– Трудновато будет.
– Ну пожалуйста!
– Ладно, заходи чаще. Может, чему-нибудь и научишься.
Радостно кивнув, мальчик убежал вниз. Иван разлегся на софе, заложив за голову руки. Собственно, ничего особо нового он от Геньки не узнал – и так было ясно, кто в шайке главный. Да и что мог знать пацан? Значит, так: вероятнее всего, перстень у Силыча – интересно, он где-нибудь хранит или с собой таскает? И вообще, откуда он у него? Ведь тот, что хранился в здешнем музее, он, Иван Петрович Раничев, самолично похитил еще летом. Откуда же он появился вновь? Покойный Ад-Рушдия говорил – было сделано три перстня… А может, и больше? Кто знает? Ясно одно – этот, третий, перстень как-то связан со всеми остальными, и пока он находится здесь – дыра времен будет открыта… Впрочем, наверное, она не всегда открыта… Открывается время от времени? Или – по заклинанию? Или, может, в какое-то определенное время? Что толку гадать? Нужно искать перстень. Скорее всего, он у Силыча. Что ж…
К вечеру явилась вся банда – Кощей, Егоза, Силыч – на этот раз сидели в мансарде, планировали серьезное дело и не хотели, чтобы хоть что-нибудь услыхал Генька.
– Хату одну будем брать, – просто сказал Силыч и перевел взгляд на Раничева. – Заодно и тебя, голубь, в деле проверим. Посмотрим, можно ли тебе доверять?
– Давай, проверяй, – Иван пожал плечами и предупредил, что никакой воровской специальностью не владеет.
– А тут и не нужна никакая специальность, – усмехнулся главарь. – Дверь мы и без тебя вскроем – останется только сумки таскать. На дело идем завтра, с утра, часов в одиннадцать – хата как раз пустая будет.
– А где хата-то? – полюбопытствовал было Егоза, но тут же стушевался под мрачным взглядом Силыча и обиженно надул губы. – Что, уже и спросить нельзя?
– За пустой спрос и язык потерять можно, – тихо произнес главарь. – Завтра все и узнаете.
Предназначенная для ограбления квартира находилась на третьем этаже того самого четырехэтажного дома, что располагался около фотоателье, почти напротив школы. Там, уже в подъезде, и собрались втроем – Силыча не было, общее руководство операцией он осуществлял через Кощея, который, осознавая это, вел себя важно, если не сказать – нагло. На дело оделись соответственно – черные с белым кашне! – ватники, кепки-малокозырки, сапоги – полгорода так ходило, ничего не поделаешь, блатная мода была в это время в самом разгаре, молодежь откровенно косила под блатарей, и складывалось стойкое впечатление, что тоталитарному государству на это глубоко наплевать. Ну конечно, слушать иностранный джаз – преступление куда большее, нежели банальный гоп-стоп.
Егоза встал на стреме на площадке второго этажа, Иван – на четвертом. Кощей возился с дверью максимум минуты две, потом свистнул, и вся шайка оказалась в квартире, аккуратно заперев за собой дверь на защелку.
– У нас полчаса, – посмотрев на часы, важно сообщил Кощей. – Шмонаем быстро – и ходу.
Кратирка – трехкомнатная, с высокими потолками и эркером – была упакована неплохо: бархатные шторы, золоченые светильники-бра, массивная старинная мебель, на небольшом столике в углу – новенький и дорогущий (шестьсот рублей) радиоприемник «Рекорд» в массивном деревянном корпусе. К удивлению Раничева, Кощей указал на него и кивнул – Егоза тут же перенес приемник на пол и принялся тщательно завязывать его в наволочку. В большой комнате, на полу, вскоре оказались и другие, приготовленные к выносу, вещи: мужской бостоновый костюм за полторы тысячи, несколько пар женских туфель – новых, в коробках – ценою в двести шестьдесят рублей, несколько отрезов крепдешина, платья, меховая – видно, что очень дорогая – шуба и еще всякая мелочь типа настольных часов и зажигалок.
Пока Раничев упаковывал все в покрывала, Кощей с Егозой шарили под коврами, в белье и деловито перелистывали книги – видимо, искали деньги. И, конечно, нашли – толстенную серо-голубую пачку плюс облигации тридцать восьмого года. А в секретере, за книгами, Егоза обнаружил зеленую малахитовую шкатулку с драгоценностями, которые оба жулика тут же принялись быстро перебирать. Раничев тоже не удержался, взяв в руки старинной работы перстень, массивный, черненого серебра, с кроваво-красным рубином.
– Неплохое колечко, – повертев перстень в руках, Иван цокнул языком. – Я вообще перстни люблю…
– Не только ты, – стукнул его по плечу Егоза. – Силыч тоже не дурак был, пока с тезкой своим не связался, с Корявым.
– Молчи, дурак, – вызверился на парня Кощей. – Уходим. Языком базлать – не мешки ворочать. Цацки все положи обратно в шкатулку.
– Чего?! – Егоза явно не понял.
– Чего слышал! Не мой приказ – Силыча. Смотри, ежели зашакалишь чего… – Кощей зло погрозил напарнику кулаком. – Лучше б тебе тогда бы и не родиться.
– Да ладно, ладно, – тут же стушевался бандит. – Я чего? Я ничего. Как Силыч сказал – так и будет.
Силыч дожидался их внизу, на груженной какими-то ящиками подводе, и – в старом замызганном ватнике и кирзовых сапогах – выглядел, как заправский колхозник. По указанию главаря сначала подняли наверх пустые ящики – объемные, с надписью «Заготсбыт» – а уж затем, набив их вещами, вынесли вниз, погрузив на подводу.
– Ну, едем! – Силыч неспешно тронул вожжи, и подвода, влекомая крепким битюгом, неторопливо поехала по широкой улице Курдина, через некоторое время свернув на окраину, к дому Надежды. Тут же и разгрузились, часть вещей сложили в подвал, часть – в специально освобожденный для этой цели шкаф. Силыч довольно потер руки и обернулся:
– Егоза, пивняк на Исполкомовской знаешь?
– Обижаешь!
– Не переодевайся, вернешь туда подводу… Пусть битюг там где-нибудь рядом ходит.
– А Ермолай-татарин вовремя сегодня напился, – неожиданно усмехнулся Кощей.
Силыч перевел на него взгляд:
– Ага, напился бы… кабы не подпоили!
Потом была еще одна квартира, уже не такая упакованная, затем – через день – дом. Силыч поступал умно – брал не все, да и ведь как ловко придумал с подводой! Егоза потом рассказывал, что татарин Ермолай, конюх из «Заготсбыта», так ни о чем и не догадался, лишь пьяно сетовал, что битюг опять отвязался от коновязи, не зря ведь конягу так и прозвали – Шлында – от слова «шлындать» – шататься где ни попадя.
Ивану скоро опротивело заниматься столь постыдным делом – тем более что к делу собственному он пока не приблизился ни на шаг. Бандиты явно не спешили за зипунами в пятнадцатый век! Почему? И эта странная фраза, произнесенная Кощеем по поводу попавшегося под руку перстня. Раничев помнил ее дословно – типа, что и Силыч был не дурак – тоже любил или владел перстнем? – пока не связался с «тезкой своим, Корявым». С тезкой…
– Генька, – снимая со стенки гитару, спросил Иван. – А дядю Колю, ну, Николай Иваныча – Корявым кличут?
– Ну да, – мальчишка кивнул. – Он и похож, весь такой коренастый, и руки чуть не до земли – корявые. Сидит теперь. Егоза, говорит, на машине сбил кого-то по пьяни, он ведь шофер, Николай-то Иваныч.
