– Людокрадов? – испуганно переспросил Аникей. – А как они выглядят?
– У матросов спросите – скажут. Эх, – Раничев вздохнул. – Лет пять назад был тут такой знаменитый Армат Кучюн со своей шайкой… Немало людей украл.
Харчевня оказалась так себе – три стола, скамейки, кислое, словно уксус, вино – зато народу набралось полным-полно: грузчики, судовщики, торговцы. Певучая и быстрая итальянская речь перемежалась с татарской и русской, хозяин заведения – тощий и длинный, как мачта, одноглазый мужик бегло трещал на всех трех наречиях, шустро бегая из угла в угол.
– Нам бы вина, любезный, – придержал его Раничев.
– Вино? – одноглазый разулыбался. – Сколько будет угодно, синьоры, – он обернулся к мальчишке-слуге. Эй, Аймат, а ну, тащи сюда еще пару кувшинов, да побыстрей. Престо, престо! А вы пока присаживайтесь во-он к тому столу, любезные синьоры… Или, может быть, хотите отдельную горницу?
– Пожалуй, – посмотрев по сторонам, кивнул Иван и вытащил из калиты деньги.
– О, синьор платит серебром? – обрадовался хозяин харчевни. – Прошу за мной.
Все трое – Раничев и Григорий с Захарием – поднялись на второй этаж и свернули на тенистую галерею, увитую виноградной лозой и плющом. На галерее, один за другим, располагалось несколько уютных, отделенных друг от друга, зальчиков; как успел заметить Раничев, разного стиля: два татарских – с ворсистыми коврами и подушками, и один русский – или европейский – с квадратным столом и скамейками, обитыми темно-зеленым бархатом. Там и сели… Хозяин самолично принес вина и лепешки с сыром, солеными оливками и жареной рыбой и, поклонившись, вышел. Однако не успели гости выпить, как он снова явился и, наклоняясь к Раничеву, зашептал.
– Что-что? – удивленно переспросил Иван. – Да не может нас никто спрашивать, у нас здесь знакомых нет! Ах, мальчишка, слуга… Чей слуга? На-аш? Ну зови…
На галерею вышел Аникей и, завидев Раничева, поклонился, испуганно моргая глазами:
– Господин, там, у струга, татарские купцы, спрашивают, надобно ли нам вяленой рыбы? Я специально пришел, чтобы узнать…
– Не надо нам никакой рыбы, – отмахнулся Иван. – Да и тебе тут совсем нечего делать.
– Я понимаю… Но вот, кажется, Никанор о чем-то договаривается с ними. Говорит о том, что мы щедро заплатим.
Раничев нахмурился:
– Вот как?
– Я говорил ему, что не стоит затевать торг без одобрения господина, но вы же все знаете Никанора – хоть и монах, а упрям, как черт.
– Вот что, – подумав, решительно бросил Иван. – Пусть Никанор придет сюда… Ах. Черт, не пойдет ведь в вертеп, святоша! Ладно, приведешь его ко входу, потом поднимешься за мной…
– Сделаю, господине, – Аникей поклонился, но не уходил, переминался с ноги на ногу.
– Что ждешь? – недовольно обернулся Раничев.
Отрок покусал губы:
– Боюсь, все же Никанор за мной не пойдет, не поверит… мы уж и так с Прошей над ним подшучивали. Вот если б ты, господин, написал записку… У меня и чернильница с пером завсегда при себе, и на чем писать найдется.
– Давай. А то и в самом деле, ввяжетесь там без меня черт-те во что!
Иван быстро чирканул пару строк и протянул записку служке:
– Иди. Чернила на ходу просушишь.
Аникей молча поклонился и вышел.
Вернулись из харчевни к утру – первым, кто их встретил на судне, оказался зареванный Аникей.
– Про-оша… – утирая слезы, жалобно ныл он. – Про-о-оша…
– Что случилось? – мигом протрезвел Раничев. – С Пронькой чего? Да не реви ты, как баба, говори толком.
Иван затряс парня за плечи, но тот все никак не мог успокоиться, все дрожал, скулил даже, пока не получил несколько оплеух.
– Он подошел к каким-то людям, – полыхая щеками, наконец пояснил Аникей. – Видно, хотел продать пойманную рыбу. Они о чем-то заговорили с ним, такие ласковые, в красивых одеждах…
– А о чем говорили, не слышал?
– Да нет, я же далеко был. Так, кое-что… Да и татарского языка я не знаю, а они смеялись промеж собой, поминали какого-то Арната или Армата…
– Арната?! – удивленно воскликнул Ранчиев. – Может, Армат Кучюна?
– Да, именно это имя я и расслышал, – шмыгнув носом, кивнул Аникей. – А потом они вдруг схватили Прошу, кинули поперек коня, и поминай, как звали!
– Эх, – выслушав слугу, Иван сплюнул с досадой. – Предупреждали же вас насчет людокрадов. А вы?
– Так Проша меня не слушал… А Никанор где? Он же к вам пошел, в таверну?
– Что, еще и Никанора нет? – не на шутку рассердился Раничев. – Да что ж за команда мне такая досталась? Только отвернешься, уже кто-нибудь пропадет! Григорий, узнай у кормщика, когда отходим и будет ли еще караван?
Григорий, кивнув, отошел. Иван склонился с борта и посмотрел в темную воду, чуть тронутую мелкой рябью. Откуда-то с берега, вероятно из таверны, ветер приносил обрывки какой-то удалой песни. Да-а, дела, однако… Раничев плюнул в воду. Оно конечно, будь он урожденный боярин, так и ничуть не расстроился бы – ну помер охранник, пропал служка да куда-то делся монах – подумаешь! Таких, как они, можно в момент набрать, хоть в той же Кафе. Одним слугой меньше, одним больше – какая разница? Так-то оно так… Да только Иван-то не мог так рассуждать, ему искренне жаль было по глупости сломавшего себе шею Бориса и уж тем более Проньку. Никифор-монах. Все ж таки человек взрослый, сам за себя в ответе, а вот Прохор…
– Отходим утром, – подойдя, тихо сообщил Григорий. – За нами караванов нет, следующий – Бен-Зульфари – только через месяц ждут.
– Через месяц… – Иван присвистнул. – Нет, столько ждать мы не можем. Однако же нужно как-то Проньку выручить, да и монаха – по мере возможности. Ну монах и просто сбежать может… а ну-ка!
Раничев, едва не сбив с ног попавшегося на пути матроса, побежал к своему шатру и, сунув руку под ковер, громко выразился грубой и очень нецензурной бранью. Не было кожаного мешочка с золотыми английскими монетами – корабельниками, выбитыми в честь битвы при Слейсе, кои из-за своего качества так нравились Раничеву. Четверть финансового запаса! Иван благоразумно не хранил все деньги в одном месте. Да-а, не зря Никифор вокруг шатра увивался, наверняка подсмотрел, гад! Ищи его теперь, свищи. Ну черт с ним, не хватало еще из-за поганых денег убиваться с горя, пускай подавится ими чертов монах! А вот Проньку, Проньку выручать надо. Не самому – самому некогда – а вот ежели кого попросить?! Кажется, тот одноглазый корчемщик – вполне подходящий пройдоха.
– Я в таверну, – встрепенулся Иван. – Ты, Григорий, ежели к утру не вернусь, задержишь отплытие.
– Но…
– Задержишь! Как – думай сам.
– Исполню.
Кивнув, Раничев загрохотал сапогами по сходням. На востоке быстро светлело небо.
