– Постой-ка! – остановился вдруг Раничев. – Ну-ка, скажи, паря, где тут княжьи дружинные отроки живаху? Я чаю, недалече, а?
– Нет тут дружинных, одни ополченные. Ну да, недалече, – сглотнув слюну, согласился тать. Спросил обиженно: – А зачем тебе?
– Надо, – коротко пояснил Иван, усмехнулся. – Не боись, не по твою котовью душу. Так где?
– А эвон, за ракитою два поворота. Вишь, землянки?
– Ах, ну да… Шагаем, быстро управимся.
Раничев чуть изменил курс недаром. Кто их знает, сколько там татей, в баньке? А у него-то самого, между прочим, из оружия – один нож, и тот не особо увесистый. Так что, явись он к ворам в одиночестве, еще неизвестно, как там все сложится, даже если тати и малолетки. Тем более если – малолетки. Подростки самонадеянны и жестоки, как молодые, еще не разу не порванные в драках псы – цену крови еще не знают. Впрочем, эти, наверное, знают.
– Во-он землянки-то, – замедлив шаг, обернулся тать. – Пришли уж.
– Вижу, что пришли, – буркнул Иван. Посмотрел на вросшие в замерзшую землю, крытые еловыми лапами полуземлянки, с выходившими из прорех крыш клубами дыма. Остановился, крикнул:
– Лукьян, Лукьяне!
Улыбнулся, увидев, как, скрипнув сосновой дверью, выбрался наружу тощий нескладный парень, светлоголовый, узколицый, с детскими припухлыми губами и вздернутым носом – Лукьян. Увидев знакомого, Лукьян приветственно помахал рукой:
– Что, господине, не сидится на постоялом дворе-то?
– Да уж не сидится, – рассмеялся Иван. – Эвон, погодка-то! Красота. Да и праздник, одначе.
– Я б тебя в гости позвал, – подходя ближе, смущенно сказал Лукьян. – Да землянка выстыла – спасу нет. Топлю, топлю очаг – не помогает. Впрочем… – Отрок вдруг смешно наморщил нос. – Знаю, куда пойдем! К Барбашу, напарнику. У них тепло – в два наката потолок сложен. А это кто с тобою?
– В два наката, говоришь? – Раничев кашлянул. – Блиндаж целый, а не землянка. Поди, прямое попадание авиабомбы выдержит!
– Чего?
– Дело к тебе у меня, Лукьяне.
– Слушаю. – Парень почтительно склонил голову.
Кивнув на малолетнего татя, Иван в двух словах изложил проблему.
– Прогулялся бы тут со мной недалече, – закончил он. – Конечно, оружный и в кольчужице, да и желательно не один… Есть тут кого позвать-то?
– Барбаша позову, не откажет, – задумчиво кивнул отрок. – Еще и Варфоломея с Остяем можно. Нет, Варфоломей на страже уже… Ну тогда пожди чуть, Иване, я скоро.
Быстро натянув коротковатую кольчугу в пятнах коричневой ржавчины – так ведь за утро и не отчистил, – Лукьян прихватил сулицу и, быстро пробежавшись по друзьям, привел с собой еще двоих – круглоголового широкоплечего Барбаша и еще одного – щекастого, румяного да веснушчатого, про таких говорят – «рязанская рожа», впрочем, все они тут были рязанскими…
– Ну, пошли, что ли? – Иван кивнул ребятам, про себя отметив, что кольчуги-то и у остальных стражей оставляли желать лучшего. У Барбаша-то еще ничего себе, видно, что чинена да отчищена малость, а вот у щекастого Остея – ничуть не лучше, чем у Лукьяна.
– Татя держите, чтоб не убег, – Иван на ходу протянул парню веревку.
– Пусть только попробует! – хвастливо кивнул тот.
Воренок горестно вздохнул, показал на стоявшую в стороне от остальных баньку:
– Вона.
