Ни слова не говоря, Греттир склонился в поклоне.
К полудню Мечислав-людин и Вятша добрались наконец до усадьбы Любомиры. Лил дождь, и оба насквозь промокли, кляня на чем свет стоит волхвов-облакогонителей, это ведь, верно, они накликали тучи. И на этот раз Вятшу не допустили в избу, да он не больно-то и рвался, уселся у летнего очага, под навесом, переоделся в сухое, развесив на просушку одежду. Лобзя присела рядом, погладила по плечу:
— Благодарствую за подарок.
Парубок улыбнулся — видно, по нраву пришлись деве и костяной гребень, и витой браслетик синего густого стекла. Оглянувшись на избу, прижал к себе Лобзю, засунул руку за ворот рубахи… Другая рука скользнула к подолу.
— Тише ты, — прошептала девчонка. — Чай, увидят!
— А давай на пастбище убежим, — предложил Вятша. — Или — в амбар.
Лобзя счастливо улыбнулась:
— Уж лучше в амбар, эвон, дождь-то! Покуда до пастбища добежим…
Они юркнули в амбар, прикрыв дверь, Вятша стащил с девчонки одежду, почувствовал знакомое тепло кожи…
— Вятша! Вятша! — внезапно донеслось со двора. — Да где ж тебя леший носит? В амбаре, что ли? Сходи посмотри, Онфиска… Да ежели там, пускай сюда поспешает.
Около амбара послышались тяжелые шаги Онфиски — девушки, как и Лобзя, не слабой, кровь с молоком. Лобзя проворно натянула рубаху, как раз вовремя.
— Ой, а вот вы оба где! — заглянула в амбар Онфиска. — Собирайся, Вятша, хозяйка зовет.
Вятша с неохотой поднялся с сена:
— Ну, что там ей еще надобно?
Хозяйка Любомира дожидалась его под навесом:
— Пойдешь к реке, подождешь гостей у лодки. Весла приготовь да воду вычерпай. Лошади-то не убегут, чай?
— Не убегут, надежно привязаны.
— И славно. Ну, беги, не стой же.
Прихватив новое весло — старое-то не очень надежным было, — Вятша выбрался за ворота и сплюнул. Дождь все поливал — стоило ли переодеваться? А может, скинуть одежку вообще, спрятать под куст, да и сидеть в лодке так, голым? Не, холодновато будет, да и рубаха уже вымокла.
Перевернув челн, он вылил из него набравшуюся дождевую воду, затащил под куст, сам уселся на корточки рядом. Ждать пришлось недолго, вскоре за кустами послышались голоса, и к разливу вышли трое: Мечислав-людин, незнакомый мужичонка низенького роста и третий… Вятша едва не вскрикнул — третьим был князь Дирмунд! Тот самый, по чьему приказу Вятша и такие, как Вятша, должны были б стать безумными воинами-волками, по чьему приказу они убивали друг друга, по чьему приказу чуть было не погиб страшной смертью и сам Вятша! Да, это он, Дирмунд! Рыжеватый, с вислым унылым носом… И глаза! Черные, сверкающие, жгучие! Бежать немедленно? Так уже поздно.
— Ну и где тут челн? — Князь Дирмунд равнодушно повернулся к парню. И тот вдруг возликовал — не узнал! Не узнал же! А если б он, как собирался, скинул рубаху, показав выжженного на груди волка? Пожалуй, его тут же бы и порешили, а так… А так еще поживем! А может, опрокинуть князя-волка в студеную воду? Интересно, выплывет?
— Останешься здесь, — словно подслушав его мысли, хмуро произнес Мечислав. — Челн не выдержит четверых.
— Но как же…
— Вплавь, — жестко усмехнулся корчмарь. — Не так и холодно, а расстояние до того берега небольшое. Приплывешь и заберешь челн, весла мы оставим.
Вятша ничего не ответил. Следил лишь, как забирается в лодку Дирмунд. Вот челн качнулся… может? Нет, тут же и выпрямился. Низенький слуга протолкнул лодку вперед и, быстро запрыгнув сзади, зашевелил веслом.
