В дверь громко постучали:
– Почта. Письмо бабушке Пелагее.
– Ну, входите… – Раничев посторонился, пропуская…
Один из вошедших – сильный кудрявый парень – тут же сунул ему в бок ствол нагана, другой ловко набросил на запястья наручники.
– Ну, – толкнув Ивана на диван, ухмыльнулся кудрявый. Второй наставил револьвер на Евдоксю. – А ну, к лавке, паскуда. Сидеть!
И сам уселся за стол, вытянув ноги:
– Ну, что, Артист, добегался?
Раничев вздрогнул:
– Не имею чести…
– А ориентировочка-то на тебя с лета у меня в сейфе пылится, – кудрявый покивал головой. – Надо же, обнаглел – даже бороды не сбрил, Артист. Ну, куда музейные сокровища дел? Цыганам продал? Что молчишь? Видишь, мы уже и это знаем – великое дело телеграф. Вот, Никеша, – он обернулся к напарнику, – великий перед тобой человек в своем роде – Угрюмовский музей – его рук дело. Петрищев – есть там такой следователь – предупреждал, как кто появится, сразу ему дать знать. Должен, говорит, у вас появиться, у бабки Пелагеи, возможно не один – с девчонкой и пацаном. Вот, поначалу девчонка с пацаном объявились, что характерно – оба без документов – а затем и настоящая птица прилетела. Ну, что лыбишься, мы не Петрищев, от нас не сбежишь!
– А это как сказать, – звякнув наручниками, Иван вытащил из кармана перстень. – Прощайте, ребята, и не поминайте лихом. Знайте только, что музей я не брал – поклеп это, – он крепко схватил за руку Евдоксю и зашептал: – Ва мелиск…
Глава 22
Наши дни. Угрюмов. Жаль, трактор не купили!
Требуя инициативы от людей… руководитель должен их в сложные моменты брать под защиту, принимать удар на себя.
Л.И.Брежнев
Возрождение
…ха ти джихари!
За окном громыхнул гром. Ветвистая молния озарила кусты в палисаднике, отразилась в витринах, в оконные стекла хлестнул дождь.
Раничев очнулся на полу – полутемный зал, витрины с экспонатами, в углу – полный доспех золоордынского вельможи. А у Тайгая-то не такой был – куда как круче! И панцирь понадежней – сплошной, и шелом с забралом-личиной.
– Иване!
Раничев привстал – боже, как же он забыл про Евдоксю? Девушка опасливо выглядывала из-за доспехов:
– Мы где, Иване? И где все те люди?
Вскочив на ноги, Иван подбежал, подхватил боярышню на руки, закрутил – не помешали и наручники:
– Мы – дома, Евдокся! Наконец-то дома.
– Ну, понятно, что дома, – поцеловав суженого, кивнула девушка и тут же охнула:
– Ой, мне ж на вечернюю дойку надо!
Заполыхали сине-красные сполохи. Раничев выглянул из окна – ну, как же, все в полном сборе: «скорая», милиция, красный пожарный «зил». Размотав брезентовые рукава, пожарные лениво тушили догорающий тополь. Внизу, в холле, слышались голоса.
– Егорыч, сторож! – словно ожгло вдруг Ивана. – Его же, кажется, Абу Ахмет по башке пристукнул… Ну да, он же, Иван, и вызывал «скорую»… Господи! Что ж, они как раз в этот момент и возвратились?! Если так – здорово! Раничев взглянул на себя в отражении витрин – темный габардиновый костюм, белая сорочка – вид вполне директорский. На Евдоксе, правда, простое ситцевое платьице, голубое, в желтый цветочек.
Ага, а витрина с перстнем пуста! Стекло разбито… Успел-таки Абу Ахмет… Впрочем, вот он, перстень… Черт! Наручники… Как же блин, теперь показаться-то?
– Евдокия, положи перстень на витрину, – тихо попросил Иван. – Вот, так… Теперь пошли, только тихо…
Раничев зашел в собственный кабинет и, включив свет, уселся за компьютерный стол, спрятав за монитор руки.
– Садись там, – подмигнув девушке, он кивнул на стоящее у окна кресло.
Евдокся послушно села. За окном снова громыхнуло, однако электричество уже включили. На лестнице, а затем в коридоре послышались гулкие шаги.
– Разрешите? – в кабинет заглянул белобрысый парень в джинсовой куртке и легких летних брюках, с большой потрепанной папкой под мышкой. – Половников, Юрий Ефимович, дежурный следователь, – вытащив бордовые «корочки» представился он.
– А, – как можно радушнее улыбнулся Иван. – Садитесь, пожалуйста. Это я вас вызвал. Кстати, что со сторожем?
Следователь пожал плечами:
– Ничего опасного – касательный удар. Вырубился-то он от портвейна больше… Чего ж таких нанимаете?
– А где других-то найдешь? – Раничев вздохнул. – Чай в России, не в Африке.
– Понятно… А вы у нас, значит, директор музея?
– Он самый, Иван Петрович Раничев.
Юрий Ефимович расстегнул папку:
– Тогда допрошу вас сразу на протокольчик… без числа, потом, ежели дело возбудим – число поставлю, чтоб сто раз вас не дергать.
– А зачем дело? – пожал плечами Иван. – Я сейчас осмотрел зал – ничего не пропало… Стекло только разбили в одной витрине, но экспонат – перстень – на месте, да вам сейчас Евдокия, моя секретарша, покажет…
– Не пропало, значит? – следователь явно обрадовался. – Все же вы мне пришлите потом акт об инвентаризации. Успеете завтра сделать?
– Да уж постараемся…
В комнату заглянул еще один парень, помладше, точно в такой же джинсовой куртке, как и следователь, по всей видимости – оперативник:
– Юрий Ефимыч, эксперт внизу закончил, теперь куда?
Следователь усмехнулся:
– Эксперт пусть ко мне поднимается, протокол осмотра составлять будем… Иван Петрович, кроме одной витрины, все остальное в порядке?
– В полнейшем.
– Вот и хорошо, – потер руки Юрий Ефимыч. – Меньше возни. А ты не стой, не стой, Гена – сбегай, поищи понятых, пожарников притащи, что ли, ну а потом, не мне тебя учить, – поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
– Шутишь, Ефимыч?
– Давай, давай, не стой, нам еще на Лиховский ехать, там ларек вскрыли… Да, Лехе внизу скажи, пусть быстрей поднимется. Скорее всего, не будет здесь ничего…
– А сторож?
– Врач сказал – максимум сотрясение, и на легкие телесные вряд ли потянет…
– Понятно, – закивал опер. – Отказняк будет?
– Если ничего не похищено…
Вслушиваясь в мало понятный ему разговор, Раничев лихорадочно соображал, каким образом будет подписывать протокол, который старательно строчил следователь. Наконец тот закончил и протянул:
– Нате. Прочитайте, напишите: «Мною прочитано, с моих слов записано верно» и распишитесь.
– Евдокия, подай, пожалуйста, бумагу… Спасибо!
Молодец, Евдокся, сообразила, что к чему, – взяв у следователя протокол, принесла, положила за монитор…
