— А что хотите! — засмеялся чиновник. — К вам лично со стороны закона больше никаких претензий нет. Хотя, сказать по правде, можно было бы попытаться доказать, что вы действовали в сговоре с бывшим хозяином судна, но, учитывая ваше простодушие и презумпцию невиновности, ладно, считайтесь добросовестно заблуждавшимися покупателями.
— Так нам покинуть корабль?
— Таки придется!
— А люди? Где наша команда?
Овидий Тселл кивнул секретарю.
— Выпусти их, Калликий.
Секретарь проворно подбежал к двери, запиравшей помещение для команды.
— Вызнав о том, что хозяева судна отсутствуют, мы решили запереть матросов в трюме, от греха подальше, — пояснил чиновник.
Калликий вдруг подбежал к нему с крайне озадаченным видом и что-то быстро проговорил.
— Как — нет? — изумленно переспросил Овидий. — Какая дыра? А ну-ка глянем…
Помощник эпарха в сопровождении свиты и воинов, а также троих «компаньонов», коим никто не препятствовал, с интересом заглянули в трюм, осветив его ярко горящими факелами. Как и говорил секретарь, трюм был пуст, а в борту, чуть выше ватерлинии, зияла большая дыра.
— Ну, вот, — развел руками чиновник. — Убежали, причинив ущерб городскому имуществу. — Он грустно посмотрел на дыру и обернулся к горе-купцам: — Придется вам оплатить ремонт.
— А вот уж это — нет, — усмехнулся Никифор. — Не по закону. Где в «Эклоге» сказано, что кто-то должен отвечать за чужие деяния? Мы ведь никого в трюме на запирали?
Хельги между тем подошел к борту судна и тихо сказал:
— Все в порядке, парни. Не надо злиться и метать стрелы.
— Не будем, — так же тихо отозвались откуда-то снизу. — Хотя уже собирались. Да только вот там, на мачте, — Ирса. Как ее-то предупредить?
Хельги оглянулся на внимательно прислушивающегося к разговору Ирландца, показал на верхушку мачты, где и впрямь, если хорошо всмотреться, угадывалась темная прильнувшая к перекладине фигура.
Конхобар, кивнув, подошел к мачте и что-то громко произнес по-хазарски.
— Что он говорит? — оглянулся Овидий.
— Молится, — кратко пояснил князь.
Все трое и примкнувшие к ним матросы покинули судно, испытывая весьма противоречивые чувства: огорчение от потери товара и корабля и радость оттого, что все так легко закончилось.
— Ну, что? — Проводив взглядом удаляющуюся процессию — помощника эпарха с секретарями — князь оглядел воинов.
— Они пришли внезапно, князь, — шмыгнул носом Твор. — Все, как ты и велел, работали в трюме, лишь у сходней стоял страж, Ждан. — Десятник бросил уничтожающий взгляд на безусого юношу, совсем еще отрока. Тот смутился, покраснел и, такое впечатление, вот-вот собирался заплакать.
— Они подошли, спросили, почему на мачте флаг, я повернулся, чтобы посмотреть, и…
— Тюря ты, тюря! — сплюнул на землю Твор. — «Посмотреть»! Хорошо хоть, все так закончилось…
Ждан уткнулся взглядом в землю и, казалось, готов был провалиться со стыда.
— Ладно, — Князь тихо засмеялся. — Чего встали? Разжигайте костер — обсушитесь, да и поедим, что послали боги.
Команда бросилась врассыпную — собирать пригодные для костра палки, обломки кораблей и бочек — мусора у причалов хватало. Вскоре между складами весело запылал костерок, забулькала в котелках вода — слава богам, догадались прихватить с покинутого судна кое-какие припасы. Тихо было кругом, темно, звездно. Прятавшаяся за кипарисами луна освещала полную кораблей гавань, где-то в отдалении вдруг зазвучала удалая песня — видно, возвращались на корабль подгулявшие матросы. Далеко в море виднелись огни — горели кормовые светильники стоявших на рейде дромонов. Один, два… десять… двадцать пять… сорок…. бессчетно!
— Силища, — с уважением произнес князь. — Надеюсь, Вятша с Хаснульфом сообразят, что суда могут высадить десант.
— Сообразят, — улыбнулся Твор. — Не знаю, как Хаснульф, а воевода Вятша — он умный.
Выставив часового — Ждана, пусть исправляется! — улеглись спать, подстелив под себя плащи. Лишь Хельги с «компаньонами» да примкнувший к ним Твор еще долго сидели у костра, размышляя. Честно говоря, они очень рассчитывали на выручку от продажи жита. Да и корабль тоже можно было бы продать, — впрочем, чего уж теперь рассуждать об упущенных возможностях? Думать надобно о другом — как быть дальше? Пока что-то ни с чем не везло — ни с постоялым двором, ни с судном. Можно было, конечно же, остановиться где угодно — уж чего-чего, а постоялых дворов в столице хватало, — однако хотелось сделать это, не привлекая особого внимания. Хельги сильно подозревал, что отыскать друида вряд ли удастся под личиной купцов — не так все просто, возможно, потребуется надевать новые маски, тогда придется менять постоялый двор — а это расходы, и самим что-то кушать надо, и воинам — бывшим матросам. А солидов, между прочим, осталось мало, да и те, как подозревал Хельги, возможно, уйдут на взятки алчным имперским чиновникам. Следовало придумать, как добыть средства. На первое-то время, конечно, должно было хватить, но потом… Никифор предложил пока поселиться в предместье, в монастыре Святого Мамы, где обычно жили купцы-русы.
— Держать руки в гнезде гадюк? — резко возразил Ирландец. — Да там наверняка соглядатай каждый второй, не считая каждого первого. Ведь за нашими купцами ведется неусыпный присмотр, и ты, князь, прекрасно о том знаешь.
— Сейчас там наших нет, сезон закончен, — пояснил Никифор. — Обитель открыта для паломников.
— Да уж, — подумав, согласился Хельги, — лучше всего прятать свечу под солнцем. К тому же там, верно, дешевле… Где бы только раздобыть рясы?
— Купим, — заверил Никифор. — Здесь все купить можно, звенели бы в кошеле монеты.
С раннего утра, когда первые лучи еще жаркого октябрьского солнца золотили кипарисы и оливы предместья, к стенам монастыря Святого Мамы подошла процессия из тринадцати монахов в длинных черных рясах с наброшенными на головы капюшонами. Остановившись у часовенки при обители, сняли капюшоны и принялись истово молиться, после чего поклонились и направились к воротам…
— Мир вам!
— И вам мир, Божьи странники, — ласково ответил вышедший навстречу монах. — Что привело вас в обитель?
— Ищем приюта и милости Господа, — скромно сообщил Хельги, стараясь не слишком шнырять вокруг любопытным взглядом.
— Мы из Каппадоккии, — пояснил Никифор. — Идем в Иерусалим, поклониться гробу Господню.
— Долгий путь, — закивал монашек. — И благостный.
Все перекрестились, лишь незадачливый Ждан забыл — засмотрелся на сидевших на кипарисе ворон, пришлось Твору хорошенько двинуть отрока кулаком в бок. Чтоб не забывался.
— Проклятые язычники-русы задержали нас на нашем пути, — продолжал Никифор. — Придется ждать, пока не изгонит их непобедимое воинство базилевса.
