– Звал, звал, – турок закивал головой. – Хвала Аллаху, хозяин твой вернулся!
– Иване Петрович! – всплеснул руками Пронька, в синих глазах его показались слезы. – Радость-то какая, радость!
– Ну раз радость, так тащи еще вина… Да, – Раничев повернулся к хозяину постоялого двора. – Спасибо тебе, Искендер, что не забыл мою просьбу, выкупил-таки парня. Вот, – он отсчитал деньги. – Полста серебряников, как и договаривались.
– Якши! – Искендер-ага ловко сгреб со стола деньги.
Наступила ночь, темная и ненастная, с низким, заполоненным дождевыми тучами, небом. Накрапывавший с вечера дождь к ночи полился в полную силу, тугие капли барабанили по крыше, шуршали на дворе старой соломой, вспенивали грязные лужи. Трое в черных плащах быстро шли по пристани вдоль реки, не оглядываясь и без задержек, видимо, точно знали, куда идти. Нет, перед воротами постоялого двора все же остановились.
– Сюда, сюда, панове, – отделилась от забора фигура. – Прошу…
Скрипнула дверь, забрехал пес, из-за двери выглянул дюжий слуга с горящим факелом:
– Кто?
– Гости к моему хозяину. Я предупреждал Искендера-агу…
– А, – слуга смачно зевнул. – И шляются же в такую погоду… Ну проходите, что встали? Ужин, вино?
– Благодарю, они уже ужинали.
– Вот и славно. Покои на втором этаже.
– Знаем.
Вся троица и четвертый – тот, кто встречал – на цыпочках поднялись по лестнице.
– Здесь… Вот эта дверь.
– Он спит?
– Дрыхнет беспробудно, пьяница! Наверное, и не стоит его убивать, можно и так забрать перстень…
– Это не тебе решать… Тсс! Что это? Тьфу, черт. Кошка! Идем.
Чуть слышно скрипнула двреь…
– Дьявол! Ничего не видать, – шепотом посетовал кто-то. – Взожги-ка свечу, брат Бенедикт.
Щелкнуло огниво, посыпались искры… вот зажглась и свеча.
Раничев, не раздеваясь, спал на спине, разбросав в стороны руки. Черная рука с зажатым в ней кинжалом метнулась к его груди стремительной тенью…
Иван, словно этого и ждал, не вставая, закатил татю такую плюху, что тот со стоном вылетел в дверь и покатился по лестнице вниз.
– Хороший удар! – выхватив меч, вскочил на ноги Раничев. – Эй, Никодим, Семен, Пронька! Хватай их, покуда не убеждали…
Ночные гости со всех ног бросились наутек, впрочем, никто особо за ними не гнался, Иван даже придержал пытавшегося было броситься в погоню Проньку.
– Стой, паря! Пусть себе бегут, ништо… Никодим, друже, ты главного-то споймал?
– Споймал, Иване!
– Ну так тащи его сюда… Эвон, Прохор, изволь-ка полюбуйся-ка соглядатаем литовским!
Пронька с любопытством посмотрел на дверь, в которую толстый приказчик Никодим с усмешкой втолкнул связанного отрока.
– Аникей?! – удивленно воскликнул Прохор.
– Вот именно, – Раничев – трезвый, как никогда, закрыл дверь и прислушался – со двора доносились крики, видно, проснувшиеся слуги кого-то азартно ловили.
– Ну, – Иван тяжело посмотрел на сникшего Аникея. – Садись-ка за стол, отроче, разговор есть.
Пойманный «литовский шпион» со вздохом уселся – а куда денешься? Уж как Раничев действовал мечом – навидался.
– И ты садись, Проша, – Иван посмотрел на слугу. – В ногах правды нет. Итак, Аникей, или как там тебя звать – не важно. Поступим так – я сейчас буду рассказывать, а потом и тебя спрошу кое-что. Итак… – Раничев вдруг посмотрел на приказчиков. – Что, исстрадались, ребята? Почитай, третий день без вина?
– Как – без вина? – хлопнул глазами шпион.
– А так! – жестко усмехнулся Иван. – Ты небось думал, что я до положения риз упился? Не тут-то было. Семен, во-он там, на залавке, кувшинец с кружками, бери все и идите к себе, а я вскорости буду.
– Ясно!
– Только вы там это, не очень. Ато приду – и не достанется.
– Не боись, Иване Петрович! Нешто мы нехристи?
Выпроводив приказчиков, Раничев уселся за стол прямо напротив.
– Ну-с, начнем… Ты, Прохор, знаешь, что, оправляясь в Кастилию, я постоянно искал вокруг себя литовских послухов – людишек некоего брянского боярина Никитки Суевлева… Что, Аникей, щуришься – знакомое имя? То-то… Искал-искал, да так и не выискал – а ведь знал точно, что есть они, обязательно есть, должны быть, не зря же суетился Хвостин… Признаться, поначалу я было подумал – отстали или так затихарилися, что и не сыщешь. Ан нет… Знаешь, Аникей. Когда я впервые на тебя подумал? Что молчишь? Ладно, молчи покуда… Когда увидел золотую монету у того вяза с дуплом – тайного схрона лохматого конокрада Ансельма Лошадника. Знаешь, что эта была за монетка? Английская, корабельник. Точно такие пропали у меня в самом начале пути при загадочных обстоятельствах. Это, конечно, вполне могло оказаться и совпадением… Но вот что вдруг вспомнилось… тот постоялый двор и ты, Аникей, злобный и плачущий после ночного визита разбойника – Ансельма. Странно. С чего бы тебе так убиваться? Что у тебя красть-то? В этом свете становится чрезвычайно подозрительным появление корабельников у конокрада. У Ансельма их спер Шершень, а сам Ансельм, выходит, у тебя, Аникей. А ты – не иначе как у меня. В общем, вор у вора. Зачем тебе золотишко, парень? Или Суевлев мало платит?
– Золотишко всякому нужно, – согнувшись, будто от удара, буркнул Аникей.
– Ладно, продолжаем дальше. Потом я долго размышлял, пока не пришел к выводу, что не стоит искать литовцев где-то поблизости, они и так были чрезвычайно близко – ты, Аникей! Сказавшись слугой, ты, конечно, никак не мог рассчитывать на мою откровенность, ведь кроме тебя со мной были и Григорий, и Проша, и монах Никанор, и охранники – Борис и Захарий. Ты постарался убрать их всех… да-да, именно ты. Признаю, неплохо было задумано, да и исполнение не подкачало. Ты ведь неплохо плаваешь, Аникей, а когда утонул Борис, притворился неумехой – а ведь это ты намеренно подначил его нырнуть и сломать шею.
– Напраслину возводишь, господине.
– Напраслину? – Раничев усмехнулся. – Что ж, слушай дальше. От Никанора и Проньки ты избавился здесь, в Тане, Григорий Авдеев отстал в Солдайе. Схваченный по ложному обвинению как еретик. Какой же он еретик, Аникей? Совсем не похож, ну, пока разбирались, наш корабль уже уплыл далеко. Остался Захарий – ты пытался выдать его пиратам Зульфагара Нифо как знатного человека, и у тебя получилось… получилось бы, если бы не мое вмешательство, ты ведь не мог предположить, что Зульфагар окажется моим старым знакомым. Но бедняга Захарий все ж таки погиб при атаке мавров.
– Вот тут уж моей вины нет!
– Охотно верю! Зато уже на пути домой ты наконец решил расправиться со мной… Почему-то не захотел ждать… Подговорил доминиканского монаха… а сейчас вот нашел францисканцев… Слушай, а почему перстень?!
