— Вчера поутру, не успели со струга выйти…
Во всех бедах Иван обвинял конкурентов — купцов из Вологды, которым грозил заступою московского князя. Тем же грозилось и новгородцам.
— Вот и плесковичей они зря обидели, — гулко произнес Силантий, когда речь зашла о Новгороде. Иван Костромич бросил на него быстрый взгляд, словно приказал что-то — Олег Иваныч заметил, — и Силантий тут же послушно умолк, предоставив вести беседу напарнику.
Впрочем, говорил-то больше Олег Иваныч. Рассказывал. И о разбойном струге, и о буре, о том, как спаслись с ливонцем только молитвою да милостью Божьей. Иван с Силантием слушали, кивали сочувственно. Потом, когда не о чем стало говорить, улеглись рядком на соломе. Иван уставился в потолок, Силантий захрапел, а Олег Иваныч сунул в рот соломинку — думал.
Он и раньше подозревал, что не простые это люди — купец Иван Костромич да его подручный Силантий. А уж соединив последние события — догадался, кто они такие. «Взяли прямо со струга»… Струг наверняка — третий от моста. Питейное заведение Явдохи на Загородской. Чернобородый мужик, финансирующий пиар-кампанию по освобождению захваченных по указке Ионы псковичей. Силантий. Стопудово — Силантий! Потому и работал топорно — как воин, а не профессиональный шпион, типа Ивана Костромича. Вот и не укрылся от недреманного ока Олексахи — агента Олегова. Да Олексаха такой агент, что любо-дорого: пронырлив, увертлив, ловок. Поди скройся от такого, да еще в его родном городе! И Олег бы навряд ли скрылся, куда уж Силантию.
Выходит, если бы не бурная деятельность Олега, не сидели бы здесь ни Иван, ни Силантий. Выходит, Олег Иваныч виноват в этом? Выходит — так. Однако ведь и Иван с Силантием — далеко не агнцы Божии и не за честным торговым промыслом понесло их в Новгород. Знали, на что шли. И Олег Иваныч всего лишь честно выполнял свой долг перед Новгородской республикой. Или — перед Феофилактом? Ну, нет, в данном случае — как раз перед республикой, которую с полным правом мог считать своей новой родиной. Если б судьба сложилась иначе, то, вполне возможно, Олег так же честно работал бы на Москву… хотя — вряд ли… судя по тому, что узнал Олег Иваныч про Москву и порядки московские… «я начальник — ты дурак», ишь ты… не по нему такое, не по нему!
Ну вот, разбросала злодейка судьба старых знакомцев по разные стороны баррикад. Се ля ви — как говорят французы. Судьба играет человеком — а человек играет на трубе. Пошло, банально — но точнее не скажешь. Хорошие люди были Иван Костромич и Силантий Ржа — храбрые, дружелюбные, честные — в этом Олег успел убедиться на собственном опыте. Но, увы, — играли они на другой стороне. Хотя… несмотря на это, Олег не смог считать их врагами. Уж слишком близко знал. Как мало кого здесь.
По поведению Ивана и Силантия никак нельзя было сказать, что они так уж тяготились арестом. Скорее воспринимали его как досадную задержку, вполне решаемую. Надеялись на заступничество московского князя Ивана? А почему бы и нет? Если они ему так верно служат, то почему бы князю…
В двери заглянули тюремщики — жутковатого вида бугаи в серых гремящих кольчугах. Раздавая пинки не успевшим убраться в сторону шильникам, они направились прямо к Олегу. Нет, то есть не к Олегу… а к Ивану с Силантием.
Вежливо справились — кто такие, удостоверились, попросили подняться и пройти к выходу.
Не били, не кричали, не ругались. Даже чуть ли не кланялись. Видно, и вправду — дал-таки московский князь заступу верным людям. То есть не сам князь, конечно, а его официальные представители в Новгороде. До Москвы-то восемь дней пути…
— Ну, прощевай, Иваныч, — пожал Олегу руку Силантий, а Иван Костромич ободряюще сжал плечо. — Может, когда и свидимся. Кому передать что?
