Книга Русич. Шпион Тамерлана, страница 50. Автор книги Андрей Посняков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Русич. Шпион Тамерлана»

Cтраница 50

Услыхав такое, Раничев усмехнулся. Теперь ясно, зачем зовет его Руфина – тоскует, видно, по прежней литовской жизни, скучно ей тут, скучно. Вот и развлекается как может, пока муж в отъезде. Хорошо бы поближе сойтись с боярыней… нет, не в смысле секса, а для того чтоб вызнать о Литве побольше. Глядишь, и об Абу Ахмете что-нибудь да узнается. А насчет секса… Насчет секса… Иван вдруг почувствовал в груди сладостное томление, как только представил боярыню Руфину – слишком уж та была похожа на Владу. Интересно, где та сейчас? Наверное, у себя в поликлинике, где ей еще быть-то? Нашла уж, поди, другого любовника, женщина красивая, умная – не пропадет. Вот и Руфина…

– А когда боярин вернуться должен, – Раничев перебил Иванку, – Анфиска не говорила?

– Говорила, – мотнул головой тот. – К Пасхе, а может, еще и поране.

– К Пасхе, говоришь… – задумчиво повторил Иван. – Однако маловато времени осталось.

О его визитах к боярыне так никто, окромя Иванки, и не знал – ни Авдотий с Селуяном, ни дед Ипатыч. Знали только, что шастает Иван по ночам куда-то, серебришко приносит. Селуян шутил даже:

– Поди, кистенем промышляешь на тверской дорожке?

Раничев лишь загадочно улыбался в ответ. Скоморохи дознались только, что к какой-то бабе ходит, к забубенной вдовице, купчихе богатой, вот та и одаривает серебришком.

– Дородна видать, купчиха-то? – смеясь, спрашивал Авдотий.

Иван отмахивался:

– Дородна.

На том весь разговор и заканчивался обычно. Ну купчиха так купчиха, мало ли на Москве вдовиц? А Раничев и рад был тому, за коллег-скоморохов радуясь, – меньше знаешь, лучше спишь.

Так и продолжал ходить вечерами к боярыне, уже безо всякого зова, знал – каждую субботу да среду ждет та. Узкими улочками пробирался с задов к усадьбе, стучал условным стуком в калиточку. Анфиска молча отпирала, вела сквозь сени. Иван уже и сам изучил путь, мог бы теперь обойтись и без провожатых, ну да ладно – коль уж посылали служанку, так пусть так и будет.

Руфина уже все меньше стеснялась его, уже не только слушала песни, но и обсуждала прочитанные книги – умна была, грамотна – кроме русского и литовский знала, и, как подозревал Раничев, – латынь.

В тот вечер, тихий и теплый, он пришел к боярыне, как всегда, сразу после вечерни. На улице было еще довольно светло, билась в тающий ноздреватый снег звонкая капель, легкий ветерок приносил влагу, и желтые лучи закатного солнца долго еще светились на высокой крыше терема. Несмотря на весеннее тепло, в горнице была жарко натоплена печь, и Руфина полулежала на широкой лавке в одном легком длинном сарафане-саяне, на фоне темной стены белели узорчатые рукава одетой под саян рубахи. Тонкую шею боярыни украшало серебряной монисто из литовских и ордынских монет, в ушах поблескивали яхонтами серьги, волосы были совсем по-девичьи перевязаны длинной, с завязанным позади бантом, перевязкой из красного атласа, богато убранного жемчугом. Волосы – бесстыдно распущенные волосы – темно-русые и блестящие, падали за спину. Совсем не пристал эдакий головной убор солидной замужней женщине, скорее – девице, типа вот быстро исчезнувшей за дверью Анфиски.

– Сыграй что-нибудь грустное, – мягко улыбнувшись, попросила Руфина.

Раничев привычно тронул струны и негромко запел… Боярыня слушала его полулежа, подперев голову рукою. Слабо завязанная лента перевязки сползла набекрень, едва не закрывая глаз, на манер пиратской повязки. Иван улыбнулся.

– Сними, – попросила Руфина.

Положив гусли, Раничев подошел к ней, снял перевязь, почувствовав руками почти невесомые, длинные и гладкие волосы. Боярыня лукаво усмехнулась ему, вытянула обутые в изящные золотистые сапожки ноги:

– И это тоже… сними.

Иван осторожно снял с женщины обувь. Вот оно – началось! Сейчас скажет – «мой халатик почти как тот», а затем что? «Достаточно одной таблэтки»?

Ничего такого Руфина, конечно же, не произнесла, лишь изогнулась, как кошка, и, притянув скомороха за шею, яростно впилась в него губами. Иван вдруг почувствовал такой жар, такое томление, какое давно уже не ощущал. Казалось, в этой знатной женщине был скрыт яростный клокочущий вулкан.

– А ты хорошо целуешься, скоморох! – откинувшись на маленькие подушки, прошептала она. Помахала руками на лицо. – Жарко. Изрядно натопили сегодня слуги.

Улыбаясь, боярыня – босая – быстро вскочила на ноги и, подбежав к двери, задвинула засовец.

– Жарко, – повернувшись, снова прошептала она, расстегивая саян… Вот он и упал уже на пол, прошуршал синим. Также улыбаясь, Руфина сняла с шеи тяжелое монисто, бросила беспечно на пол… и, медленно стащив через голову рубаху, встала перед Иваном нагая – белое, стройное тело, упругая налитая грудь.

– Я красивая? – погладив себе по груди, еле слышно спросила она.

– Да… – таким же шепотом отозвался Раничев.

Руфина положила ему руки на плечи, улыбнулась:

– Так чего же ты ждешь, скоморох?

Она отпустила Ивана только под утро, когда, наконец утомившись, потянулась, лежа на спине и закинув за голову руки.

– Иване, – прошептала она, глядя, как одевается Раничев. – Жду тебя завтра, Иван.

«Вот грешница, – думал Иван, уходя. – И ведь наплевать, что пост! Все-таки как мало мы знаем о средневековых людях».

Приходи завтра… Интересно, как долго все это будет продолжаться? До приезда боярина? Или – и дальше? И какой во всем этом смысл для него, Раничева, кроме, разумеется, наслаждения? А Руфина? Она что, не могла найти кого-нибудь из своих мужиков? Того же возницу Федора или еще кого. Мало у нее челяди? Тогда почему Иван, не известный никому скоморох? Понравился? Нет, кажется, она его – или кого-то подобного – специально выискивала. По крайней мере, именно так и выходит, если верить словам Иванки, а не верить ему Раничев пока не имел оснований.


На следующий день – вернее, уже вечер – Руфина ожидала его в еще более фривольной одежде – накинутый прямо на голое тело саян, уже расстегнутый так, что видна была грудь. На этот раз она даже не стала тратить время на музыку – набросилась сразу, едва захлопнулась дверь, красивая и страстная, как и всякая женщина, давно лишенная мужских ласк. Раничеву даже было в чем-то жаль ее.

– О, если б ты только знал, Иван, как мне здесь скучно, – неожиданно призналась она, и Иван подумал, что как раз наступил тот самый момент, удобный для разговора.

– В Литве веселее было? – словно бы между прочим спросил он.

Руфина вдруг вздрогнула, светло-карие глаза ее зло сузились.

– Откуда ты знаешь, что я из Литвы? – быстро спросила она.

Раничев пожал плечами:

– Ты сама говорила как-то.

– Я? – приподнимаясь, переспросила боярыня. – Что-то не помню. – Она исподволь бросила на Ивана резкий подозрительный взгляд. – Может, это моя служанка тебе сказала, Анфиска?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация