Робер де Клари. Завоевание Константинополя.
Кнехты частью были перебиты, а частью бежали. Ратников возблагодарил Господа и бросился назад — к упавшему в сугроб Эгберту. Максик-то стоял на ногах, что-то радостно кричал, а вот Эгберт… Неужели…
Нет, вот поднялся!
На поляну между тем выходили какие-то люди в сверкающих на солнце кольчугах и мохнатых шапках. Мощные рогатины, мечи, закинутые за спину луки… Новгородцы! Кому здесь еще быть?
Один из воинов, убирая в ножны меч, направился к Михаилу. Остановился, ухмыльнулся, с удивлением хмыкнул:
— Ну, здрав будь! Не чаял я тебе здесь встретить!
Никифор! Тот самый, что специально позволил Мише бежать с ценными сведениями, приняв его за орденского шпиона. Если так, то…
Ратников улыбнулся:
— И тебе не хворать! А Игнат где?
— А зачем тебе Игнат? — Никифор скрестил на груди руки, окидывая беглецов пристальным задумчивым взглядом, словно бы рассуждал — что теперь с ними делать?
— Просто так спросил, — Михаил потуже затянул пояс. — Мне бы старшего, Игната.
— Язм посейчас за старшего, — усмехнулся Никифор. — Что у тебя за дело?
— Вот! — Ратников проворно распустил пояс, вытащив оттуда пергаментный свиток. Тот самый, что передал ему Бреслав. — Доложи воеводе. Или даже князю.
— Доложим, — бегло просмотрев послание, воин кивнул. — Ну, а вам всем придется с нами пройти.
— Иного и не ждал, — буркнул Миша. — Ладно, давай, веди, что зря стоять? Руки, надеюсь, не свяжешь?
— Зачем? Деваться-то вам все одно — некуда.
А вот это было логично — уж точно, некуда! Весь лес завален снегом, по сугробам не очень-то убежишь, тем более — после такого марафона, да и новгородцев здесь полно. Передовой отряд Александра. Вот оно, началось!
— Дядь Миша, — нагнав Ратникова, несколько испуганно спросил Макс. — Это ведь свои, русские?
— Русские, — обернувшись, кивнул Михаил. — Только вот — свои ли?
Всяко могло сейчас случиться. Ну, передал послание, довольно важное, между прочим. И что? Никифор, насколько помнил Ратников, никак не относился к слишком уж доверчивым людям. Оставалось надеяться, что сразу не казнят, но допрашивать, конечно, будут, возможно даже — с пристрастием.
Вместе с новгородским отрядом беглецы прошагали по лесной тропе, можно даже сказать — узкой дорожке — верст пять или чуть меньше. Продвигались быстро, без остановок, пока наконец за сумрачным строем убранных снегом елей не показалась такая же заснеженная деревня. Большая, в восемь дворов. И в каждом дворе, насколько мог заметить Михаил, проходя мимо, кони, возы и воины, воины, воины. Жгли костры, шутили, смеялись, сновали из избы на двор и обратно.
— Входите! — спешившись, Никифор завел беглецов в курную избу, располагавшуюся на задворках крайней усадьбы, и, велев ждать, вышел, что-то шепнув находившимся в избенке воинам. Наверное — чтоб приглядывали, чего еще-то?
Мог бы и не шептать — не убежать при всем желании…
Одно хорошо здесь было — жарко натопленный очаг: Максик с Эгбертом сразу уселись поближе, подстелив на лавку простенькие свои шубейки. Вытянули к огню руки и ноги, разогрелись, разомлели. Эгберт, обронив голову, задремал.
— Умаялся, сердечный, — бросил один из воинов — молодой вихрастый парень, старательно чистивший кольчугу мелким речным песком. Интересно, где он его взял, зимой-то, этот песок. Вероятно, специальные запасы были.
— Обождите-ко, посейчас сбитень сладим, — вихрастый поставил на очаг котелок с водой и, нагнувшись, подкинул дровишек.
Ползущий по стенам к волоковым оконцам синий дым ел глаза до слез, на что никто не обращал никакого внимания — привыкли. Даже — Максим с Ратниковым.
Снаружи заскрипел от чьих-то шагов снег, и в избенку вошел Никифор. Глянул на прикорнувших ребят, усмехнулся и махнул рукой Мише:
— Пойдем, человече. Доложишь все воеводе.
Выйдя со двора, они прошли по накатанному пути к центральной усадьбе, точно так же заполоненной воинами, как все остальные. Солнце встало уже, начинало по-весеннему греть, а как же — весна-красна пришла, уже и Новый год — первое марта — успели отпраздновать, и снег на солнечной стороне постепенно становился ноздреватым, серым. А вот в лесу еще лежал сугробами во всей красе, да и лед на озерах был по-зимнему крепок.
— Сюда-от, — пройдя ворота, Никифор показал на крайнюю избу на высокой подклети.
Заскрипели ступеньки крыльца…
Воевода — звали его Домаш Твердиславич — оказался чем-то похож на бухгалтера — круглое добродушное лицо с маленькими умными глазками, стрижка в кружок, по обычаю — расчесанная бородка. Ему бы еще очки…
Однако вопросы задавал дельные — по существу: что за человек передал послание? Был ли сам Михаил во Пскове, в Дерпте? Какие там настроения, о чем говорят-шепчутся люди. Много ли стоит за немцев? Поддержит ли новгородскую рать большинство?
Ратников отвечал кратко, по древу мыслию не растекаясь, говорил, как сам видел и представлял, а чего не знал — о том не распространялся. Немцев — да, поддерживают, правда, немногие. Зверств орденцы не чинят, в законы особо не вмешиваются, но многим не нравится их вера. Веру, конечно, никто не хочет менять. Однако сие вовсе не значит, что все безоговорочно поддержат новгородцев. А почему б тогда не смолян или еще кого? Опека «старшего брата» — Новгорода — многим псковичам давно уже надоела и, если б немцы были православными, то еще не известно бы, что происходило бы. А так… Большинству, как всегда, по сути-то все равно — новгородцы, немцы или сам дьявол — лишь бы в их жизнь не лез, ну, и защищал, когда требуется, но есть активные люди, весьма влиятельные и богатые, связанные с новгородской торговлей… вот они-то чувствуют себя ущемленными и, несомненно, организуют войску Александра Ярославича всяческую поддержку. В конце концов, немцам ворота тоже не особенно-то много народу открыло — очень даже мало. Но — активные, точнее, оказавшиеся активными на тот самый момент…
— Хорошо, — выслушав Ратникова, Домаш Твердиславич удовлетворенно кивнул и сразу прищурился. — Тут Никифор, сотник мой, про тебя, мил человек, странные вещи рассказывает.
— Думает, что я — соглядатай орденский и сведения ложные принес, — невесело усмехнулся Миша. — Знаю я, как он мыслит.
— А что — не так? — воевода хитро улыбнулся.
Ратников хмыкнул:
— Не так, вестимо. Все, что там, в грамотице, написано, все, что я тебе сказал только что ведь и проверить можно. Думаю, ты не одними моими сведениями воспользуешься. Вот и сравни.
— Сравню, — серьезно кивнул Домаш Твердиславич. — Как же без этого? А покуда спрошу: ты-то сам как свою жизнь дальше мыслишь?
Вот — вопрос. Что и ответить?
— В Пскове останусь, как немцев оттуда выбьют. Да и… землица у меня на бережку, рядом. Угодья охотничьи.
