– И я с тобой. – Скоморох улыбнулся. – Ужо бог не выдаст, свинья не съест.
Оглядевшись по сторонам, они быстро перемахнули ограду и, таясь за кустами и обгоревшими заборами, бросились вслед за врагами.
Они уже почти достигли усадьбы, как вдруг услыхали чей-то приглушенный стон. Оба затихли, переглянулись. Ефим пожал плечами. Показалось? Нет! Стон повторился. Прислушавшись, Раничев кивнул на остатки овина посреди разграбленного двора с угольками вместо избы и амбара. Сразу за овином густо разросся малинник. Ефим осторожно раздвинул кусты… И едва не получил в глаз сверкающим острием рогатины! Хорошо, Иван вовремя отдернул приятеля, и рогатина пронеслась мимо.
– Хватит кидаться-то, – тихо сказал он. – Свои мы.
Из-за кустов показалась… закопченная рожа Салима.
– Вот не ожидал! Е-мое… – Раничев хлопнул его по плечу. – Ты, что ль, стонал-то?
Салим отрицательно качнул головой:
– Тайгай.
Ордынский княжич, неумело перевязанный Салимом, лежал под кустами малины с побледневшим лицом и закрытыми глазами. Перевязывавшие его тряпицы обильно пропитались кровью.
– Там, в овраге, еще один, – сказал Салим, поправив под головой Тайгая свернутый в несколько раз плащ. – Мне не перетащить их сразу.
– Мы сходим, – кивнул Раничев. – А кто там?
– Авраамка, писец.
– Ну, Авраамку не стоит спасать, – пошутил Иван. – Он потом в летописях про крокодилов напишет.
– Про каких… – Салим хотел бы спросить, но опоздал – оба приятеля, пригнувшись, помчались к оврагу.
Авраам сидел на дне оврага, притянув к подбородку колени, и, похоже, был ранен в ногу, туго перевязанную рукавами его же рубахи. Он напрягся, услыхав наверху шаги, схватился за нож… и слабо улыбнулся, узнавая своих.
– А чего они в овражке-то не пересидят? – тихо спросил Раничева Ефим.
– А чего пересиживать-то? – в тон ему ответил тот. – Высиди-ка без воды, без пищи – вон ручей-то совсем пересох. К пожарищам надо пробираться, там и этих нет, и, думаю, не все сгорело. Можно будет, как ты говоришь, пересидеть…
Подхватив Авраамку – тот был весу легчайшего, – друзья выбрались из оврага и быстро побежали к малиннику.
– В усадьбу-то пойдешь со мной? – на ходу поинтересовался Иван. Ефим кивнул, тут же предложив не брать с собою Салима – тот тоже был ранен, да и Тайгай с Авраамкой нуждались в надежном присмотре.
– Ништо, – вымолвил вдруг писец. – За Тайгаем и язм послежу, берите Салима, коли нужно, он воин знатный… только возвращайтесь.
– А как же? Чай, не на смерть идем, – натужно хохотнул Раничев. – Посмотреть только…
Да, Салим бы им не помешал, в самом деле. Пусть и ранен, да нетяжело – левая рука, да голова слегка поцарапана, если что, саблей махать сможет, а с ней он неплохо управляется, где и научился? А там же, где и по шестам лазить.
– Да, я с вами, – согласно кивнул Салим. – Авраам, мы ненадолго. Посмотришь тут, ладно?
Писец молча кивнул, и все трое исчезли за кустами.
– Значит так, ребята, – на ходу инструктировал Раничев. – При любом исходе один из нас должен обязательно вернуться, иначе они там пропадут оба.
Кивнув, Салим предложил кинуть жребий. Кто-то из них должен был остаться лишь наблюдателем. Нырнули за деревья – переждать гулямский разъезд. Салим поднял с земли прут, разломал на три неравные части. Короткая выпала Ивану. Тот нахмурился, но согласился со вздохом – договорились так договорились.
– Вы и сами там особо не шуршите. Просто посмотрите, и назад… Ну ежели что… в общем, действуйте по обстоятельствам.
Усадьбу наместника тоже не пощадило пламя. Сгорели все амбары, овин, коровник – обезумевшие от страха животные метались по двору, гулямы ловили их и привязывали к частоколу. Левая часть дома наместника, высоченного, с резным крыльцом и щегольскими маковками, была объята пламенем, правая же казалась целой, правда уже дымились галереи, ясно было: еще чуть-чуть – и огонь перекинется сюда.
