– Отлично. К нему и идите. Вражин мы, я полагаю, задержим. Что стоите? Пошли! Остальные, слушай мою команду! – Баурджин пристально оглядел оставшихся – полтора десятка дебелых, в летах, женщин. – Кто из вас самая бойкая?
– Вот она, Харимча! – Женщины хором показали на высоченную одноглазую бабищу, сухую и страшную, словно смерть.
– Так, всем вооружиться. А ты, Харимча, задержись для получения боевой задачи.
Проводив взглядом убегающих к гэрам женщин, нойон посмотрел на одноглазую:
– Видишь во-он тот лесок, Харимча?
– Вижу, не слепая.
– Засядете там, в кусточках, затаитесь, чтоб ни одна веточка не хрустнула, ни одна птица не взлетела. Приготовите стрелы заранее, но помните – стрелять только по моему знаку, вот как крикнул – хур-р-ра! Слышишь хорошо?
– Да уж, не глухая.
– Тогда действуй, и да поможет вам Христородица и великий Тэнгри!
Харимча, ухмыльнувшись, побежала к гэру, на ходу поправляя задравшийся подол дэли.
– Ну а нам – туда, – Баурджин кивнул на поросшую лесом площадку у самой дороги. – Будем, так сказать, держать передовой рубеж обороны. Гамильдэ, если что со мной случится, не забудь, как вражины станут теснить, крикнуть – хур-ра! Посмотрим, чего стоят бабоньки…
В это время организованные одноглазой Харимчой бабоньки относительно стройной толпою шли к лесу. Позади них, с двумя луками за плечами, бойко вышагивала новоявленная мать-командирша и что-то ритмично выкрикивала… Баурджину даже послышалось, что – «левой, левой, ать-два!»
Нойон улыбнулся:
– Хорошо идет тетка!
Набросав валежника, мужчины перекрыли дорогу. Гамильдэ-Ичен, Цэцэг с Цэрэном – похожие, как близнецы-братья, Сухэ… Н-да-а, не густо. Вот если бы пулемет! А лучше – два. Один – здесь, другой в том лесочке, где женщины с одноглазою командиршей. Ладно, мечтать потом будем…
– Вот они, – натягивая тетиву, сквозь зубы произнес Гамильдэ-Ичен. – Едут!
– Вижу, – прошептал нойон и, предупредив, чтоб без команды не стреляли, натянул лук…
Показавшиеся из-за перевала всадники ехали нагло, ничуть не скрываясь. Да, где-то около двух десятков. Но все – в кожаных латах, в кольчугах, при шлемах и круглых щитах. Над головами всадников угрожающе покачивались тяжелые наконечники копий, сытые кони мяли копытами траву. Да-а, этих… (так и хотелось сказать – «закованных в сталь псов-рыцарей») вряд ли можно будет сдерживать долго. Однако деваться некуда, глаза боятся – руки делают. Не так страшен черт, как его малюют…
– Приготовились!
Баурджин наладил стрелу, выбрав целью надменного воина в сверкающем доспехе из железных пластин. Такие же пластины прикрывали и круп коня. Над блестящим в солнечных лучах шлемом развевались черные перья ворона. Какое на редкость неприятное лицо… И ухмылка…
В глаз его, в глаз! Бей ворона в глаз!
Нойон потянул тетиву…
И вдруг услышал крик.
Кричала выскочившая из укрытия Боргэ… Куда ж ты, девочка? Стой!
А за ней уже бежали все!
Баурджин выругался – дисциплинка, мать вашу!
– Не стреляйте, не стреляйте! – подбежав к засаде, закричала Боргэ. – Это свои, наши! Наши мужчины вернулись! Слава Христородице! Дедушка, дедушка! – распахнув объятия девчонка бросилась к надменному всаднику. Тот склонился и, легко подхватив внучку, усадил ее перед собой на коня.
– Так вот он, пресловутый Чэрэн Синие Усы, – шепотом протянул Баурджин.
Из леса с ликующими криками бежали женщины…
Глава 6
Подарок
Лето 1201 г. Северо-Восточная Монголия
В каждой повозке с навесом есть госпожи,
В каждой повозке с передком есть девицы…
Л. Данзан. Алтан Тобчи
Цэрэн и Цэцэг сбежали! Вот это была новость. Прихватили все вырученные за товары деньги и шкурки пушных зверей, все шесть объемистых переметных сум, всех лошадей, включая заводных. Ну, сволочи!
– А ты куда глядел, Сухэ? – взъярился Баурджин, отвязывая от дерева спеленутого, словно кукла, парня. – Я же предупреждал – будь с ними поосторожней!
– Да они сказали – мол, постой покарауль тут, а мы пока место для ночлега присмотрим…
– Так ведь уже присмотрели же!
– Они сказали, что знают и получше место. Туда и повели лошадей… Я тоже за ними пошел, посмотреть, что за место… А они… Они…
– Ясно, – махнул рукой нойон. – Свалили наши разбойнички, прихватив всю нашу выручку. Да и черт с ней, с выручкой – лошадей жалко! Что теперь, пойдем пешком к Джамухе жаловаться? Мол, ну и порядочки на твоей территории, уважаемый хан, – без солидной охраны ни пройти, ни проехать. Может, еще компенсацию от него потребовать?
– Так, может, вернуться назад, в кочевье Чэрэна Синие Усы? – с ходу предложил Гамильдэ-Ичен. – Рассказать все – они помогут.
Баурджин скривился:
– Они-то помогут, кто бы сомневался? Только нам-то ведь не это нужно! Что нам с их помощи? Время, время потеряем, а Темучин ждет обстоятельного доклада как можно быстрее – и я его понимаю. Как понимаю и то… – нойон усмехнулся, – что тебя так влечет в это кочевье, Гамильдэ. Вернее – кто.
Юноша смущенно понурился.
– Ладно, ладно, Бог даст, еще зашлешь сватов к своей зазнобе!
Говоря так, Баурджин кривил душой, вовсе не веря в сказанное. Род Чэрэна Синие Усы, конечно, отнесся к гостям очень хорошо – как поступил бы и любой другой род, в полном соответствии с великим законом степи. Однако как ни крути, а это был вражеский род, род Джамухи, с которым вот-вот предстояло кровавое столкновение. И наверное, не стоило бы сейчас обнадеживать юношу, потерявшего голову от любви. Впрочем, любовь ли это? Скорее так, увлечение…
– О чем задумался, Гамильдэ?
– А? – Юноша оторвал взгляд от неба. – Стихи сочиняю.
– Вот это дело! – язвительно расхохотался нойон. – А я-то полагал, ты думаешь о том, как нам отсюда выбраться.
– И об этом подумаю, – невозмутимо отозвался парень. – Вот только досочиняю. Всего-то две строчки осталось… Баурджин-гуай, не подскажешь рифму к словам «сталь кос»?
– Навоз! – нойон не выдержал и даже хотел было прикрикнуть на юношу, чтобы занимался делом. Но сдержался. Не накричал. Просто глубоко вдохнул… выдохнул… вдохнул – выдохнул… И так несколько раз…
А потом сказал:
– К «стали кос» очень подходит «курносый нос», Гамильдэ.
– Курносый нос? – Юноша улыбнулся. – Вообще – хорошо… но не очень хорошо…
– Ну, тогда – «милый нос».
– А вот это гораздо лучше! Спасибо, нойон. Хочешь, прочту стихи?
– Конечно, прочти – мы с Сухэ их охотно послушаем, верно, Сухэ?