Это спросил уже Иван, шепотом, чуть подзадержавшись, чтоб не услышали бугаи-тюремщики.
— Передать? — Олег Иваныч встрепенулся, черт, кому же… Впрочем, как это — кому?
— Помнишь Гришаню-отрока?
Громыхнув железом, захлопнулась за ушедшими дверь, и Олегу на миг стало очень грустно. Как-то не приходилось ему раньше, в прежние-то свои оперско-дознавательские времена, в подобных местах сиживать. Берег бог, хоть и извилист оперской путь, частенько с тюремными нарами пересекается… Олега бог миловал. В той жизни. А в этой вот пришлось на своей шкуре почувствовать все арестантские прелести.
Подвал — Олег Иваныч по привычке называл его камерой — был даже удобен. Мягкое сено, в углу — забранная решеткой выгребная яма с журчащим ручьем в глубине. Надо же — и здесь канализация имеется. Запах, правда… однако бывало и хуже. Да и народу не так много. Нет, и не мало, но уж и не так, чтоб по очереди спать. Нормально народу. Все больше — судя по одежке — приличного. Нет, были и откровенные злодеи, но — в очень небольшом количестве. А так — по виду, больше купцы да дьяки-чиновники. Стопудово — задержанцы по линии местного ОБЭП. За всякие там обвесы-недовесы-перевесы. Дьяки — конечно, за взятки. Ух, мздоимцы! Берут и берут, все-то им, дьяволам, мало. Во все времена мало, вот уж поистине коррупция бессмертна! А вот еще одна группка — тихушники в рясах. Либо монахи-расстриги, либо эти… как их… стригольники!
Ближе к вечеру монахи как-то незаметно оказались в Олеговом углу — заняв место Ивана и Силантия. Вели себя спокойно — да и вообще, в этом порубе особо буйных не было — что-то вполголоса обсуждали, смеялись… Олег прислушался…
— Есть такая страна — Индея, — тихо рассказывал один из монахов, по виду — ровесник Олега. — Живут там мудрецы-рахманы. Нет у них ни земледелия, ни железа, ни храмов, ни риз, ни огня, ни злата, ни серебра, ни вина, ни мясоедения, ни царя, ни купли, ни продажи, ни зависти, ни вельмож, ни татьбы…
Ни вельмож, ни зависти, ни татьбы… Утопия какая-то! Олег Иваныч вздохнул. Эх, рассказать бы им о будущем. Об их будущем, а его, Олега, настоящем. Ничегошеньки-то в мире не меняется: вельможи, зависть, татьба как были, так и есть и, наверное, всегда будут.
— …ни разбоя, ни игр нет в той Индее, инда нет ни свары, ни боя…
Олег улыбнулся, улегся поудобнее на соломе. Интересно было послушать монаха. Или священника — в этом Олег Иваныч пока не очень разбирался, по рясе определить трудно.
Но то, что священник стригольник, — было абсолютно точно. Особенно когда монахи завели речь о церковных иерархах-мздоимцах, о злате-серебре, об отказе от «богачества»…
Закончив разговоры, главный стригольник — тот, что рассказывал, остальные называли его отцом Алексеем — достал откуда-то небольшой мешочек из темной плотной ткани, развязал… Достал большой пирог, разломил, разделил между всеми своими по-братски.
Олег Иваныч сглотнул слюну. С утра не кормили и, видно, вечером тоже не собирались. Не помешало бы, черт возьми, перекусить хоть немного, а то ведь так и загнуться недолго.
— Садись с нами, мил человек, — отец Алексей вдруг обернулся к Олегу и протянул большой кусок пирога. С рыбой. А запах — ууу, что за запах…
— Спасибо, отче, — отбросив ложную скромность, поблагодарил Олег и с удовольствием впился в пирог зубами. Не заметил, как и проглотил. Примостился ближе, спросил разрешения рассказки послушать.
