читать словесный понос безграмотного графомана? Неужели вы думаете, что найдется издатель, который отважится вложить в вас деньги? Да не родился еще тот дровосек, который решится вырубить кусок леса, чтобы сделать из него бумагу для вашей дребедени!
— Знаете, если это чудо произойдет, вы не пожалеете: я стану образцовым «раскаявшимся» — успешным, в расцвете лет и карьеры.
Через свои каналы Том запросил сводку относительно издательского дела во Франции. Затем, чуть ли не на спор, чтобы обломать зарвавшегося Фреда, был составлен список возможных издателей. Все операции надлежало совершать через Тома, он становился доверенным лицом писателя, пожелавшего сохранить инкогнито. Единственным, кто откликнулся через несколько месяцев после получения рукописи романа Ласло Прайора «Кровь и доллары», был Рено Дельбоск.
Издатель поделился с Томом своими ощущениями от текста. Он нашел стиль «небрежным и хаотичным», в ее нынешнем состоянии книга не могла быть издана, требовались глубокое редактирование и тщательный перевод. Однако он был потрясен высокой точностью описания сцен действия — это какое-то «графическое насилие», почти нематериальное, запредельное, не имеющее ничего общего с реальностью.
— Ничему из этого не веришь ни секунды. Например, эта сцена, где главный герой со своей бандой устраивают чистку в заброшенном доме в Бронксе, занятом пуэрториканцами. Или еще, тот бредовый кусок, когда Виктор Джилли отправляет под пресс бьюик, внутри которого находятся четыре типа, заподозренных им в связях с ФБР.
Виктора Джилли звали на самом деле Винсент ди Грегорио, и это был не бьюик, а шевроле «сильверадо», но в куске прессованного железа размером меньше кубометра действительно нашли четырех типов, только они сливали секретную информацию о клане Джилли не в ФБР, а Дону Пользинелли, капо враждебного клана. В описании Фреда этот эпизод и правда походил на некий литературный перформанс — краткий момент взаимопроникновения плоти и металла, в результате которого из-под пресса выходит современная скульптура, символизирующая последнее пристанище человеческого тщеславия.
— Этому не веришь ни секунды, — повторил Дельбоск, — но какое воображение, какой изыск, какое острое чутье на самые чудовищные подробности, какая жестокость! Я не знаю, кто скрывается под именем Ласло Прайор, и, честно говоря, не уверен, что хотел бы с ним познакомиться, но я хочу его издавать. Я могу предложить ему контракт без аванса на небольшой тираж — три тысячи экземпляров — в моей карманной серии, без рекламы. Положимся на людскую молву и посмотрим, что из этого получится.
«Кровь и доллары» вышли в свет в тот год, когда Уэйны поселились в Мазенке. Доверенное лицо Том подписывал контракты, вел телефонные переговоры, получал редкие вырезки из газет о книге, которая была уже переиздана дважды; таким образом, количество проданных за первый год экземпляров достигло восьми тысяч — неплохой итог, позволивший издательству сохранить свою независимость и планировать публикацию следующего (а почему нет?) романа Ласло Прайора.
Правда, прежде чем рукопись показалась Рено Дельбоску готовой к публикации, ему пришлось подвергнуть ее поистине ювелирной обработке. Он добился того, что Фред смягчил некоторые места — не из цензурных соображений, а для сбалансированности текста. Том, у которого не было ни времени, ни желания вникать в эти тонкости, вынужден был связать их напрямую. Они уговорились с Фредом, кто такой Ласло Прайор: высокопоставленный американский чиновник, удалившийся на покой, поселившийся в Провансе и занявшийся там писательством — не столько ради литературной карьеры, сколько чтобы просто убить время. И не такие психи бывают на свете.
