– На этой земле будет могила сына. Ничего больше. Я так решил.
– О господи… Простите, капитан. Между прочим, вы и миссис Хейворт награждены – «За храбрость» и «Пурпурное сердце» каждому. Это боевые медали, но и случай исключительный.
– Засуньте их себе в жопу, – сказал Виктор. Он с каждой секундой мрачнел, его утомил этот разговор.
– Пусть лучше пока так полежат. Слушайте, капитан… Виктор. Мы не имеем права на вас давить. Ни как наниматели, ни как частные лица, сочувствующие вашему горю. И помочь можем, разве что подняв оплату на полпроцента. Считайте, это уже записано в контракте, что бы вы ни решили. Однако… У вас, конечно, теперь двойное гражданство, с чем и поздравляем, но душой вы были и остаетесь наш, верно? Можно мы вас попросим от лица родины?
– Фу-у, какая патетика. Естественно, я ваш… наш! Не понимаю – что, свет клином сошелся на этом чертовом камне? Дырку в бюджете вы им затыкаете? Ничего себе дырочка.
– Да нет, Виктор, все гораздо серьезнее. Оплата по договору с Землей пойдет вообще не деньгами. Мы растрясли метрополию на свежие ноу-хау и самые продвинутые материалы. Получим достаточно, чтобы заложить целую торговую флотилию. Это будет совсем новый флот, с принципиально другими возможностями. Скорость, грузоподъемность… Такой шанс… Сами понимаете. Если все получится, станем вровень с метрополией. Они вялые, мы динамичные, раскрутимся вовсю, лет через сто не на Землю будут стремиться, а к нам.
– Замечательно. А от меня-то что зависит?
– Повторяем, нашелся юридический казус. И только вы можете его устранить. Ситуация такая: если земляне к камню подойдут, а вы на нем сидите, пусть он даже не движется вообще, значит, формально мы его к точке встречи доставили и все условия договора соблюдены. А если…
– Он не может не двигаться, – перебил Виктор. – В космосе все движется. А уж этот проклятый булыжник я как следует разогнал.
– Извините, ошибочная метафора. Так вот, если вас на камне не окажется, выходит, мы его не доставили. Дальше объяснять? Виктор, нам новый флот позарез нужен. И тут такая удача! А потом такая неудача… Вы же потомственный астронавт, черт побери. Вас это напрямую касается. И вам летать еще лет тридцать верных. Да мы вам такой кораблик пода… продадим, закачаетесь.
– Я и так уже качаюсь, еле на ногах стою, – Виктор покосился на «внутренний» монитор. Пора было идти разбираться с Гудвином. – И что, много мы теряем, если метрополия полезет в бутылку?
– Много, – просто ответили ему. – Почти всё. Виктор, умоляем, дотяните как-нибудь до точки встречи.
– Ладно, – сказал Виктор. – Пойду решать семейные проблемы.
– Ваш ответ?
– Ответ «не знаю». Вы хоть представляете, что это такое – прожить на корабле четыре месяца в одиночку? Кто-нибудь так ходил когда-нибудь? Месяц, и то много.
– А если вы ляжете спать и ходовая выдержит?
– Пятьдесят на пятьдесят. Зато если она не выдержит, – Виктор криво усмехнулся, – то, когда подойдут земляне, меня на астероиде не будет точно. Вот что вас должно волновать.
Подумал и добавил:
– Сволочи вы. А я дурак.
И вырубил связь.
Хейворт Фрейт Лтд., свободная лицензия, грузовые перевозки.
Класс: дальний транспорт, тип: буксир-толкач.
Экипаж: два человека. Виктор Хейворт, капитан. Кэтрин Хейворт, инженер.
Справка о диагностике: как транспорт, эксплуатации не подлежит, необходим капитальный ремонт силовой установки и ходовой части.
Рекомендации: немедленный сброс груза, ремонтно-регулировочные работы силами экипажа, следование в ремонтную базу на тяге не более 50%.
