— Нам нужно место, где мы могли бы переночевать.
Эмма открыла рот, но обнаружила, что не может произнести ни звука. Переночевать в ее пансионе? Именно этого хочет красавец мужчина, скрывающий какую-то тайну?
— Дорожный патруль велел мне съехать с дороги, так как движение на шоссе остановлено и в ту и в другую сторону.
Эмма продолжала смотреть на него молча, по-прежнему не в силах выдавить из себя ни звука.
— Надеюсь, что через несколько часов мы сможем продолжить путь.
Будь этот мужчина один, Эмма, скорее всего, сказала бы «нет». Если, конечно, ей удалось бы вернуть контроль над собственными голосовыми связками.
Но не сможет же она отправить человека обратно в метель! Значит, остается сказать только «да», тем более что на руках у него ребенок. Придется рискнуть, хотя все ее женские инстинкты возражают — слишком уж опасным мог стать для нее этот мужчина, раз он вызывал невольное желание понравиться ему.
Эмма заставила себя сосредоточиться. Ах да, ведь он сказал «на несколько часов». Ну, несколько часов она как-нибудь переживет.
Но колпак Санты Эмма все же сдернула. Взгляд мужчины задержался на ее голове. Губы его сложились в подобие улыбки, но это длилось всего мгновение.
— Дорожный патруль сказал, что здесь пансион.
Тон, каким это было сказано, свидетельствовал: если бы не необходимость, он и близко бы не подошел к ее дому! Этот тон словно высмеивал все затраченные ею усилия. Эмма поджала губы: «Пусть думает что хочет!» Но вот что ее встревожило, так это собственная реакция на замечание мужчины. Почему мнение совершенно незнакомого человека ее так сильно задело? Ей вдруг даже захотелось сказать, что она не сдает комнаты на зиму.
Но ни у него, ни у нее не было выбора. Не может она отправить ребенка в метель! К тому же тот факт, что мужчина был не один, предполагало, что он никакой не преступник, а действительно просто путник, застигнутый в пути непогодой, и он не представляет для нее никакой угрозы. Он мог представлять угрозу только ее чувствам, но, бросив еще один взгляд на его замкнутое лицо, Эмма поняла, что мужчина не расположен даже к невинному флирту.
— Проходите, — вежливо сказала она, отступая в сторону. — Правда, на зиму я закрываю пансион, но раз уж вы приехали…
Он прошел мимо нее, и Эмма почувствовала запах, исходящий от этих двоих, на секунду перебивший даже ароматы из кухни, — горьковатый мужской запах, к которому примешивался запах мыла и лосьона после бритья, а также запах детской присыпки.
Эмма закрыла дверь, но дверная ручка осталась у нее в руке. Она быстренько вставила ее обратно, надеясь, что незнакомец ничего не заметил, но, обернувшись, поняла, что от его глаз ничего не ускользнуло. Проклятая ручка не захотела возвращаться на свое место и упала на пол, Эмма быстро наклонилась и подхватила ее.
— Я не взимаю дополнительный платы за очарование глубинки, — как можно беспечнее произнесла Эмма, закрывая собой отверстие от ручки, из которого теперь дуло холодом.
Мужчина даже не улыбнулся. Он огляделся, отмечая стоящую у входа маленькую елочку, всю украшенную маленькими белыми ангелами, перевязанные белыми лентами гирлянды из веточек, обвивающие перила лестницы…
Он стоял как раз под веточкой омелы, и это невольно обратило взгляд Эммы на его губы
[1]
. От возникшей в ее голове мысли ей стало не по себе. Почему она думает о том, какой вкус у этих губ и на что она готова пойти, чтобы это узнать?
Неужели ошибка с Питером ее так ничему и не научила?
«Если я думаю о губах незнакомца, то, скорее всего, нет, ничему не научила», — с сожалением заключила Эмма.
Ее гость, свалившийся как снег на голову, нахмурился:
— Если вы закрываете пансион на зиму, значит, вы украсили дом исключительно для себя?
— Я ждала гостей.
Эмма заставила себя сцепить зубы, чтобы в поисках сочувствия не начать жаловаться ему, какой сокрушительный крах потерпели все ее надежды на первый вечер, которым должны были начаться новогодние празднества. Впрочем, его взгляд не выдавал в нем человека, способного к сопереживанию.
Следующий его вопрос заставил Эмму порадоваться, что свои излияния она оставила при себе:
— У вас есть комната без… рождественской тематики?
— Ясно, вы не любите Рождество, — ровно сказала Эмма. Хотя говорить об этом было излишне — все было понятно по выражению его лица. И можно было не сомневаться, что он не любит щенков, песен о любви и мелодрам.
Это хорошо. Это очень хорошо, так как поможет ей держаться с ним исключительно в деловых рамках. Пусть ее неожиданный гость обладает потрясающей внешностью, но человек не может быть хорошим, если он не любит Рождество. Как можно не любить этот праздник, когда у тебя на руках ребенок?!
Девочка на его руках что-то пролепетала и засунула пальчик в рот, но выражение лица мужчины не смягчилось.
— Мама, — произнесла девочка и положила головку на плечо мужчины с доверчивостью, которая выдавала то, о чем Эмма уже знала сама: ее гость может не любить Рождество, но вот малышка на его руках вверяет ему свою жизнь.
Вовремя малышка это сделала! Это напомнило Эмме о том, что у девочки есть мать. Не нужно об этом забывать. Тогда ей удастся держать под контролем чувства, которые вызывал в ней отец девочки.
— Ваша девочка спрашивает про мать, — сказала Эмма, так как ее гость никак не отреагировал на слова малышки.
— Нет, — коротко ответил мужчина, и Эмма, к своему изумлению, увидела, как на какой-то миг он смутился. Поколебавшись, мужчина продолжил: — К сожалению, так она зовет меня.
Да, мамой его мог назвать только ребенок. Конечно, это не ее дело, но Эмма не могла не спросить:
— Но ведь у девочки есть мать? Где она?
В глазах мужчины что-то промелькнуло, и Эмме даже показалось, что в комнате будто стало холоднее. Словно перед ней открылась глубокая пропасть.
— Она умерла, — спокойно сказал нежданный гость, снова глядя на нее непроницаемыми глазами, но Эмма прочитала в них предупреждение не пытаться развивать эту тему дальше.
Эмма растерялась.
— Мне очень жаль, — неловко пробормотала она, жалея, что уступила своему любопытству. — Давайте я ее подержу, пока вы снимете пальто, — предложила она.
Эмма протянула руки и только тогда вспомнила про зажатую в руке дверную ручку. Мужчина взял ручку, едва коснувшись ее ладони своей затянутой в перчатку рукой, но даже этого было достаточно, чтобы Эмма почувствовала исходящее от него тепло.
Без видимых усилий он вставил ручку обратно в дверь и повернулся к Эмме.
То, с какой легкостью он это проделал, заставило ее почувствовать свою некомпетентность в деле, за которое она взялась. Эта сломанная дверная ручка словно сигнализировала о ее неудачном бизнесе.
