Юноша закрыл короля слоном.
– А мы так! – Дмитрий тронул ферзя. – Как вы попали во Францию?
– Учились в Париже, в университете, – уж это-то Иван теперь не счел нужным скрывать.
– В Сорбонне? Вот здорово! – Самозванец восхищенно присвистнул. – И ты можешь рассказать, как там организовано учение?
– Само собой!
Иван вдруг поймал себя на мысли, что ему начинает нравиться этот обаятельный, надо признать, пройдоха… который, может быть, даже – и есть истинный царь? Ведь грамоты-то его ничуть не испугали!
– Знаешь, я хочу, чтобы у нас, в России, тоже появились свои университеты! – прикрыв глаза, мечтательно произнес «царевич». – Хватит русскому народу прозябать в темноте и невежестве! Знаю, очень хороши университеты у иезуитов. Я их использую, иезуитов… Чижевского, Лавицкого, Рангони… Дурачки – они, верно, полагают, что используют меня. Ну и пусть так думают, верно? – Дмитрий захохотал. – А для своей цели я и черта лысого могу использовать – и не стыдно!
Признаться, Иван хотел спросить самозванца про «цель»… Но не стал. И так было ясно.
Первую партию Иван проиграл и расставил фигуры для второй. Юноша заметил, что самозванец все чаще посматривает на дверь, словно бы кого-то ждет…
Иван едва успел сделать ход, как в дверь снова постучали.
«Царевич» встрепенулся:
– Да!
Вошел какой-то рейтар в черном камзоле, с палашом на длинной перевязи. Коверкая слова, доложил:
– Мы еко прифели, майн цезарь!
Дмитрий довольно улыбнулся и принял царственную позу:
– Хорошо. Введите!
В сопровождении вооруженных рейтар – по всей видимости, наемников-немцев – вошел какой-то дикоглазый дурнопахнущий мужик в нагольном полушубке и стоптанных сапогах. Войдя, в пояс поклонился Дмитрию:
– Долгая тебе лета, великий государь!
«Царевич» ухмыльнулся:
– Скажи, кто ты?
– Бывшей монах Чудовой обители, Григорий, сын Отрепьев, – истово перекрестился мужик.
– Ну, вот, – повернувшись к Ивану, расхохотался Дмитрий. – А говорят, что Отрепьев – я!
Он махнул рукой, и расстригу увели.
– Это на самом деле Отрепьев, – передвинув королевскую пешку, пояснил самозванец… Самозванец ли? Признаться, Ивана теперь терзали сомнения. – Завтра его покажут народу. Мат!
– Что и говорить, – юноша покачал головой. – Играете вы изрядно.
«Царевич» весело расхохотался:
– Это скорее ты плохой игрок.
Они сыграли еще одну партию – Иван и ее проиграл вчистую, – при этом болтали на разные темы: самозванца сильно интересовала Франция, – может быть, он имел там какие-то свои интересы, а может, и из чистого любопытства – как заметил Иван, «царевич» отличался любознательностью.
А потом к «царевичу» повели Прохора с Митькой, и Иван едва дождался, когда парни вернуться назад.
– Ну как? – бросившись к дверям, спросил.
– Выиграл у Димитрия три партии! – похвастался Митрий. – Не такой уж он и игрок.
– Хитер он, этот Дмитрий, – усмехнулся в усы Прохор. – Хитер и, ничего не скажешь, умен.
– А вот самозванец ли?
– То дело темное… Ты-то сам как мыслишь, Иване?
Иван обвел всех пристальным взглядом:
– Мыслю я так: самозванец ли Дмитрий или пусть даже истинный царь – для нас все равно. Мы-то присягали царю Борису Федоровичу! И никто нас от той присяги не освобождал!
– Верно, Иване! – Прохор взволнованно обнял юношу.
А Митрий одобрительно улыбнулся:
– И верно, хорошо сказал! Истинно!
Глава 7
Мятеж
Мятеж в расположении многотысячной армии казался безрассудной авантюрой.
Р. Г. Скрынников. Россия в начале XVII века. Смута
Апрель 1605 г. Лагерь под Кромами
Кромы – небольшой хорошо укрепленный город – воеводы царя Бориса так и не смогли взять, расположившись рядом обширным и беспокойным лагерем. Шатры, крытые повозки, просто накинутые на колья рогожки – вот и все обустройство, да еще выгребные ямы – по одной на каждый большой отряд. За тем, чтобы все справляли свои дела там, где надо, а не там, где придется, строго следили, опасаясь болезней.
А солнышко уже пригревало вовсю, топило снега, и поначалу только пригорки, а затем и низменности, исходя паром, зачернели землицей, быстро покрываясь молодой нежно-зеленой травкой с желтыми мохнатыми шариками мать-и-мачехи. Наросло свежей крапивы, из которой костровые варили вкуснейшие щи, иногда шли дожди, но большей частью стояло ведро, и небо было таким пронзительно голубым, а воздух – теплым и словно бы каким-то летним, что многих – очень многих – тянуло к земле: пахать, боронить, сеять.
Дворяне-ополченцы, опьяненные запахом весны, собирались кучками, зло критикуя указ царя Бориса, строго-настрого запрещавший воеводам отпускать ратных людей на отдых. Многие мелкие землевладельцы не без оснований опасались за судьбу своих земель – как там, без хозяйского-то пригляду? А никак, скорее всего – мужики все поразбежались, новых нету, пахать да сеять некому. Как жить? На царские подачки? И без того еще не оправились от трехлетнего голода, и вот сейчас на тебе, воюй – а землица как же? Кто за людишками-пахарями присмотрит? Жены? За ними бы кто присмотрел… Заскучали уж, поди, без мужской ласки… а может, кого и нашли?
– Ты смотри, Микита, – горько жаловался немолодой уже ратник в серой поддеве со ржавыми пятнами от доспехов. – Пять десятков тыщ народу пригнали! Пять десятков тыщ! А крепость-то крепость… Тьфу! Для осады и тыщи хватит. И посошников зачем-то пригнали… Понимаю, конечно: пушки, ядра да зелье на чем-то возить надо. Однако наступать-то никто не торопится?
– А зачем, дядько Лявон? – смачно зевнул Микитка – вихрастый парень с круглым веснушчатым лицом. – Чего нам, тут плохо?
– Да затянулось все слишком, вон что! Тсс! – Дядько Лявон поднял с земли короткую, с блестящим широким лезвием пику – совню, – прислушался. – Вроде идет кто-то?
Микитка тоже насторожился, услыхав чьи-то приближающиеся шаги:
– А ведь и верно – идет! Похоже, проверка!
– А может, хрестьяне здешние чего продать привезли? – Ратники обрадованно переглянулись. – Мы бы первые у них и купили б…
– Эй, стой, кто идет!
– Не идет, а едет, – продравшись сквозь кусты, уже тронутые маленькими клейкими листиками, перед воинами возник хитроглазый мужичонка в распахнутом ввиду тепла армячке. Кивнув, ухмыльнулся:
– Здорово, дядько Лявон, и ты будь здоров, Микита. Я смотрю, вы снова на страже. Что, больше ставить некого?
– Не, это ты, Макарий, все в нашу стражу приходишь, – засмеялся Лявон.