Принято решение: …
Виктор ссутулился в кресле, спрятал лицо в ладонях. Не хотел вспоминать, но картинка пришла сама: его смеющийся малыш.
…Виктор любил смотреть, как малыш просыпается. Они с Кэтрин садились рядышком, обнявшись, и ждали. Это были минуты, исполненные невероятного тепла, их будто обволакивало нежностью, всех троих. Малыш спал, как многие дети, забавно – на груди, подобрав под себя руки и поджав ноги. Медленно-медленно открывал глаза, смотрел еще отсутствующим, потусторонним взглядом куда-то мимо родителей, потом замечал отца и тихонько, почти без выражения говорил: «Папа…» «Да-да, – соглашался Виктор, – это я, папа, все нормально, я тебе приснился, спи дальше». И длинные пушистые ресницы малыша опускались. Проходила минута-другая, зеленые глазищи распахивались снова, малыш говорил чуть увереннее: «Папа…» «Да тут я, тут, все хорошо, ты спи, если хочешь». И тогда малыш начинал довольно посмеиваться, еще сонно. И шарить рукой в поисках бутылочки. Виктор давал ему сок, малыш жадно пил, окончательно просыпался, глядел на отца уже осмысленно и смеялся громко, радостно. Он так выражал полное, совершенное довольство. «А где же мама?» – спрашивал Виктор. «Мама… Мама!» – и опять смех.
С ним было страшно в первые минуты и жутковато в первые дни. Виктор тогда просто боялся притронуться к малышу, такому хрупкому – опасался неловким прикосновением ему что-нибудь повредить. Тяжко было, когда резались зубы. «Черт побери, вот лишнее доказательство того, что мы не из этих миров, – бормотал Виктор. – Не подходят нам планеты земного типа. Ну не может же местный организм с такими мучениями вступать в жизнь!»
Очень помогал Гудвин. Из этого дядьки средних лет с невыразительным лицом и скупыми жестами получилась идеальная нянька. И он делал великолепные игрушки. Еще распечатывал книги на тонком пластике, ловко переплетал их и читал малышу дни напролет…
…И тут Виктор с легким ужасом понял, что совершенно не помнит Кэтрин. Не помнит ее в те дни. Женщину, выносившую и родившую малыша, кормившую его грудью, отдававшую ему максимум времени и сил, иногда плачущую, иногда бранящуюся, страдающую и радующуюся… Виктор не запомнил ее – женщину, которую так любил.
Все сожрал проклятый камень. Виктора хватало на малыша и груз. А на жену, с которой столько за эти два с лишним года разговаривал, занимался любовью, работал, ел за одним столом, обсуждал какие-то вопросы, привычно задевал рукой, проходя мимо, чтобы лишний раз напомнить: он любит ее, как прежде, как пятнадцать лет назад… На жену его, оказывается, не хватило. Она была вроде бы все время рядом. Но он ее не запомнил.
Проклятый камень, проклятый камень…
Малыш умер во сне. Вой сирены не разбудил его – Виктор отключил тревожную сигнализацию в импровизированной детской, бывшей штурманской рубке, совершенно лишней при таком куцем экипаже. Все произошло очень быстро. Толкач взвыл аварийкой, обнаружив чужака на пределе дальности, а через секунду весь содрогнулся, прошитый насквозь в тысяче мест крошечными сгустками «шрапнели». Кэтрин была в лифте, на полпути от машинного к рубке, а Виктор нес вахту. Лазер начал отплевываться на автомате. Виктор застыл в кресле, растопырив напряженные руки и широко раскрыв пустые глаза – пытался разглядеть врага и убить, пока тот не успел перезарядиться. На третьем выстреле чужаку обожгло скулу, Виктор увидел его как на ладони, перехватил управление лазером и то ли что-то сказал, то ли просто выдохнул, то ли подумал – интроскоп все равно понял команду правильно, – короче говоря, капитан Хейворт выстрелил.
