Обнаженная грудь ее восхитительно покачивалась – большая, с розовыми пупырышками сосков. Делая шаг вперед, Иван машинально отметил и тонкий стан, и стройные бедра, и темную ямочку пупка…
Они повалились прямо на ветки, Игла с жаром принялась целовать юношу, срывая с него одежду, прижимаясь со всем жаром молодого и гибкого тела…
– А теперь – пей! – Когда Иван утомленно раскинулся на ветвях, девушка принесла котелок поближе, зачерпнула березовым туесом приятно пахнущий ягодами извар, погладила юношу по груди. – Пей…
Иван приподнялся на локте, выпил и снова лег, быстро проваливаясь в глубокий и крепкий сон.
А когда проснулся… Когда проснулся, увидел над собой страшную толстогубую морду! Дернулся – и не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой – они были крепко привязаны к вбитым в землю колышкам.
– И впрямь красавчик, – обернувшись, ухмыльнулась морда.
Господи! Это была женщина! Огромная дебелая баба с морщинистым страшным лицом и властным взором. Под мужским кафтаном явственно угадывалась огромная грудь, за поясом торчал узкий кинжал в затейливо украшенных ножнах.
Разбойница! Лиходейка! А Настька-то, Игла, какова? Ведь подсыпала ж таки зелье, заразища! Нет, это не Настька заразища, это он сам хорош, ворона. Прельстился девкой – вот тебе результат. Интересно, чего этой бабище от него надо? Зачем связали-то?
– Сейчас пытать тебя буду, соколик, – буднично, как ни в чем не бывало, пояснила разбойница, похотливо погладив голую грудь юноши сильной шершавой рукою.
– Пытать? Но зачем? – удивился Иван.
– А ни за чем, – бабища засмеялась. – Просто так, для души. Верно, Настька?
– Верно, бабуся! – Игла – вон она, тут как тут, змеища – нехорошо засмеялась.
– Ты не ори, – вытащив из ножен кинжал, посоветовала лиходейка. – Иначе первым делом язык отрежу. И не дергайся – узлы крепкие, а место глухое, да и у ручья – наши. Ну, с чего начнем, Иголка? Кожу снимать иль вены потянем? Иль – кое-что отрежем?
– Хм… – Девчонка с хищным прищуром оглядела беспомощного парня. – Давай-ко, бабушка, не торопясь подумаем.
– Хорошо, – неожиданно покладисто согласилась бабка. – Думай. А я пока посплю – ночка-то, чай, бессонной была… никакого теперь довольства. Да, а ты пошто мешкала-то? Я когда куковала?
– Да он ведь, ирод, никак не хотел отвар пить! Уж как уговаривала… почти до утра…
– Смотри у меня, живо плети отведаешь! – погрозила старуха и, грузно поднявшись, отошла.
Иван повернул голову и увидел, как к разбойнице тут же подбежали несколько татей в армяках на голое тело, с рогатинами.
– Матушка атаманша, дозорные говорят – люди какие-то скачут!
– Что за люди? Обоз?
– Не… вроде без телег. И все оружны.
– Оружны, говоришь? И далеко скачут?
– У Лютова…
– Ну, и пущай себе скачут, – подумав, заключила разбойница. – От нас – пять верст, дорога там прямая, не помешают. А нападать на них не будем. Раз уж они оружны да, может, и пусты, эвон, как этот. Подождем обоза.
Иван даже не ругал себя – зачем? Некогда ругать, поругать и потом можно, а сейчас надо думать, как выбраться. Старуха-то, похоже, упырь, не хуже чертольского ошкуя! Ишь – пытать!
– Что зенки вылупил? – подойдя ближе, нагло осведомилась Настька Игла.
– Красивая ты дева, – через силу улыбнулся пленник. – Нет, ей-богу, красивая… И ночь мне чертовски понравилась… жаль, маловато.
– Ишь, – девчонка ухмыльнулась, видно было, что слова Ивана ей пришлись по душе. На то и расчет был! И еще кое на что…
– А пытать вы меня не сможете. – Юноша широко улыбнулся.
Настька насторожилась:
– Это еще почему?
– Слово я тайное знаю… Заговор. Вот скажу его – и умру тут же!
– Врешь!
– Ей-богу! – шмыгнул носом Иван. – Вот перекрестился бы, да никак – руки связаны.
– Не развяжу, и не думай даже!
Но Иван не о том сейчас думал, а о страстной любви, точнее даже сказать, похоти, коей предалась вчера разбойная девчонка. Со слов атаманши ясно следовало, что Настька Игла должна была опоить Ивана зельем в первый же попавшийся момент, безо всяких там разговоров и уж тем более без всего, что за этим последовало. А ведь девка не дала сразу зелье, хотя возможность такая у нее была! Почему? Хм… Понятно почему… Вот на это сейчас и давить, пока не проснулась старуха!
– Посиди со мной перед смертушкой, Настька, – жалобно попросил Иван.
– Зачем это?
– Так… уж больно мне с тобой хорошо было.
Разбойница усмехнулась:
– Ин ладно, так и быть, посижу.
Подобрав подол, присела рядом, вытянув ноги – и в самом деле красивые, длинные, стройные.
– Хороши у тебя ноженьки, – негромко промолвил Иван. – Хороши…
– Что с того? – с лукавством обернулась Настька.
– Да так… Эх, сейчас бы стащил с тебя платье, медленно так, осторожно… Н-нет, сначала бы развязал ворот… во-он у тебя какие завязки… вот их и развязал бы, обнажил бы плечо, поцеловал, потом – в другое… Тут и грудь бы показалась – эх, так бы и сдавил рукою, а сосок – меж пальцами – твердый, трепещущий, приятный…
Юноша сладострастно шептал, а юная разбойница слушала сии слова с большим интересом… и не только с интересом… закусила губу, задышала тяжко.
– А потом бы я их губами – умм – соски-то… – не унимался Иван. – Ах, сладки, так прямо и съел бы… Целовал бы с жаром, долго-долго, одной рукой гладил бы шею, а другой – под подол, поднял бы платье выше, выше, ладонью бы нежной провел по бедру…
– Ну, хватит! – беспокойно оглядевшись по сторонам, девчонка сверкнула глазами.
Хватит? Ага, как же! Сама ведь не уходила, слушала… видать, приятно было… даже словесно. Ну, ну, похотливая вьюница, давай! Делай что-нибудь, пока атаманша не проснулась!
– Вот бы хоть разок, перед смертью, с тобою намиловаться-натешиться, – страстно шептал Иван, все еще на что-то надеясь…
Зря надеялся: Настька Игла вдруг, вскочив на ноги, убежала, умчалась, незнамо куда. Вообще, куда тут можно было умчаться?
Иван приуныл, но не сдался, стал продумывать иные способы возможного освобождения, одновременно пытаясь освободить руку… хотя бы одну… Кажется, один из ремешков, тот, что слева, был не так сильно натянут. По крайней мере, слабее других. Это хорошо, хорошо… потянуть руку… еще… так… Что такое? Кажется, там, слева в кустах, какое-то шевеление? Рысь пришла на водопой? Или, может быть, лось, косуля?
Приглушенные, быстро удаляющиеся голоса… Средь них и женский… Разбойники? Они, что, уходят? А как же атаманша, Игла, он сам, наконец?
Загадка быстро разъяснилась: из лесу показалась Настька.