Затаившийся средь ветвей росшей на дворе липы, Иван проводил глазами исчезнувших в доме напарников. Их никто не заметил – те, не убоявшись пламени, залезли с черного хода, уже пылающего, да и гулямы были больше заняты грабежом, нежели охраной усадьбы. Человек пять выбрасывали с крыльца во двор сундуки, дорогую посуду, одежду и прочее. Остальные воины деловито раскладывали все это добро в аккуратные кучи: посуду к посуде, одежду к одежде, книги к книгам. И этих, и тех, кто орудовал в доме и на крыльце, вряд ли бы набралось больше двух десятков. Ну для троих и того было много. Раничев вздохнул. Он пристально искал глазами Аксена, но не находил, значит, тот шарился где-то в доме, видно искал Евдоксю. Впрочем, чего ее искать? Не дура же она, в конце-то концов, чтобы сидеть в такой час дома, давно, поди, убежала и прячется сейчас в каком-нибудь безопасном месте. Если успела. И если есть здесь где-нибудь такое безопасное место. И почему именно здесь? Может, где-нибудь в городе или даже за ним? Что-то долго ходят… Иван опасливо посмотрел на пламя – огонь перекинулся уже и на правую часть дома, запылала крыша; разбрасывая вокруг красные искры, с треском рухнула верхняя галерея… Похоже, и в самом деле нет там никого. Однако Аксен-то ищет, куда ж он иначе делся? Значит, хочет найти, значит, никуда не уехала боярышня, здесь, здесь где-то. И супруга наместника тоже тут, и верные слуги – неверные-то все давно разбежались. Раничев осторожно забрался повыше и пристально осмотрел двор. Ну и где здесь можно укрыться? Амбары – ни одного целого, одни головешки, то же самое – овин, коровник… Развалины одни кругом да уголья. Даже колодец – и тот дымился. Колодец… Иван вдруг отчетливо вспомнил, как они с Ефимом Гудком бежали из усадьбы Собакина. Через колодец – именно там начинался подземный ход. Так почему бы и здесь… Интересно, куда он может вести? Если есть, конечно. Раничев посмотрел на пустынную улицу, перевел взгляд дальше – несколько уцелевших от пожара курных избенок, покосившийся забор, огороды, вяло текущий ручей с коричневой непрозрачной водою. Рядом с ручьем – баньки, серые, замшелые, согбенные, видно от роду им лет по сто, не меньше. Баньки… А заглянут ли туда гулямы? Покуда есть целые избы – вряд ли. Если только потом, денька через два, пока-то у них добычи хватает. А что, если…
Да, проверить не помешает. Своих бы позвать, да несподручно. Может, знак какой оставить? А почему б нет? Вряд ли гулямы читают по-русски, а Аксену не до этой чертовой липы будет. Станет он тут, на заднем дворе, расхаживать, как же! Иван ухмыльнулся, слез с дерева и, отломив ветку, быстро написал: «Я в банях. Иван». Подумав, тут же стер написанное, мало ли, вдруг кто и умеет по-русски, зачем по-глупому рисковать? Оглянувшись, в меру способностей изобразил на земле ручей, маленькие домики и голого человечка с веником. Вот так. Типа – детишки когда-то баловались, рисовали. Салим с Ефимом не дураки – разберутся. С удовлетворением полюбовавшись на дело своих рук, Раничев юркнул в кусты и, перебежав улицу, огородами направился к банькам. По пути чуть было не столкнулся с гулямами, со смехом волокущими целую связку коров и детей. Вовремя заметил, нырнул брюхом в крапиву – ух и жгучая, да нечего делать, затаился. Переждав, выскочил, бросился к ручью, заглянул в первую баню – трое ребятишек, совсем маленьких, полуголых, прикрываясь деревянными шайками, испуганно жались к каменке. Пересидят, интересно? Если еда есть – могут. Жалко, конечно, да только тащить их с собой – дело гиблое. Ну куда с ними? И с ранеными забот хватит. Так что, малыши, пересидите врагов – ваше счастье, нет… что ж, се ля ви, как говорят французы, – такова жизнь. Подмигнув детям, Раничев осторожно прикрыл за собой дверь.
