— Скорее всего, — пожал плечами Толстяк. — А кто там с ним еще может быть? Ну, разве что этот придурок Нильс.
— Вот и проверишь, — прищурив глаза, кивнул Вольф. — А мы за углом постоим. Черт, маркер забыл! Вы тоже, конечно, не прихватили?
— У него спросим. — Кивнув на дом, Торольв поправил свои вечно сальные волосы и мерзко захихикал.
Подойдя к двери, Толстяк нажал кнопку звонка и жал, не отпуская, пока не открыли.
— Чего тебе? — удивленно посмотрел на него Ханс. Вот уж кого никак не ожидал увидеть.
— Ты один?
— Ну, один.
— У тебя, случайно, не будет красного маркера?
— Чего?
— Спокойно, пташка! — Метнувшиеся к двери Торольв и Вольф схватили Ханса за руки.
— Э, вы чего это?
— Заткни пасть! — Вольф ударил мальчишку в челюсть. Тот упал, вскрикнув.
— Вяжите ему руки, — приказал Вольф. — И рот не забудьте, не жалейте скотча.
Минута — и обескураженный Ханс был спеленут, словно младенец.
— Поведем уже? — поинтересовался Торольв.
— По-моему, рановато, — стуча зубами, произнес Толстяк. — Светло еще!
— Какое там светло? — усмехнулся Вольф. — Пока дойдем. Сейчас темнеет быстро. Маркер нашел?
Толстяк кивнул.
По знаку Вольфа они схватили хозяина дома под руки и, вытащив за порог, повели к старому кладбищу. Ханс упирался, что-то мычал, мотая головой. Вольф несколько раз сильно ударил его в живот, после чего достал нож и приставил к горлу:
— Еще раз трепыхнешься, убью, понял? — Ханс кивнул, глотая слезы.
Вокруг быстро темнело, на шоссе зажглись фонари, от деревьев протянулись по всему скверу длинные тени. Похолодало — изо рта уже шел пар, а Ханс был лишь в безрукавке и джинсах. Чем дальше они шли, тем гуще становились деревья, непроходимей кусты, и вот уже стали видны покосившиеся прутья ограды. Старое кладбище…
— Пришли, — сказал Вольф, когда они оказались в самом дальнем углу заброшенного погоста. Высокие деревья заслоняли черное небо, делая его еще чернее.
— Вон, подходящее дерево. — Торольв кивнул на старый тополь, к которому и привязали несчастного Ханса, вернее, торопливо примотали скотчем.
— Хорошо.
Вольф холодно посмотрел на жертву и, достав из кармана сиреневый кристалл, вложил его в ладонь будущей жертвы. Тщательно сложил холодные пальцы, перевязал скотчем. Удовлетворенно кивнув, резким движением разорвал безрукавку на груди Ханса. Взял в руки маркер… и озадаченно замер.
— Кто-нибудь умеет рисовать? — спросил он.
— Я, — кивнул Толстяк. — Умел когда-то, в детстве.
— Рисуй. — Вольф передал ему маркер. — Прямо на нем, на груди, слева.
— А… а что рисовать? — дрожащим голосом поинтересовался Толстяк.
— Волка! Сможешь?
Тот кивнул, чувствуя, как под пальцами яростно бьется сердце Ханса. Глаза мальчишки смотрели прямо на Толстяка. Он дернулся всем телом, как только маркер коснулся груди.
— Мама! — испуганно вскрикнул Толстяк и уронил маркер в снег. И тут же почувствовал у своего горла острое жало ножа.
— Не надо-о! — громко заверещал он. — Не надо-о-о!!!
— Не ори. — Вольф легонько ударил его по щекам и подал маркер: — Рисуй!
Толстяк, утерев сопли, принялся рисовать, больше уже не обращая внимания на несчастного Ханса. Он даже высунул язык от усердия, не отрывая маркера от тела до тех пор, пока на груди жертвы не получилось что-то отдаленно напоминающее собаку.
— Молодец, — похвалил Вольф и достал из-за пояса тонкий железный шкворень с блестящим, остро заточенным концом. Размахнулся…
Ханс ойкнул и обмяк, теряя сознание.
— Слабак! — презрительно бросил Вольф, примерился снова…
— Чем это вы тут занимаетесь? — раздался голос.
— Полиция!!! — завопил Толстяк и первым кинулся прочь. За ним поспешил Торольв, а следом уж и бритоголовый Вольф, а куда ему было деваться?
— Стойте, вы, остолопы! — орал он им вслед. — Никакая это не полиция, голос-то женский…
— Ой, кто ж это тебя так? — Марта Йоргенсон ловко разрезала скотч маникюрными ножницами и похвалила себя — хорошо, прихватила с собой сумочку, не оставила в машине, побоявшись воров. Похлопала мальчишку по щекам. Тот открыл глаза…
— Ну, как ты?
— Нормально, — слабо улыбнулся Ханс. — Нам бы надо… поскорее убраться отсюда… г-госпожа Марта.
— Ты думаешь, они могут вернуться? — Ханс кивнул. — Тогда идем.
Закинув себе на плечо руку Ханса, Марта повела, вернее, поволокла мальчика за собой. И снова не удержалась, похвалила себя — всё-таки как хорошо, что она вот уже третий год занимается фитнесом. А позади между тем слышались уже чьи-то шаги.
— Не успеем, — покачала головой Марта. — Их там много?
— Трое.
— Н-да-а… А это что там такое? — Замедлив шаг, она мотнула головой куда-то направо, где в зарослях рябины темнело какое-то небольшое строение.
— Сарай… Родители там хранили грабли, лопаты и прочее… — Ханс уже почти совсем оклемался, только передвигался с трудом.
— Туда! — оглянувшись, решительно бросила Марта и прибавила шагу.
— Вот они, Вольф! — закричали сзади. — И вправду — баба! И — одна!
— Лови их, лови! Вон куда-то свернули!
— Эй, вы! Стойте, хуже будет!
— Быстрее, Ханс… — шептала на бегу Марта. — Быстрее, родной.
Они едва успели забежать в сарай и забаррикадировать изнутри дверь. Но успели всё-таки… Как и говорил Ханс, в сарае оказались садовые инструменты: грабли, лопаты, секаторы. Покойные Йохансены любили возиться в саду…
Снаружи попытались выбить дверь.
— Только попробуйте! — решительно предупредила Марта. — У нас здесь лопаты. Первому, кто сунется, тресну по башке, так и знайте.
Она сунула руку в сумочку… черт возьми, мобильник-то остался в машине, на торпеде.
— Но те-то об этом не знают, госпожа Марта! — утерев слезы, прошептал Ханс.
— Молодец. — Марта взъерошила ему волосы и закричала, громко, как могла: — Але, полиция? Тут у нас, в Снольди-Хольме, такое!
— У нее мобила, Вольф! — в растерянности произнес Торольв. — У нее мобила.
— Не паникуйте. — Тяжело дыша, Вольф схватил за плечо собравшегося бежать Толстяка. — Полиция еще когда будет. — Он накинул на защелку сарайчика валявшийся в снегу замок. Чиркнул спичкой. — В доме наверняка найдется что-нибудь типа растворителя или бензин в гараже…
— Так ты хочешь…
— Они, между прочим, нас видели. По крайней мере Ханс. Это я о тебе пекусь, Толстяк! Давай быстро в гараж…
