Весь бой от начала до конца занял пять секунд, и Виктор успел на секунду раньше, чем враг дал второй залп.
Трясясь от выброса адреналина, Виктор окинул взглядом корабль, увидев всё разом, как обычно видит капитан. Отключил интроскоп – тому оставалось работать несколько мгновений, – поморгал, свыкаясь с убогим человеческим видением мира, и бросился в детскую.
Нужно было Кэтрин доставать из застрявшего лифта и Гудвина вытаскивать из-под обломков в мастерской, но они подождут.
Три пробоины в детской. Уже затянулись. Если в малыша не попало, он ничего и не заметил. Если не попало. Не попало. Если.
«Шрапнель» разгоняют электромагнитным полем до бешеных скоростей, и эти крохотные дробинки прошивают всё насквозь, их не остановишь. Двигатель опасно задет, ходовая к черту, генераторы вдребезги, трубопроводы, кабели – страшно подумать. И спасательный катер в решето.
Камень только невредим, будь он проклят. Его старались не поцарапать, стреляли в самую корму толкача, били с предельной дистанции, чтобы не заметил. А толкач, умница, старый верный дружище, все равно засек врага своими чуткими сенсорами последней модели, на которые хозяин не поскупился. Заметил, но поздно. Ну, уж как мог. И выдержал удар, не развалился. Потом развалится, наверное.
А камень, сука, целехонек.
Малыш лежал в кроватке, как обычно, поджав ноги, подобрав руки под себя – у Виктора сразу отлегло от сердца. А потом… Он упал на колени, посмотрел вплотную…
Голову должно было разнести вдребезги, разметать, но «шрапнелина» вошла малышу в затылок, а вышла через глаз и полетела дальше. Если бы не струйка крови, стекающая из приоткрытого ротика, Виктор наверняка принялся бы тормошить сына, будить, в надежде, что тот крепко спит.
В этот момент Виктор понял, каково оно, желание отдать свою жизнь ради другого. За Кэтрин он был готов убивать. За малыша, оказывается, запросто согласился бы умереть, лишь бы тот выжил.
Виктор даже не закричал. Он сжался в комок, свернулся в позу эмбриона, повалился так на пол, а потом, не без труда распрямившись, ползком выбрался из детской.
Так его и нашел Гудвин: капитан Хейворт полз по коридору, заливаясь слезами и утробно рыча.
Гудвин прибежал через две минуты – понял, что ситуация нештатная, включил аварийные резервы и легко раскидал полтонны железа, под которыми лежал.
Собственно, Гудвин в последующие сутки делал на корабле всё. Виктор и Кэтрин тогда едва шевелились. Разумеется, командир отдал необходимые распоряжения, а инженер провел точную диагностику. Но работал непосредственно руками только андроид. Мужчина и женщина сидели в кают-компании и молчали. А иногда тихо плакали.
Потом с женщиной началось что-то странное. Кажется, она стала искать виноватого в случившемся. И вроде бы нашла.
А капитан сказал, что они не бросят камень и вместе с ним проследуют дальше. Он отказался предавать усопшего космосу согласно традиции астронавтов, а спрятал тело малыша в холодильник. Чтобы потом захоронить его в грунте, как настоящего Хейворта. Джону предназначалась самая роскошная могила из тех, что были у Хейвортов за последние лет пятьсот. В земле прекрасной и недоступной Земли, величественной метрополии, планеты-мозга и планеты-сердца обжитой Вселенной. Планеты, в которую было закачано столько денег, что на кусочек ее поверхности, достаточный, чтобы встать обеими ногами, простой смертный не заработал бы и за сто жизней.
Капитан сказал, им надо «дотянуть до точки встречи».
Через неделю женщина ударила его в глаз отверткой.
Капитан сломал ей руку.
Потом женщина что-то сделала с Гудвином, и больше он ничего не помнил.
Хейворт Фрейт Лтд., свободная лицензия, грузовые перевозки.
Класс: дальний транспорт, тип: буксир-толкач.
Экипаж: два человека. Виктор Хейворт, капитан. Кэтрин Хейворт, инженер.
Справка о диагностике: непосредственная угроза взрыва силовой установки, осталось не более трех часов на проведение минимально необходимых ремонтно-регулировочных работ.
Рекомендации: экипажу немедленная эвакуация.
Принято решение: …
«Ты думаешь, я соглашусь пройти через это еще раз?!»
Когда женщина говорит так, она на самом деле спрашивает – ты думаешь, я выдержу, у меня получится, мы сможем?
В противном случае она просто говорит «нет».
Виктор встал, подошел к детскому креслицу, притулившемуся в углу. Снял его с креплений. Кресло стояло на объемистом рундуке. Виктор откинул крышку, покопался немного, вытащил ломик, короткий, но тяжелый. Взвесил в руке. Недобро усмехнулся и вышел из рубки.
– Слушай, Гудвин! – раздалось в коридоре. – Тут какое дело… Ты меня, конечно, извини, но по-другому сегодня не получится!
Послышались глухие удары.
Потом – тишина.
Принято решение: регулировка и ремонт.
07.12.2003
Рыцарь и разбойник
Это даже не засада была.
Просто вышли из-за деревьев человек десять – лениво, не спеша. И встали поперек дороги. Кто опершись на рогатину, кто с дубиной на плече, а у которых были мечи, те и не подумали взяться за рукояти.
И правда, чего суетиться. Все равно лучники, засевшие в подлеске, держат на прицеле редкую для здешней глухомани добычу – одинокого всадника.
Пусть теперь она, добыча, себя объяснит.
Всадник остановил коня и плавным неопасным движением поднял руку с растопыренной пятерней. Из-под рукава показался широкий пластинчатый браслет. Те разбойники, что с мечами, увидев браслет, мигом посерьезнели. Кое-кто даже подался назад, за спины товарищей.
– Имя – Эгберт, – сказал всадник негромко, но отчетливо. – Мне нужен Диннеран.
Шайка начала переглядываться. Вперед протолкался мужчина средних лет с неуместным в лесу чисто выбритым лицом.
– И зачем вам понадобился старина Дин? – спросил он почти весело.
– Совесть замучила? Решили умереть героем? Бросьте. Если жизнь надоела, так и скажите. Мы вас прикончим совершенно безболезненно, чик – и готово.
Всадник молча смотрел на бритого. Тот вдруг засмущался и отвел взгляд.
– Ладно, ладно! Давайте слезайте, поговорим. У вас, похоже, серьезное дело, а мы уважаем правила.
– Да он все равно теперь не жилец, – буркнул один из мечников. – Это же Эгберт. Тот самый. Спрашивается, зачем добру пропадать?