— Чтоб вам перевернуться! — сплюнув в мокрую от дождя траву, от всей души пожелал им раздосадованный парень.
Они, конечно же, не перевернулись, доплыли до лошадей. Князь с Мечиславом поехали верхом, а слуга побежал сзади. Он был вынослив и не боялся отстать. Вскоре впереди показались серые городские стены, сквозь разрывы туч освещенные вымытым, клонившимся к горизонту солнцем. Проехали мимо пристани — ни Мечислав, ни Дирмунд не заметили вдруг резко отпрянувшего от них молодого лохматого парня.
— Фу, ты, леший, — прячась в кустах, передернул плечами Ярил Зевота. — Чуть не столкнулся. Эй, дядько Корислав, смола закончилась!
— Чего в кустища забрался, живот схватило? А смолу возьми, эвон, в бочке.
Так и проскакали Мечислав с Дирмундом мимо. Из распахнутых ворот навстречу им вынеслись всадники во главе с Греттиром из Вика. Увидев прямо перед собой — буквально в двух шагах — опального князя, Греттир осадил коня:
— Тебя ли вижу, Дирмунд из Халогаланда?
Дирмунд тоже узнал его. Нахмурился — видно, подобная встреча никак не входила в его коварные планы. Оглянулся по сторонам, словно затравленный зверь… и вдруг глаза его вспыхнули радостью.
— Рад тебе, славный Греттир из Вика, — громко произнес князь. — По здраву ли Хаскульд-конунг?
— По здраву, — несколько ошарашенно ответил воевода, раздумывая, отдать ли приказ тут же схватить предателя.
— А я ведь к нему поспешаю, — неожиданно улыбнулся Дирмунд. — Хочу явиться поскорей пред его светлые очи.
Воевода потеребил усы:
— Так и мне, выходит, теперь туда же.
— Едем же вместе, славный Греттир. Поспешим!
Только бы Хаскульд принял его один, тогда… Тогда есть все шансы на удачный исход. Похоже, пока все так и складывается. А если не примет сразу, если велит бросить в подвалы? И казнить без суда, как предателя, взалкавшего власти? Тогда нужно будет выбираться. В конце концов, с ним Камень. Волшебный камень Лиа Фаль, символ древних богов Ирландии. Жестоких кельтских богов, чьим жрецом давно уже был Дирмунд, вернее, принявший его облик Форгайл Коэл, Черный друид смерти. Ничего, ведь Дирмунд вскоре станет истинным князем в Киеве, именно так начертано в предсказаниях, и никто не изменит норн приговора!
— Никто не изменит норн приговора, — зловеще повторил Дирмунд, поднимаясь по крутым ступенькам крыльца.
Хаскульд принял его один — слава богам, надо будет поскорей принести им человеческую жертву! — И друид, незаметно достав из-за пазухи Камень, смиренно склонил голову.
— Прости меня, князь… Ты ведь собирался простить меня, ты этого хочешь, ты желаешь, чтобы все было как раньше: ты — правитель, я — твоя правая рука.
— Я давно собирался простить тебя, Дирмунд, — вздрогнув, неестественно ломким голосом произнес князь. — Хорошо, что ты пришел повиниться сам. Пусть будет как раньше: ты — моя правая рука. — Он обернулся к приоткрытой двери: — Слышите все? Слава ближнему боярину Дирмунду!
— Слава! — эхом отдалось за дверью.
Уже ночью друид решил выполнить обещанное богам. Самолично взнуздав коня, выехал из Детинца, свернул на Щековицу. Ветер разнес тучи, и желтая луна, выкатившаяся на небо, ярко освещала путь. Тянулись по сторонам черные холмы и деревья, и черные крыши домов маячили на фоне звездного неба. Усадьбы угрюмо щетинились частоколами, черными, как и душа друида. Впрочем, была ли у него душа?
