От нахлынувших воспоминаний Олега Иваныча отвлек мальчик, посланный искать саблю. Нашел-таки, выловил в луже!
Найденную саблю долго обмывали, потом пели песни, потом фрязин Гвизольфи рассказывал что-то смешное, что именно — Олег Иваныч уже не помнил…
Он вышел из корчмы уже под вечер. На низком небе горели в разрывах облаков желтые звезды, да иногда показывался только что народившийся месяц, в призрачном свете которого все вокруг — стены крытых черепицей домов, булыжная мостовая, корчемная коновязь — казалось каким-то совсем нереальным, зыбким, колеблющимся, потусторонним. Где-то за городским рвом тоскливо завыл волк. Олег Иваныч поежился — вернуться, что ли, в корчму? Так там упились все давно… Он махнул рукой и пошел вдоль по узкой улице в направлении постоялого двора. Позади, приближаясь, послышался стук копыт. Олег оглянулся — небольшой изящный возок быстро проскочил мимо, обдав его изрядной порцией холодной грязи из попавшейся под колеса и не успевшей замерзнуть лужи.
— Вот пся крев! — погрозив кулаком вслед возку, по-польски выругался Олег Иваныч.
Возок неожиданно остановился. Из повозки высунулась чья-то рука в черной перчатке… Олег Иваныч обнажил шпагу.
— Надеюсь, мы не сильно забрызгали пана? — раздался вдруг женский голос. Не убирая шпаги, Олег Иваныч заглянул внутрь возка — улыбаясь, там сидела незнакомая пани в темном бархатном плаще и широкополой шляпе, тень от которой падала на лицо. Та самая, которую Олег так вовремя спас от падения в лужу, а потом видел во время ссоры со шляхтичем Ольшанским.
— Где пан остановился? На постоялом дворе Грунского? Могу довезти пана. Прошу…
Женщина распахнула узкую матерчатую дверцу. Олег Иваныч заколебался…
— Садитесь же.
А, черт с ним… Махнув рукой, Олег Иваныч вложил шпагу в ножны и забрался в возок, чувствуя совсем рядом жаркое дыхание незнакомки. Кучер гикнул и хлестнул лошадь. Переваливаясь колесами по булыжникам, возок ходко проехал до самого конца улицы и свернул направо, в направлении королевского замка. Если б Олег Иваныч мог ориентироваться в Троках, он бы заметил, что это не совсем по пути к постоялому двору Грунского. Вернее, даже совсем не по пути. Но — ничего такого не заподозрил Олег Иваныч. Во-первых, темно было, во-вторых — пьян, в-третьих… В-третьих… Попутчица-то — Олег Иваныч, как луна выглянула, специально всмотрелся — оказалась весьма приятной особой… впрочем, он еще днем это разглядел.
— Где пан научился так хорошо владеть саблей?
— То не сабля — шпага… эспада.
— Спада? Странное оружие. Пан московит?
— Новгородец.
— Прекрасно. Я слышала, Новгород — чудесный, богатый город. — Коляска замедлила ход и через некоторое время вообще остановилась. — Вот мы и приехали. Я чувствую себя обязанной и приглашаю пана к себе! Вы мне расскажете о вашем искусстве, а я… я угощу вас вином. Пан пьет рейнское? Или, может быть, бордо?
— Пан пьет все, — усмехнулся Олег Иваныч. — Особенно — из рук такой прелестной пани!
Он вышел из возка — ого, они уже заехали во двор, а он и не заметил — галантно подал руку даме.
— Как вас величать, пан?
— Олег.
