– Батюшка воевода, не вели казнить! – Из клубов дыма, словно черт, возник легковооруженный воин. – Убег Феофан, как и не было! А человечка его, Авраамку-писца, изловили с ядовитым зельем. Скоморохов, грит, владыко-епископ приказал извести, врет, наверное… И что с ним делать велишь?
– Убег – и черт с ним, – отмахнулся Панфил. – Не до него теперь. А писца… Писца тащите на стены. Пусть град защищает, ярыжкино отродье!
– Понял, воевода-батюшка! – заулыбался воин – черный от копоти, он и в самом деле напоминал черта. – Эй, робяты! Тащите писца следом.
– Да… – что-то вспомнив, остановил его воевода. – Со двора церковного да с посадского поруба выпускайте всех недоимщиков да скоморохов – чтоб на стену шли, нам теперь ни один не лишний.
Воин махнул рукой… И в этот момент страшнейшей силы взрыв вдруг потряс землю! Почва под воротами встрепенулась, словно живая, и, на миг вздыбившись, разлетелась по сторонам, а башня, медленно разрушаясь, с грохотом ухнула вниз, подняв тучу пыли.
– К пролому все! К пролому! – глухо закричал воевода и, выхватив меч, бросился сам.
– Здорово, – услыхав взрыв, пожал плечами Раничев. – Началось, значит. Похоже, епископу теперь не до нас станет.
В тот же миг снаружи лязгнул засов.
– Кто тут есть христианская братия, выходи! Ты кто? За недоимки аль скоморох?
Русобородый воин в кольчуге и бармице подозрительно воззрился на узника.
– Скоморох, – честно признался тот. – Чего это там так грохнуло?
– А пес его… – Воин отмахнулся. – Есть тут еще кто из ваших?
– Да есть…
– Всех велено выпускать – да на стены.
– Что, так плохо?
– Куда уж хуже! Вот-вот вражины лютые в город ворвутся. – Воин перекрестился.
На улице, вдыхая удушливый дым пожарищ, Раничев увидал своих: Ефима с Салимом, бледных, похудевших, растрепанных.
– Ну что, отомстим гулямам? – вопросил он отрока, и тот кивнул с самым серьезным видом. Попросил воинов:
– Оружие какое-нибудь дайте!
– На стене подберешь, – ухмыльнулся русобородый. – Или – под ней, если не повезет.
Остальные воины рассмеялись. Они вышли из ворот и, свернув на ведущую к ближним воротам улицу, в замешательстве остановились. Весь город был затянут дымом, по улицам, стеная, бегали какие‑то испуганные насмерть люди: женщины, старики, дети. Где-то, непонятно, в какой стороне, слышались дикие вопли, свист стрел и оружейный звон.
– По-моему – нам туда. – Раничев показал рукой на целую кучу народа, клокочущую у самых ворот, точнее, у того, что от них осталось. Переглянувшись, воины быстро побежали туда. А бой разгорался нешуточный – гулямы во что бы то ни стало хотели проникнуть через разрушенные ворота, и их можно было понять – зря, что ли, взрывали? Распоряжался битвой сам воевода и еще какой-то растрепанный кудрявый парень с окровавленной рожей – присмотревшись, Раничев узнал в нем ордынского бека Тайгая. Умышленно подбежал сразу к нему – с воеводой почему-то неохота было встречаться даже в этой пиковой ситуации.
– На подмогу мы…
– На подмогу? – оглянувшись, Тайгай с усмешкой оглядел пришедших. – Саблей владеет кто?
– Я! – вышел вперед Салим. – Дай саблю – не пожалеешь!
– Гм… дай… – Бек оглянулся на ворота. – Сейчас полезут, возьмешь сам, если сумеешь.
– Возьму, – упрямо пообещал Салим и еще прибавил что-то, непонятно на каком языке, впрочем Тайгай его не слышал. Он повернулся к воротам, что-то прикинул, потом бросил быстрый взгляд на скоморохов; куда и акцент пропал?
– С тюфяками обращаться сможете?
– С чем?
– С огненным боем.
Раничев заколебался, потом махнул рукой:
– Сможем.
Тайгай обрадовался.
– Тогда бегите на ту стену, – он показал, – снимайте тюфяк и тащите сюда. Там им, похоже, пользоваться совсем некому, а здесь… здесь – пригодится. – Бек снова взглянул на ворота.
Иван пожал плечами – делать нечего – и, переглянувшись с Ефимом, бегом бросился к стене. Пушка оказалась тяжелой, даром что маленькая. Этакая трубка, большой пугач-самострел, которые Раничев, случалось, мастерил с ребятами в детстве. И обслуживалась примерно так же: заряд с дула, затем, кажется, пыж, после – ядро…
Вдвоем с Ефимом они еле приволокли пушку, пришлось еще просить одного парня со стены принести припасы и ядра.
– Ух и умаялся, – признался тот, поставив на землю тяжелый ящик. Уселся сверху сам, вытирая пот. В парне этом Раничев, к удивлению своему, признал писца Авраамку. Тот тоже его узнал, пожал плечами да улыбнулся жалостливо – мол, чего уж теперь-то. Иван тоже улыбнулся в ответ, похлопал писца по плечу, кивнул на ящик:
– Давай-ко, парень, тащи еще, одного-то, чай, маловато будет.
Понятливо кивнув, Авраамка сорвался с места.
– Наводите на разбитые ворота, – с удовлетворением наблюдая за процессом зарядки орудия, сказал подошедший Тайгай. – Как полезут – стреляйте.
– Не учи отца… – начал было Раничев, но не закончил, некогда было. Не такое это оказалось простое дело – заряжать допотопную пушку. Подняв ствол, сперва насыпали порох – зелье, как его тут называли. Пока Иван искал в ящике пыж, Ефим уронил ствол на землю. Сколько зелья высыпалось и сколько там его еще осталось – точно сказать было нельзя, да Раничеву и не нужна была точность, поскольку о том, каким количеством зелья нужно заряжать пушку, он имел самые смутные, чисто умозрительные представления. Тем не менее – заряжал. Деловито засыпал порох, забил обломком копья пыж, закатил каменное ядро. Так… Теперь, похоже, где-то здесь должна быть полочка для затравки. Туда тоже следует насыпать порох, но не тот, который в стволе, а более мелкий. Интересно, есть таковой в ящике? Нет. Так и полки же нет? Как же стрелять? А, вон дырка. Туда, следовательно, суют что-то горячее, порох внутри воспламеняется, и… О! Молодцы! Авраам с Салимом тащили со стены вторую пушку. Пушечку. Небольшую – два человека несли, – но тоже требующую умения.
– Заряжайте, – скомандовал Иван.
– Да мы не умеем как.
– Не умеют они… – нагнувшись к зарядному ящику, передразнил Раничев. – Учитесь, пока я жив!
Он ловко – куда как быстрее первой – зарядил пушку, установил, направив в сторону ворот, подложил под лафет палочки. Одну, другую, третью… Как заправский пушкарь, послюнявив палец, попробовал ветер. Третью палочку вынул.
– Ну где там ваши сволочи?
И как раз в этот момент Тайгай, отпрянув от ворот, махнул рукой – видно, «сволочи» наконец полезли.
– Стреляй, стреляй, Ваня! – завопил Ефим Гудок, увидев показавшихся в проломе черных от копоти гулямов. Салим заскрипел зубами.
– Стреляй… А фитиля-то нет! Огня… Головню, быстро… Нет, и она не подойдет. Шкворень надо, шкворень. И костер, чтоб калить.
