Рейтары живо притащили несчастную, бросив чуть ли не под копыта коня.
– Кто такая?
– Матрена-а-а… Господи-и-и-и…
– Выть перестань, уши ломит! Те дети – твои?
– Мои-и-и… Ой, как дальше жить-то будем, Господи-и-и-и! Умереть нам всем помоги, господи-и-и!
– Не тревожь господа Бога своими дурацкими просьбами, глупая женщина! Мужик где твой?
– Вдовая я-а-а…
– Ну, вот что, Матрена. Завтра придешь в Кремль за деньгами на новую избу. Где мой дворец стоит, знаешь ли? Смотри, не перепутай.
Не дожидаясь ответа, государь повернул коня, и вся кавалькада живо унеслась прочь.
– Радуйся. Радуйся, Матрена! – закричали соседи. – Вот повезло глупой…
– Да чем, чем мне повезло-то? Изба сгорела, амбар, коровник…
– Ужо выдаст тебе государь денег на новую избу. Обещал ведь!
– Кто обещал? – испуганно озираясь, переспросила женщина. – Государь?
– А то кто же! Он ведь на белом коне и был…
– Государь! А я-то, дура, думала, боярин какой… Государь… Дмитрий Иоаннович…
– Слава государю, слава! – закричал кто-то.
И все подхватили, словно единым духом:
– Царю Дмитрию слава!
Горбоносый пожарный пристав Никифор Онисимов, поглаживая обгоревшую бороду, смотрел на быстро терявшее силу пламя и довольно щурился: не каждого сам государь отмечает, не каждого!
Глава 14
Дознание Галдяя Сукина
Но бояре были обыкновенно люди малосведущие, и всеми делами в приказах ворочали помощники их, дьяки, вместе с письмоводителями, подьячими.
М. Острогорский. Учебник русской истории
Август 1605 г. Москва
Иван все никак не мог понять: почему расследование столь серьезного инцидента поручили Галдяю Сукину, обретавшемуся в приказе без году неделя и еще никак и ни в чем себя не проявившему? Ну, ведь явный поджог, об этом говорит – да прямо кричит! – все: и то, что хоромы Гермогена Ртищева запылали сразу же после визита к нему Ивана и Митьки, и то, что все погибли, сгорели – и хозяин, и оба его слуги. Так и нашли три обгорелых трупа, один из которых принадлежал подростку – Телеше. Искать нужно, искать! Опросить всех, поднять архивы…
Иван, конечно, рванулся бы со всеми этими предложениями к Овдееву и даже, скорее всего, забрал бы дело себе, но, увы, начальство отъехало за город – вступать во владение новым поместьем, недавно пожалованным государем. У Ивана, как у дворянина московского, тоже имелись три деревеньки, только вот, пока он отсутствовал, обретаясь то в Путивле, то под Кромами, мужички все поразбежались кто куда, не обращая никакого внимания на все постановления о сыске беглых. Хотя чего их искать-то? Ясно, к кому сбегли – к богатому соседу, князю Мстиславскому, – у него и земель, и крестьян видимо-невидимо, и богатств; понятно, что там мужичкам да их семьям уж куда легче прожить-прокормиться. Иван, конечно, расстроился, но ненадолго – махнул рукой да стал жить на жалованье, которое ему, опять же, как обладателю чина московского дворянина, полагалось в размере пятидесяти рублей в год, а царь Дмитрий, долгое ему царствие, повысил эту сумму до восьмидесяти и половину уже заплатил. Сорок рублей – сумма немаленькая, на жизнь хватало всем. Прохор с Митрием, как и все остальные приказные в мелких чинах, раньше жалованья совсем не получали – должны были кормиться с челобитчиков. Правда, Дмитрий им начал что-то платить, какую-то сущую мелочь, зато время от времени жаловал подарками.
А вот Овдеев поместьями своими управлял лично, никому не доверяя. И правильно делал: пока никто не слыхал, чтоб от него крестьяне сбегали – по крайней мере, сам Овдеев на это не жаловался. Так что не было сейчас его, потому и не к кому было идти, – оставил он вместо себя, стыдно сказать, Ондрюшку Хвата. Ох и ушлый же был дьяк, недаром батогов по указанию государя отведал; наверное, это и правильно, что начальник именно его и оставил для пригляду, как раз и нужны тут такие ушлые. Однако лично Иван и алтына – да что там алтын, пула бы медного не доверил Ондрюшке. Впрочем, на все начальственная воля. Ондрюшка вел себя скромно, в серьезные дела не лез – полезет он, как же! – в «отряд тайных дел» заглядывал редко, все свое время посвятив правонарушениям в сфере мелкой – и не очень – торговли. Отдался, можно сказать, всей душой борьбе за права покупателей. И, как подозревал Иван, не зря: уже в самое короткое время появился у дьяка и парчовый кафтан, и епанча из новомодной сверкающей ткани – алтабаса. Похоже, ничуть не испугали Ондрюшку царские батоги, вот ни на сколечко не исправили… ага, исправят, как же, горбатого только могила…
Ну, черт с ним, с Ондрюшкой, посейчас у друзей голова о другом болела – о пожаре, о чем же еще-то? Ну, нашли, кому поручить – Галдяю Сукину! Он не только новенький, но еще и, очень на то похоже, тупой, до сих пор не мог точно разуметь, чем блуд от прелюбодеяния отличается, а пошиб от толоки. Уж тут даже Ондрюшка Хват ничего поделать не мог, хоть и твердил все время – учи, черт патлатый, учи! Мало того что твердил – палкой бивал подчиненного, как и было принято во всех приказах. Да вот, видать, мало бил – не помогало. Хотя самому-то Ондрюшке много ли помогали батоги? Как был мздоимцем, так и остался – и ничего его не брало, живуче «крапивное семя»!
– Что ж будем делать-то, парни? – тоскливо оглядел друзей Митька. – Неужто наплюем на смерть Ртищева?! Ведь такое дело – тут явный к ошкую след!
– Был след, – Прохор горько усмехнулся. – Да весь вышел, сгорел жарким пламенем.
Митрий пригладил волосы:
– Вот никак не пойму, почему Овдеев-то такое сложное дело Галдяю поручил, у которого ни опыта, ни, надо признать, старания.
– Может, потому и поручил, чтоб Галдяй на сложном деле опыта набирался? – предположил Прохор.
Подумав, Митька согласно кивнул:
– А может! Только ведь нам от того не слаще – дело-то все равно завалено будет… Эй, Иван, что молчишь?
Иван сидел у окна на лавке, с интересом наблюдая, как подьячие с приставами с трудом поднимают по крыльцу здоровенную бочку.
Не выдержав, Митька подскочил к приятелю, потряс за плечо:
– Иване!
Повернувшись к друзьям, Иван вдруг улыбнулся:
– Знаете что, други? Пришла мне тут одна мысль… А что, если мы Галдяю с этим делом поможем?
– То есть как это – поможем? – не понял Прохор. – Поясни.
– Поясню, – встав с лавки, Иван прошелся по горнице. – Я Галдяя сейчас учить начну, якобы по порученью Овдеева… Хотя, нет, пусть Ондрюшка, как временный начальник, такое поручение даст… И вот, под это дело, я с Галдяем частенько встречаться буду, о ходе дознания выспрошу, кое-что подскажу… а кое-кого нам, парни, и самим поискать придется. Чуете?
– Ну, ясно, – натянуто рассмеялся Прохор. – Мы за Галдяя работаем, он от начальства – подарки да благодарности. Хотя… оно конечно, ежели на ошкуя выйдем…
