– Задержать казнь! – осадив коня перед Басмановым, громко приказал он. – Ждать!
– Чего ждать-то, милостивец? – поникшим голосом поинтересовался Басманов.
Всадник ничего не ответил, лишь усмехнулся и, подъехав к самому помосту, замер недвижимым изваянием. А в толпе вновь прокатился ропот, впрочем, тут же утихший, – увидели быстро идущего дьяка. Черная долгополая одежда его на ходу развевалась, в такт шагам позвякивала привязанная к поясу чернильница – дзынь-дзынь, дзынь-дзынь… В руке дьяк сжимал свиток. Подошел, взобрался на самый помост, отдышался и, с благоговением развернув свиток, огласил:
– Волею государя и Боярской думы… Василий Шуйский, за многаждые измены и вины приговоренный к казни, волею государя объявлен помилованным!
– Помилован! – зашептали в толпе, повторяя все громче и громче, кто с досадою, а многие с радостью. – Помилован!
– Слава царю Дмитрию! Слава!
– Разочарован? – Иван наклонился к Митрию.
– Да нет, – пожал плечами тот. – Сказать по правде – не люблю кровопролития. Ежели б начальство не приказало всем тут быть, сидел бы себе дома, читал бы книжку… «Повесть о голом и небогатом человеке» – говорят, умора!
– Купил, что ли? – удивился Иван. – Пошто не хвастал?
Митрий с досадой махнул рукой:
– Да не купил, так, мечтаю просто. Где бы достать?
– В лавку-то загляни к книжникам.
– А деньги? Книжицы-то немало стоят.
– На Басманова посмотрите-ко! – обернулся к обоим стоявший чуть впереди Прохор. – Краше в гроб кладут.
И в самом деле, после оглашения помилования Петр Федорович поник головою и медленно поехал прочь. Князь Василий, пару раз поклонившись народу с помоста и покосившись на плаху, быстренько покинул площадь, уведенный под руки невесть откуда появившимися доброхотами. Ушел и палач… но сразу поспешно вернулся, схватив, поднял на плечо секиру… наклонился к стоявшим ближе людишкам, пошутил:
– Хорошо, не украли!
– Плаху еще унеси! – засмеялись в толпе. – Не то ведь и ее, не ровен час, сопрут на дровишки.
Посмеявшись, палач ушел. Давно скрылся из виду и Басманов, и стража, и дьяки, а народ все не расходился, все кричал, славил царя:
– Да здравствует добрый царь Дмитрий Иванович!
– Слава царю Дмитрию, слава!
Похоже, Дмитрий все ж таки сделал верный шаг, помиловав Шуйского, верный – на сегодняшний день, что же касаемо дня завтрашнего, то кто его мог сейчас знать? Хотя предположить, конечно, можно было…
Вернувшись в приказ, занялись Михаилом Скопиным-Шуйским, кстати – племянником только что помилованного князя Василия. И здесь следовало быть осторожным: как узнали уже от Овдеева, князь Михайло, несмотря на юный возраст – всего-то девятнадцать лет, – уже был обласкан царями. Год назад Борис Годунов пожаловал ему чин стольника, а вот сейчас – неизвестно, за какие заслуги – приблизил к себе Дмитрий.
– Вот везде так, – зло говорил Овдеев. – Везде знатным детушкам – прямая дорога. Восемнадцать лет – и уже стольник! Чего уж больше хотеть-то? Тут, чтоб до стольника добраться, – всю жизнь свою положишь… а у этих – все как по маслу. Ух, проклятое племя!
– Проклято местничество! – поддакнул Иван. – Я тоже этого не люблю – худороден.
– Как, впрочем, и я, – Овдеев покривил губы.
– Не говоря уже о Митьке, Иване, Ондрюшке Хвате…
– Это уж точно! – Начальник неожиданно рассмеялся. – Им и городовые чины – в радость. А с Михайлой – с осторожностью действуйте. Не так сам опасен, как родичи его, связи…
– Так ведь родичей-то его царь чуть не казнил! – удивился Иван. – Чего теперь их опасаться?
– Э, не скажи, Ваня, не скажи! – Овдеев прищурился и погрозил пальцем. – Знаешь такую игрушку – ванька-встанька называется?
– Ну.
– Вот и бояре высокородные так: как бы их не валили, а все подымаются! Рвать! С корнем рвать надо, как Иоанн Грозный делал! Эх! – Стольник раздраженно хватанул кулаком по столу, что, в общем-то, было понятно. Иван тоже не любил знатных да богатых выскочек, у которых, как выразился Овдеев, «все как по маслу». Да и кто их любил? Просто такой уж был порядок, когда знатным – все, и другого не знали.
– Ты сам-то перед Михайлой не мелькай, – неожиданно предупредил стольник. – Ребят своих пусти – пусть сначала они сведения пособирают. Сам жди. Совсем скоро Михайло Скопин-Шуйский от Москвы отъедет – встречать матушку царя Дмитрия Марфу, – о том мне верный человек сообщил. И еще сказывал – цареву матушку Михайла извести надумал!
Иван вскинул глаза:
– Как – извести?
– Зелье в питье подсыпать или просто зарезать… Отомстить. Представляешь, какие слухи по Москве поползут, когда Марфу убьют? Скажут – специально это царь сделал, ведь Марфа-то его опознать должна бы. Скажет «сыне родной» – уже окончательно ясно, что царь настоящий, истинный чудесно спасшийся Дмитрий. А ежели убьют бабусю да Дмитрию это убийство припишут? Чуешь, о чем толкую?
– Да уж… – Иван чувствовал, как лоб его покрылся холодным потом – больно уж в жуткое дело влезал. Тут как бы самому выжить…
– О себе и друзьях своих не беспокойся, – обнадежил Овдеев. – Не токмо от меня, но и… – он поднял глаза кверху, – и от высших чинов вам, в случае чего, защита и покровительство будет. А дело, не скрою, сложное – и князя Михайлу надобно из него вывести… чтоб уж при всем желании не смог убить.
– Это как? – переспросил юноша. – Самим, что ли, его того… на тот свет отправить?
– То бы хорошо, но слишком опасно. Слухи поползут, опять же – следствие, на покровителей наших могут выйти… Нет, убивать мы не станем… а вот какую-нибудь болезнь на князя наслать – это можно.
– Болезнь? Что же мы, ворожеи, что ли?
Стольник осклабился:
– Почему ворожеи? Вот…
Выдвинув ящик стола – длинный, в какие приказные дьяки обычно метали те челобитные, что без опаски можно было заволокитить, так и говорилось: «положить в долгий ящик», – Овдеев достал из него небольшой мешочек из серой замши:
– Подсыпать в питье или в пищу… От того животом князюшка так изойдет, что ни о чем боле помыслить не сможет. Бери! Когда придет время ехать – скажу. Свободен.
Вот это влип! Словно муха в мед, если не сказать похуже. Иван хорошо понимал, что порученное его команде дело было очень опасным – после таких мелкие людишки обычно на этом свете не задерживаются… «Животом изойдет» – ага, поди проверь, животом ли? Может, после этого зелья князь и вообще не встанет? Скорее всего. Проверить бы на собаках – да собак жалко.
Вытащив из дома скамейку и кувшин квасу, Иван сидел на крыльце и думал, дожидаясь возвращения друзей. Задание у тех было простое – молодой князь Михаил Скопин-Шуйский. Близко к князю не подходить – да и кто бы пустил? – просто разговорить дворню и неближних знакомцев.