— Меня можете называть Гурджиной. Прошу, не стойте же…
Кучер с поклоном отворил резные двери, и Олег Иваныч с новой знакомой поднялись в небольшую залу, убранную темно-красным бархатом. У растопленного камина стояли два глубоких кресла и турецкая оттоманка, обитая желтоватым шелком. На небольшом изящном столике появились два высоких венецианских бокала с золотыми палочками и серебряный кувшин с вином. Седой слуга бесшумно поставил на столик зажженные свечи, наполнил бокалы и удалился. Взяв золотую палочку двумя пальцами, пани Гурджина осторожно нагрела ее над дрожащим пламенем свечи и опустила в бокал. То же самое, подивясь, проделал и Олег Иваныч, уже слыхавший как-то о подобной моде от того же Гришани.
— Я хочу выпить за вашу быстроту и ловкость, ясновельможный пан Олег. И… и за нашу встречу…
Потом они пили еще, и Олег Иваныч чувствовал сквозь платье горячее бедро молодой пани. Догорев, погасла на столе свечка, лишь красные угли потрескивали в камине. Как будто сама собою рука Олега оказалась на плече девушки. Та не сопротивлялась… Развязалась шнуровка лифа, платье, шурша, упало на пол, и взору Олега предстал восхитительный стан молодой польки.
— О, мой пан… — пылко прошептала та, заключая его в объятия.
Лишь утром вернулся Олег Иваныч на постоялый двор Грунского. Гришани почему-то там не было. Не объявился он и к обеду. Олег Иваныч уже, грешным делом, подумал — а ну как тот насовсем в Литве останется? А что, встретил какую-нибудь девку, дальше — дело молодое… А уж занятие грамотею в Литве да Польше всяко найдется. И главное, никаких проблем со Ставром-отравителем, из-за которых Гришаня, в общем-то, и поехал с посольством. Правда, вот есть еще Ульянка…
Пропажа отрока сильно обеспокоила вдруг и самих послов: Селивантова Панфила с Кириллом Макарьевым. Ладно, ежели отрок сам остаться решил — черт с ним, человек свободный — где хочет, там и живет. А вот ежели вдруг — не сам? Ежели его московиты выкрали? Выкрали — да на дыбу! А скажи-ка, Гришаня-отрок, за каким таких хреном новгородцы в Литву ездили? Да без утайки поведай, иначе — вот тебе кнут, вот тебе крючья за ребра, вот тебе огонь меж пальцев! Тут и расколется Гришаня. Все, что знает, поведает, да и то, чего не знает, — тоже. Лишь бы сразу убили, не мучили. А как вызнают про все — проблемы у посольских появятся. И так вон чуть не перебили, в дубраве под Полоцком…
Посидели послы, подумали, с Олег Иванычем посоветовались и решили побыстрей сматываться — а что тут, на Литве, делать-то? Король Казимир обещаний особых не дал, подписать — не подписал ничего… Плохо это для Новгорода, Господина Великого, но еще хуже будет, ежели Иван, князь московский, про то проведает…
Посему — в путь, да немедля! Покуда сборы — отрока пропавшего поискать можно, ну это уж прямая Олега Иваныча забота…
Тот и озаботился, конечно… Перво-наперво — в харчевню пошел, «У русалки». Посидел, пива выпил, хозяина подозвал. Нет, ничего про Гришаню тот не сказал, не заметил. Служки его — людишки корчемные — также ни черта не видели. Да не до отрока и было, честно сказать, — вон какая драка намечалась!
Олег Иваныч утер рукавом бородку, задумался. Хорошо б, конечно, допросить и других возможных свидетелей — ну, хоть, к примеру, того же Ольшанского или, лучше, Гвизольфи, тот вроде потрезвей всех был.
Только подумал так — они и пожаловали! Пан шляхтич в компании разорившегося таманского князя. Если и есть в Троках загоновая — нищая да пьяная — шляхта, то — вот она, в лице типичных представителей. А Гвизольфи, так еще и еретик к тому же.
Пан Кшиштоф Ольшанский шляпу снял, на стол положил учтиво.
— Не, не заметили, пан Олег, куда твой отрок делся. Может, в бардак подался, к девкам?
— Не, не было его у девок-то… — покачал головою Гвизольфи.