– Вона? – останавливаясь, переспросил Раничев. – А что-то там и не видать никого, а? Может, соврал ты, паря?
– Ну, ей-богу, не врал, кормилец! – бросился на колени тать. – Вон баня, тамоку они должны быть, там…
– Хорошо, – с угрозой кивнул Иван. – Пождем покуда.
Ждали долго, почти до вечера, Раничев уже отпустил Барбаша с Остеем, остался лишь один Лукьян. Сидели в баньке, прохаживались вдоль ручья, еще не замерзшего, журчащего черной холодной водою. Прождали тщетно.
– Что ж, – когда зазвонили к вечерне, пожал плечами Раничев. – Скажи-ка, Лукьян, что обычно с пойманными татями делают?
– Да на правеж сперва. Потом – бить кнутом да казнить али запродать в холопи, по вине смотря.
– Так и сделаем. Ты иди, Лукьяне, благодарствую за помощь. Авраама-писца увидишь?
– Да увижу. – Лукьян улыбнулся.
– Передашь, завтра его на постоялом дворе жду, после обедни пусть подойдет, ежели сможет.
– Гм… – Стражник замялся.
– Что такое? – вскинул глаза Иван.
– Навряд ли завтра сможет Авраам, – качнул головой Лукьян. – По всему ополчению с проверкою ходит – седни у нас вот был – записывает, у кого какое оружье да красиво ли, не ржаво ль, ново.
Раничев хохотнул:
– Ну то дело нужное. Прощай, Лукьяне.
– Инда, пойду. На стражу сеночь. Хорошо хоть, не в дождь. Морозец, правда, так у меня подкафтанье теплое. – Отрок улыбнулся, кивнул на татя: – А с этим что?
– С этим? – Иван недобро взглянул на съежившегося, словно пичуга, мальца. – А с этим я уж займусь, ты об том не печалься, Лукьяне.
Простившись, молодой ополченец подхватил прислоненную к бане сулицу и быстро пошел вдоль ручья к землянкам. Воренок попытался было сбежать, дернулся – да не тут-то было. Раничев задумчиво посмотрел на него:
– Есть в какой-то земле обычай – руки ворам отрубать. Хороший обычай, а?
Малец, громко завыв, бросился на землю, выставив вперед руки:
– Убей, убей, да! А то все пугаешь, устал я уже бояться, ну убей, убей же! – Повысив голос до истеричного крика, воренок резко разорвал на груди рубаху: – Убей, гад! Убей!
Подойдя ближе, Иван отвесил ему пару звонких оплеух. Успокоил. Воренок тихонько заскулил, однако кричать уже не осмеливался, лишь зыркал исподлобья.
– Как звать-то тебя, паря? – с усмешкой спросил Раничев.
– Авдеем, – откликнулся малец.
– Ну, Авдей, ждать больше не будем. Рассказывай-ка подробненько обо всех из своей шайки, а уж потом…
– Что потом? – блеснул глазами Авдей.
– А уж это – как расскажешь. Что смотришь? Говори, говори, убивать я тебя не буду.
Авдей сглотнул слюну:
– А чего мне об них скрывать-то? Как на татьбу идти – так «Авдеюшко», а как добычу делить, так «пошел к лешему». Трое нас в ватажке, с лета еще промышляем. Окромя меня еще рыжий Прокоп, мы его так и зовем – Рыжий – и Федька Коржак за главного. Тот еще упырь! К душегубству нас с Рыжим склоняет, зимой, грит, начнем купчин бить да возы грабить.
– Ага, – усмехнулся Иван. – Много вас там таких.
– Да ведь не одни будем. Федька сказывал – боярин какой-то ближний с нами в доле, то есть не сам боярин, конечно, но его люди. Они посейчас другим промышляют – хватают на дорогах путников да верстают в холопи али подпоят кого – тот и запродастся сдуру, потом-то, поди, доказывай.
