Михаил не стал нарочно оборачиваться, нет, наоборот, пьяно пошатнулся да неловко завалился в сугроб. Покачиваясь, встал на ноги, отряхнулся… а тем временем внимательно все осмотрел.
Ну — да, вон они, спрятались за навозной кучей. Двое! Один, похоже, тот самый служка — дюжий усач. Второй… Второй — черт его знает…
Если у них ножи или кистень, может прийтись туго. Чего ж они хотят-то? Может, не идти в избу? А куда? Обратно — так эти встретят… Может, у них и луки со стрелами за кучей спрятаны, кто знает?
Ладно…
Подойдя к избе, Ратников вновь зашатался, упал, подобрав обломок увесистой палки, поднялся, пнул башмаком дверь… как во всякой избе, естественно, открывавшееся вовнутрь, чтобы зимой не завалило снегом.
— Здорово, Максюта!
И тут же опешил. Ни Максюты, ни Эгберта в избенке не было, а за маленьким столом сидели какие-то совсем другие парни, сгорбленные, какие-то малость пришибленные, что ли.
— А толмачи где? — сжав в руке палку, Михаил неприязненно посмотрел на ребят.
— Мы и есть толмачи, — испуганно отозвались те.
На столе перед ними что-то лежало… какие-то стекляшки…
Некогда было рассматривать!
Услыхав снаружи чьи-то крадущиеся шаги, Ратников погрозил сразу притихшим парням палкой и рванул на себя дверь…
Первым влетел дюжий служка… получив по кумполу, растянулся на полу, второй оказался осторожней — рванулся было бежать, но и его Михаил достал таки палкой. Метнул — попал по затылку… Шпынь взвизгнул, пошатнулся, громко и жалобно закричал… и повалился в навозную кучу ничком. Самое ему место!
— Что? Что тут такое? — закричали выбежавшие из корчмы люди.
Видать, услыхали таки крик.
— А черт его знает! — улыбнулся им Миша. — Какая-то пьянь в кучу упала. Да… в еще в избенке кричали, подите-ко, гляньте…
И, проводив глазами метнувшуюся к курной избенке толпу, насвистывая, зашагал в воротам.
И вдруг застыл. Повернулся… Вспомнил…
Вспомнил. Что за стекляшки валялись на столе перед толмачами! Те самые осколочки… коричневато-желтые… Господи! Неужели…
Сплюнув, Ратников решительно бросился обратно в избенку.
Глава 12
Январь — февраль 1242 года. Псков
Суета
И он посылал их туда, где видел, что в этом была особенно большая надобность.
Робер де Клари. Завоевание Константинополя.
Ратников не стал наезжать на парней сразу — слишком уж много вокруг было свидетелей, и откуда только набежали? А, впрочем, ясно — откуда — из корчмы. Но, с другой стороны, сидели себе, сидели, потягивали бражицу да медвяной квас, и вдруг — сорвались: ах, ах, никак бьют кого-то? Скорее, конечно, из любопытства — не вступиться, а посмотреть… Ну, да смотреть и не на что было — побитый Мишей служка свалил, а молодые толмачи сидели себе смирно, не рыпались. Ну, были осколки на столе — желто-коричневые… Так, может, не стекляшки — янтарь?
Ан, нет — точно они, Михаил нагнулся, хорошо рассмотрев витой «змеиный» узор. Но действовать пока не стал — опасно, слишком уж людно кругом, вот и решил наведаться по-тихому завтра.
А завтра, с утра уже, на постоялом дворе началась суета — бегали служки, топили печи, таскали из пилевни солому — ждали гостей из Смоленска по санному пути — в Дерпт и далее, в Ревель. Ратников тоже проснулся — снимал для себя каморочку в углу — только разбудил его вовсе не общий шум — экая безделица! — о, нет, кто-то настойчиво колотил в дверь.
Кого еще черт принес?
Быстро накинув на плечи кафтан, Миша, на всякий случай, придвинул поближе длинный засапожный нож и откинул кованый крюк:
— Кто?
— Разрешишь ли войти, милостивец?
Михаил удивленно хмыкнул — вот уж если кого и ждал, так только не этих! А тут явились — оба-два — усатый корчемный служка с перевязанной грязной тряпицею башкой и Опанас Сметанников с хитрой рожей. Насчет башки — это вчера Миша постарался.
И чего ж, интересно, они приперлись-то? Смирно стоят, не похоже, что для разборок.
— Ну, заходите, — Ратников распахнул дверь пошире.
Войдя, оба гостя смиренненько перекрестились на висевшую в углу иконку и вдруг разом упали на колени:
— Прости нас, батюшка, за вчерашнее. Извиняй — бес попутал!
— Ладно, — Мише уже стало очень интересно — а чем, собственно, вызвано сие превращение вчерашних волчин в нынешних белых и пушистых овечек. — Садитесь вон, на лавку. Бражки выпьете?
— Коли угостишь, милостивец…
— Да пейте — жалко, что ли? — Ратников кивнул на стоявший на сундуке кувшин с кружкой. — Уж извините, за второй кружкой сами идите…
— Да мы с одной.
Выпив по очереди, снова уставились очи долу.
— Ну? — не выдержал Ратников. — Так вы только извиниться явились?
Усач — понятно, но почему пришел Сметанников? Его-то Миша не видел, вряд ли и догадался бы, что тот при делах.
— Не токмо… — отвечал за двоих служка — похоже, он был в этой парочке за главного — дюжий, коренастый, усатый, лицо такое… Ратников присмотрелся — на рожу фашистского прихвостня похоже, какого-нибудь зажравшегося полицая.
— Мы, батюшка, отслужить готовы, — подобострастно осклабился Опанас. — Что тебе надобно — говори, сладим!
— Что надобно? — Михаил усмехнулся и задумчиво взъерошил затылок. — Песни какие знаете? Пойте!
— Что?! — незваные гостюшки удивленно переглянулись.
— Правда, что ли, петь? — угрюмо переспросил служка.
Миша улыбнулся:
— Шучу! Уж, не беспокойтесь, сыщу вам дело поинтересней. Скажите-ка вот только для начала — кто вас прислал? Что молчите, кобенитесь? — Ратников и сам с удовольствием хлебнул бражицы из кувшина, с утра — самое оно то! — Ладно, не хотите говорить, не надо — сам догадаюсь. Онфимий Рыбий Зуб — угадал?
Гостюшки поникли голосами, правда, вслух так ничего и не сказали, да Михаил и без их слов сразу догадался — угадал. Хотя, чего тут было угадывать-то? Ясно, что упыри эти не сами пришли, ясно, что босс у них есть криминальный, он и прислал с извинениями, а кому то было надобно? Тому, кому Ратников сильно помог, — Онфимию! Так что — что тут гадать-то?
— Значит, это вы так вот на пару в корчме промышляете? Добрых людей выслеживаете, ты, Опанас — их забалтываешь, а ты… как звать?
— Корятко, — смущенно прогундосил усатый.
— … а ты, Корятко, бьешь. Короче — разбойнички, тати! И многих уже поубивали?
— Да никого, — служка неожиданно перекрестился. — Вот те крест святой, милостивец, — никого! Я ж кистеньком… умело…
