— Ага, у вас-то на Ивана Купала что делалось? Сама ж рассказывала… Не стыдно было?
— То на Ивана Купалу…
— И все же… Надо же нам с тобой постепенно в свет выходить… хотя бы для начала здесь, в поселке, — достав из холодильника банку пива, распалялся Миша. — Не можешь же ты все жизнь здесь просидеть, на Усадьбе!
— Почему — нет?
— Так ведь скучно!
— С тобой? — Машенька тихо рассмеялась. — С тобой нет, не скучно. А потом, Бог даст, детишки пойдут…
— Детишки, вот-вот… А с детишками-то гулять надо!
Ратников давно уже собирался серьезно поговорить с Машей, да вот все никак не мог выбрать время, решиться. Надо ведь было как-то объяснить ей все — и об этом странном мире, и том, что тот мир, что был в прошлом, там навсегда и остался. Хотелось верить, что навсегда…
Вообще Миша давно уже лелеял мысль пристроить супружницу в магазин — пусть понемножку привыкает к людям… ну, до тех пор, пока не родит, а уж там…
Давно, давно надо было все объяснить… Ну, да вот хоть сейчас — чем не подходящий момент? С чего бы только начать-то?
— Пива хочешь? — Ратников протянул супруге банку.
Та кивнула:
— Глону… Ой, холодное-то!
— Вот-вот! — Миша сразу же ухватился за вполне подходящую для столь сложного разговора мысль. — А почему пиво холодное?
— Так с ледника потому что… Хороший у нас ледник — белый, на сундук похожий. Ни у кого раньше такого не видела.
— Ты, Маша, много чего не видела… Подожди, вот привезу телевизор, тарелку…
Сказал — и сам испугался! И в самом деле, от телевидения у Марьюшки, пожалуй что, возникнет самый настоящий шок. Нет… надобно подготовить заранее…
— А вот где, по-твоему, это пиво сварено?
Девушка неожиданно расхохоталась, довольно громко и даже где-то обиженно:
— Милый! Да ты меня совсем, что ли, за полную дуру держишь? В немецких землях и сварено, вон, на банке-то написано… а я ведь немецкие буквицы знаю. Читать, правда, не могу — речи ихней не понимаю.
Миша только рукой махнул и снова прижал женушку к себе. Погладил по плечу:
— Чудо ты мое чудное! А вот, машина… Ну эта, повозка наша, без лошадей…
— То волшебство, — убежденно ответила Маша. — Чего ж в этом такого?
— А может, все-таки не волшебство? Может, все-таки — механизм?
— Может, и механизм… Только волшебный! Кстати… милый… ты когда меня с повозкой управляться научишь, ведь обещал?
— Обещал — научу, — хохотнул Ратников. — Вот, прямо сегодня и научу, как на пляж поедем.
«УАЗик» он давно уже забрал с Танаева… теперь вот туда же и собирался. А что — пляж там замечательный, народу не так уж и много. Хотя… денек сегодня чудесный — может и многолюдно быть. И что с того? Все равно когда-нибудь придется показывать женушку. А пусть смотрят, завидуют!
Миша так прямо вслух и сказал:
— Пусть на тебя все смотрят! И мне завидуют! То есть не мне… а вообще — нам.
— Ну, разве так только… — Марьюшка фыркнула. — Тогда, конечно, пускай. Как хоть это одевать-то?
Вот тут-то уже слегка покраснел и Ратников, в полной мере почувствовавший себя главным героем некогда нашумевшего итальянского фильма «Синьор Робинзон». Как тот надевал белье на очаровательную дикарку Пятницу…
— Это вот… трусики… сюда… Давай ногу… А вот лиф… Повернись… Та-ак… Ну вот, справились! — Миша довольно оглядел облаченную в узенькое бикини супругу, с таким видом, словно бы это он сам только что высек ее из мрамора.
— А ну-ка, подойди к зеркалу… посмотрись!
— Ой!
Машенька ничуть не смутилась, а, похоже, вовсе наоборот.
— Ой… Непонятно как! Вроде и нагая… а вроде — все что надо, закрыто. Господи, вот для людей искушенье-то!
— Ничего-ничего, никого ты тут этим не искусишь, здесь все так ходят… — Миша немного помолчал и, обняв с интересом смотрящуюся в зеркало женушку, вкрадчиво поинтересовался: — Марьюшка, душа моя… ты как думаешь, вот где мы с тобой есть?
— Как где? — Маша скосила глаза. — У себя на усадьбе!
— Нет, я не про это. Вообще! Вот, скажем, где Новгород… тот Новгород, который ты знала?
— Где-то очень далеко, — отойдя от зеркала, юная женщина уселась на кровать и с полной серьезностью взглянула на супруга. — Так далеко, что ни в одной сказке не рассказать… Вроде бы тут все, как и должно быть… но и — все какое-то непонятное, чужое — я чувствую. Этот свет, ледник в белом сундуке, музыкальная шкатулка… повозка самобеглая. И люди здесь другие…
— Лучше или хуже?
— Конечно, лучше… Хотя худые-то, верно, к нам и не заходят.
— Верно! — Ратников и не хотел, а рассмеялся. — Худых не зову. Так, значит, что мы не там… ты догадалась?
— Давно уже, — Машенька махнула рукой. — И что с того, что не там. Главное — с тобою вместе!
— Ой, душа моя, — до слез растрогался Михаил. — Ну, иди ко мне скорей… поцелую…
И снова оба почувствовали, как бешено колотятся сердца. Стучат в унисон, со вновь поднимающейся страстью, охватившей пламенем все… казалось, все вокруг… Наплевав на проделанную работу, Миша проворно снял с суженой лифчик, стянул трусики…
— Ах, душа моя!
— Любый…
А потом пришлось все надевать обратно. И даже больше!
Поискав в шкафу, Миша нашел подходящие джинсики, обрезал, сделал для жены шорты… Рубаху — старую свою — завязал ей на животике узлом… Что еще? Очки! Ну да — вот как раз давно хотел предложить… Хамелеоны… итальянские!
И вот еще кое-что… вчера прикупил в поселке.
— А ну-ка, закрой глазки!
— Закрыла!
— Оп!
Улыбаясь, Миша ловко подвесил супружнице на шею золоченую цепочку с кулоном — кусочком какого-то синего камня:
— Открывай!
— Ой… Красиво как! Благодарствую…
— Ладно, целоваться потом будем — успеем. Ну что, поехали наконец-то купаться?
— Поехали! — радостно закивала Маша.
Ратников даже сам удивился, на нее глядя: фотомодель! Истинная фотомодель, куда там многим.
— Ну, ты у меня раскрасавица!
Выйдя на улицу, прошли огородом к машине.
— Э нет, не сюда — за руль, милая! — распахивая дверцу, засмеялся Миша. — Садись садись…
Усадил женушку, сам уселся рядом:
— Вон ключик… поверни… Ага!
Довольно заурчал двигатель. Не женская, конечно, машина — «УАЗик» — но зато потруднее ее вусмерть разбить. Ничего, научится Маша ездить, можно будет и приличную тачку взять, недорогую, конечно, что-нибудь типа «шевроле-ланос»…
