По крыльцу застучали шаги, и Иван, разгладив рубаху, уселся на лавке в ожидании утренних визитеров. Кто бы это мог только быть? Стрелецкий десятник Заиша или… или – сам князь?
Дверь распахнулась:
– Вот он, батюшка!
Батюшка? Значит, и впрямь – князь!
Встав, Иван степенно поклонился и с любопытством посмотрел на вошедшего – молодого человека примерно его лет, в небрежно накинутом поверх атласного зипуна, богатом, расшитом золотом кафтане, при сабле с усыпанной драгоценными каменьями рукоятью, с красивым круглым лицом и насмешливым взглядом умных проницательных глаз.
– Здрав будь, княже, – поприветствовал Иван.
– И тебе не хворать, – вошедший улыбнулся. – Откуда ведаешь, что я князь?
Юноша не очень-то вежливо ответил вопросом на вопрос:
– Так где служу-то?
– Ах, ну да, – князь все так же насмешливо покивал головой. – Земского двора сыскное ведомство… Знаю, знаю Овдеева и покойника Ртищева знал, царствие ему небесное… Да и твое лицо мне знакомо, небось встречались?
– Если только мельком…
– Иван Леонтьев сын, стало быть? – жестом прогнав вошедших следом стрельцов, князь уселся на лавку и махнул рукой Ивану. – Садись, чего встал?
Юноша поклонился:
– С вашего разрешения!
– Эк, какие в сыскном людищи вежливые! Кто я, значит, ведаешь?
– Князь Михаил Скопин-Шуйский, – улыбнулся Иван.
А вот его собеседник вдруг помрачнел:
– И про то, что род наш в опале, знаешь…
– Как и любой…
– Да ладно, любой, – Михаил совсем по-мальчишески свистнул. – В вашем-то ведомстве и не такие тайны ведают… Впрочем, и мы не лыком шиты… это ведь ты с год назад из французской земли прибыл?
Иван вздрогнул, – вот уж, действительно, не лыком шит князь Михайла, откуда только и узнал про Францию-то?
– Что, удивлен, откуда знаю? – Михаил прищурил глаза. – Знаю! Честно сказать, меня государь в начальники Земского двора прочит. С одной стороны – должность почетная, но с другой – уж больно для нее род наш древен! – Молодой князь приосанился, но тут же весело расхохотался. – Хотя мне – так все равно. Другие вот только пальцем показывать будут… Всякие там Басмановы, Бельские…
Иван подавил улыбку:
– Вижу, не очень-то ты рвешься в приказные начальники, князь!
– Сказать по правде, и вовсе не рвусь! – Михайла развел руками. – И ратная служба мне куда милей приказного крючкотворства. Но – что сделаешь супротив государевой воли? Ладно, – он вздохнул. – Давай о тебе… Расскажи-ка, что с тобой приключилось. Дюже интересно послушать.
– Интересно? – переспросил юноша. – Ну, коли интересно, тогда, князь, слушай… Значит, отправил меня Овдеев тебе в помощь: от лихих, говорит, людей, мало ли…
– То-то я без тебя с ними не справлюсь! Ла-адно, не обижайся, рассказывай дале… Нет, постой… Эй, караульный!
Тут же распахнулась дверь.
– Чего изволит ваша княжеска милость? – сунулся в горницу чубатый стрелец.
– Квасу, – коротко кивнул князь. – Хотя, нет… лучше вина. Мальвазеи. Любишь мальвазею, Иван? Я – так очень.
– Благодарствую.
Не дожидаясь вина, Иван в красках и деталях описал молодому князю все, что с ним произошло, не упустив и разбойную девицу, и собственные мытарства на вершине сосны. Рассказывал интересно, словно бы заново переживая случившееся, да и князь оказался благодарным слушателем – не перебивал, не переспрашивал и даже заразительно смеялся в некоторых местах.
– Ушицу, говоришь, варила? Ха-ха-ха! А стерлядь на постоялом дворе сперла? Уж не на здешнем ли? Слушай, Иван, а девка-то хоть красивая?
