Осторожно затащив незадачливого капитана за стол, Баурджин пошарил в несгораемом шкафу и, достав оттуда связку голубых ленточек, засунул их жертве в рот, вместо кляпа. Подойдя к телефону, снял трубку, осторожно положил рядом – чтоб не трезвонили почем зря. Затем быстро снял с бесчувственного тела китель, скинул рваный дээл, натянул добычу на себя, напялил на голову фуражку и, надев на руки капитана наручники, подошел к двери и рявкнул:
– Сергеев! Ключи забери!
– Есть, товарищ ка… ап… ап…
Баурджин коротко, без замаха, врезал солдатику кулаком в живот, после чего сильно ударил по шее. Мог бы, конечно, прибегнуть и к более радикальным методам. А вообще, нет, не мог. Несмотря ни на что, это ж все же были свои! Ну, не повезло немного, бывает…
Подумав, нойон выдвинул ящик стола, вытащил чернильную ручку и, быстро накарябав несколько фраз на первом попавшемся бланке, выскользнул в дверь, предварительно связав красноармейца Сергеева его же ремнем. На полпути вернулся, вытащил из кобуры капитана пистолет – на всякий случай. Подошел к лестнице:
– Осипов! Живо сюда!
– Осипова нет, товарищ капитан. Он отчеты пишет.
– Ефремов, ты?!
– Так точно, това…
– Арестованного сюда, быстро!
– Есть, товарищ капитан!
Баурджин действовал отточенно и четко. Понимал – в случае чего пощады ему не будет. И сам пропадет, и товарища не выручит, а подставит. Услыхав шаги, затаился за изгибом лестницы, хорошо, коридор оказался темным, конечно, не глаз коли, но все же…
Ага! Вот показалась голова Гамильдэ-Ичена. За ним красноармеец с винтовкой.
– Ефремов, – пропустив обоих вперед, тихонько позвал Баурджин.
Солдат обернулся:
– А? Ой…
Хватая ртом воздух, осел на пол.
Отлично!
Теперь – разомкнуть наручники Гамильдэ. Вот так…
– Нойон?!
– Этого – связать, в рот – кляп. Потом жди.
– Я все понял, князь!
А Баурджин не слышал, бегом спускаясь по лестнице. Только бы не принесло шофера или кого-нибудь еще. Только б не принесло… А парни-то расслабились! Контрразведка, блин! Кавалеристы чертовы, привыкли шашками махать. Расслабились, расслабились здесь, в тылу. Ну, конечно – население приветливое и мирное, кругом наши войска, японцев не сегодня-завтра выбьют. Красота – одно слова.
Лестница… Дверь – на крюк! На улице часовой – не забыть. Там же, похоже, и шофер «эмки», а здесь, в здании, судя по всему, один Осипов.
Князь вытащил из-за пояса пистолет:
– Эй, кто-нибудь?!
Гулко откликнулось эхо. Только эхо. Всего лишь эхо.
– Осипов, черт тебя дери!
Ага, скрипнула дверь…
– Звали, товарищ капитан?
– Звал, звал, – ударив красноармейца в челюсть, Баурджин с ходу влетел в кабинет… Черт, там был шофер! Просто сидел себе, попивал чаек из большой – голубой с белым узором – пиалы. Миндальничать было некогда:
– Руки в гору, быстро! Оружие на стол! Сам – в угол… Я сказал – угол!
Наставив на опешившего водителя пистолет, князь тряхнул Осипова:
– Ключи от камер! Живо!
– У нас… У нас одна камера… А ключи в дежурке…
Оттолкнув красноармейца к шоферу, такому же молодому парню, наверняка только что призванному, Баурджин выглянул в коридор:
– Гамильдэ!
Казалось, не прошло и секунды, а Гамильдэ-Ичен уже стоял рядом.
– Вяжи! Нет кляпы не надо, станут орать – стреляй! – эту фразу нойон нарочно произнес по-русски.
Так… здесь вроде сладилось… Теперь бегом в дежурку! Вот она… хм… просто-напросто стол у самого входа, с полевым телефоном и бумажной табличкой «Дежурный»… Вот и ключи, на гвоздике… Контрразведка, ититна мать! Прямо какая-то пасхалия.
Телефон! Внезапно затрезвонил телефон. Да громко-то как! Как бы часовой что-нибудь не заподозрил.
Князь схватил трубку:
– Дежурный рядовой Осипов!
– Коробкина позови, боец! – послышался глухой скрипучий голос. – Не дозвониться до него никак. Что у него с телефоном?
– Он на допросе! Я что с телефоном – не знаю.
– Я сказал – позови. Скажи, всю банду поймали!
– Поймали? Ну, слава Богу!
– Всех, кроме японца. А ты что это там поповскими словами говоришь, боец?
– Вам товарищ капитан нужен? Ждите, сейчас доложу.
Баурджин осторожно положил трубку на стол.
Камера… Да уж, камера! Такая же, как и дежурка. Просто наскоро обитая железом дверь с громоздким засовом и навесным амбарным замком. Только бы кого не надо не выпустить.
– По одному рассчитайсь!!!
Не поняли. Явно не поняли! Значит, не диверсанты. Ага! Один угрюмо скукожился в углу, даже и не смотрит, наверное, какой-нибудь проштрафившийся арат, а может, и вправду, шпион. Второй… Вернее, вторая… Девушка! В синем, с узорами, дээли. Тоненькая, с большой грудью…
– А ну-ка, выйди на свет, красавица!
Смуглая, как мулатка. И такая же красивая… И сверкнувшие изумрудами глаза!
– Гуайчиль!!!
– Баурджин!!! – Девчонка со слезами бросилась нойону на шею. – Я не ошиблась, ведь именно так зовут тебя?
– Так, так… Не время сейчас миловаться – бежим! Эй, Гамильдэ, уходим! Нет, только не через входную дверь… В окно, в окно, братцы!
Окна выходили на задний двор, где среди кучи старых покрышек стояла машина – «эмка».
– Отлично! – на бегу заулыбался нойон.
Рванув дверцу, прыгнул на шоферское место – «эмку» и дурак заведет!
Запустив двигатель, махнул рукою своим:
– Ну, что стоите? Особое приглашение нужно? А ну, сигайте назад!
Эх, сироты казанские, не знают, как и двери открыть. Придется самому – как швейцару.
– Прошу, господа!
Ну, сели-таки… Поехали…
Баурджин застегнул китель и, поправив на голове фуражку, выехал со двора на площадь – стоящий у дверей часовой, вытянувшись, козырнул. Салага! Ну, как же, сам товарищ капитан куда-то поехамши… Наберут детей в армию!
– Нойон, за нами кто-то бежит! – поглядел в заднее стекло Гамильдэ-Ичен. – О Христородица! Это же, это…
– Сам вижу, – ухмыльнулся князь, узнав в беглеце… Игдоржа Собаку!
Резко тормознув, врубил заднюю:
– Возьмем, не оставлять же! Гамильдэ, присмотришь за ним.
Почему Баурджин решил поступить так? Казалось бы, бросить тут проклятого лазутчика или, еще лучше – пристрелить, а вот поди ж… Может, чувствовал в нем Баурджин-Дубов родственную душу? Или скорее просто решил прибрать к рукам хорошего профессионала? Наверное – и то и другое.