– Игла-то? Да как сказать… смотря на чей вкус. По мне, так ничего… Глаза голубые, волосы словно лен, грудь такая… большая… красивая…
– Красивая, говоришь? Так ты с ней, значит, того… Ну-ну, не красней, не девка ведь. Бывает. Да и вообще… – Князя вдруг потянуло на философский лад. – Мы, мужики, хоть и умны бываем, и знающи, а все же на бабьи хитрости попадаемся, словно глупый карась на уду!
– Вот уж истинно сказано, – со вздохом признал Иван. – Словно глупый карась на уду.
Они вышли из избы уже друзьями, насколько могут быть друзьями родовитый боярин-рюрикович и дворянин из обедневшей семьи. На околице, в малиновых зарослях, весело пели птицы, невдалеке белела стволами березовая рощица, рядом с которой журча тек ручей, рядом с караульной избой, на пригорке, высилась деревянная церковь. Само же село – называлось оно Тайнинское – располагалось не так уж далеко от Москвы и насчитывало с десяток домов, в том числе постоялый двор, куда и направлялись сейчас Иван с молодым князем. Искоса поглядывая на Михайлу, юноша нащупал рукой висевший на шее мешочек с зельем.
Вдруг подумалось – а хорошо было бы, коли б мешочек этот достался разбойникам, либо, на худой конец, оборвался бы, потерялся в лесу. Хорошо бы – не надо было бы теперь думать. Так ведь нет, не оборвался, не потерялся, и разбойники на него не польстились – больно уж был убог, мал, неприметен. Вот и рассуждай теперь… выполнять ли приказ? То есть выполнять ли его вот сейчас, немедленно, либо немного подождать? Уж конечно же, Иван решил подождать.
И, прибавив шагу, нагнал ушедшего вперед князя. А тот вдруг обернулся и кивнул на стоявший на обширном дворе возок, крытый выкрашенной в красный цвет кожей, с тиснеными вызолоченными цветами, зверьми и травами:
– Чей, знаешь?
– Догадываюсь. Царевой матушки, инокини Марфы. Чай, с Белоозера привезли?
– Привезли, – кивнул князь. – Только без меня. Я ее уже здесь, в Тайнинском, встретил. Стрельцам да рейтарам велел не гомонить – не мешать отдыхать бабушке. Ей ведь еще с царем встречаться, с сыном…
– Так и я до Москвы – с вами.
– Погоди до Москвы, – Михаил отмахнулся. – Мы, думаешь, чего здесь стоим? Кого дожидаемся?
Юноша чуть не споткнулся:
– Господи! Неужель – государя?!
– Его… Государь мне безопасность встречи доверил!
Ах, вон оно что… Иван вдруг со всей отчетливостью понял, почему для обеспечения встречи Дмитрий выбрал молодого князя Скопина-Шуйского. А потому что Шуйские – опальный род! И, значит, тем ценнее будет свидетельство одного из Шуйских – князя Михайлы – в том, что инокиня Марфа Нагая признает в Дмитрии чудесно спасшегося сына. Признает ли? Судя по всему, новый московский царь был в этом уверен. Иначе не послал бы на встречу Скопина-Шуйского, да и сам не поехал бы… А вообще, зачем ему ехать? Ждал бы себе спокойно в Москве, с боярами… Вот именно – с боярами. Которые как еще себя поведут, коль все не так, как хочется Дмитрию, сложится? А сюда он, стало быть, едет не опасаясь… Значит, что же – он и в самом деле истинный царь, чудесно спасшийся от неминуемой, казалось бы, смерти, сын Иоанна Грозного? Что ж, может быть и так… А может быть и по-другому – Дмитрий никакой не Дмитрий, а самозванец, как о нем и говорили и что со всей отчетливостью вытекало из похищенных из монастыря Мон-Сен-Мишель грамот! А значит – именно здесь он собирается прорепетировать, и если Нагая его не признает, то… То дальше может быть все, что угодно. С Нагой. И с теми, кого Дмитрий – как ни крути, государь – сочтет лишними свидетелями. Ой, как почему-то не хочется быть лишним!
