Лорд Куэнби замолчал и взглянул на Гизелу.
– Вы помните, как он часто читал стихи, а потом вдруг оборачивал все в шутку и тут же сочинял на них пародию, запрокидывал назад голову и принимался так заразительно хохотать, что невольно хотелось присоединиться к его смеху? Вы помните?
– Д-да… помню, – заикаясь, проговорила Гизела.
– Он был умным, начитанным и очень веселым человеком. А ведь так много среди образованных людей нудных типов. С Имре скучать не приходилось. Кроме лошадей больше всего на свете он любил книги. Вот это и пугает меня. Если он провел в тюрьме все эти годы, то был лишен самого для него дорогого, в особенности возможности читать.
– Он, должно быть, мертв, – не сдержалась Гизела. – Давайте надеяться, что он мертв.
Она заговорила вопреки своей воле, забыв на секунду, кто она такая, думая только о том, что ей рассказывали о тюрьмах – мрачных, душных подземельях, о пытках и ужасах, которые даже страшно себе представить.
– Итак, вы ничего о нем не знаете! – быстро проговорил лорд Куэнби.
– Нет, не знаю, – ответила она, и это было правдой.
– А вы можете узнать?
Гизела покачала головой:
– Нет.
– Я верю вам, – сказал он. – Сам не пойму почему. С самого начала я намеревался не верить ни одному вашему слову, но вы не попытались оправдываться, не пытались заявить о своей невиновности. Мне нравится эта черта в вас. По крайней мере, вы прямодушны и смелы.
– Спасибо, – поблагодарила Гизела.
Только сейчас она почувствовала дрожь, охватившую ее в тот момент, когда она, к своему величайшему облегчению, поняла, что его гнев утих. Только сейчас она ощутила сильное сердцебиение и сухость во рту. Ее напугали его ярость и злость. Она не предполагала, что ее можно так сильно напугать только одними словами. Они помолчали немного, затем снова заговорил лорд Куэнби:
– Мне кажется, я начинаю понимать, какие чувства испытывал к вам Имре. Когда сегодня вечером вы вошли в гостиную, мне на секунду показалось, что вас в действительности нет, что вы плод моего воображения. Никогда не думал, что женщины бывают так прекрасны. А потом я вспомнил, что вы послали моего Имре на смерть и вас это нисколько не тронуло.
– Королям и королевам непозволительно поддаваться эмоциям на публике, – сказала Гизела.
– Да. И это было так давно. – Лорд Куэнби как будто говорил сам с собой. – И все же из-за моего чувства к Имре я не верю, что кто-то может его позабыть.
– Возможно, он продолжает жить в сердцах тех, кто помнит о нем, – сказала Гизела.
– Это правда? – спросил лорд Куэнби. – Он до сих пор живет в вашем сердце? Вы все еще думаете о нем, вспоминаете, как сильно он вас любил?
Хозяин замка встал, прошелся по комнате и остановился у огня, облокотившись на каминную полку.
– Наверное, я сейчас покажусь вам нелепым, – произнес лорд Куэнби. – Я так долго мечтал высказать вам все, а теперь, когда моя мечта осуществилась, слова оказались необъяснимо бездейственны. Я хотел наказать вас, заставить расплакаться, убедиться, что вы так же горевали об Имре, как и я. А теперь почему-то мой гнев испарился. Что вы со мной сделали? Может быть, вы ведьма, которая умеет влиять на человека и менять его намерения просто тем, что сидит и смотрит на него своими синими глазами?
– Мне жаль, что вы несчастны, – сказала Гизела.
– Вам жаль меня! – воскликнул лорд. – Думаете, мне нужна ваша жалость?
Он задал вопрос очень резко, но потом вроде бы опять смягчился.
– Это не так, – сказал он. – Я хочу убедиться, что вы помните прошлое, что как бы там ни было, но для вас Имре жив.
Он замолчал и посмотрел на Гизелу, которая наконец обрела голос.
– Вы говорите, что были с Имре большими друзьями, – произнесла она. – И все же я думаю, что вы не так хорошо его понимали, как вам казалось. Если любят по-настоящему, то стремятся защитить любимого человека, оградить его от всех возможных страданий, спасти от несчастий. Имре так относился бы ко всем, кого любил; и если бы ему не ответили тем же, то он понял бы и простил, потому что знал, что такое любовь. Нельзя силой заставить людей чувствовать то, что, по вашему мнению, они должны чувствовать.
– Да, истинно так, – согласился лорд Куэнби. – Но кто сказал вам об этом? Кто научил вас так думать? Имре или, быть может, кто-то другой?
В его голосе зазвучала презрительная насмешка, и Гизела вся напряглась. Она встала с кресла и произнесла:
– Я выслушала вас, милорд. А теперь я пойду спать. Если вы предпочтете не встречаться со мной утром, я покину ваш дом, как только графиня сможет отправиться в путь. Если, однако, мне предстоит провести здесь несколько дней, о чем говорилось в вашем приглашении, то я предлагаю больше не возвращаться к этой теме. Я понимаю и сочувствую вашему горю; но уверяю вас, что в данный момент я не в состоянии что-либо сказать или сделать, что хоть как-то могло бы изменить случившееся. Верьте мне. Я говорю правду.
Лорд Куэнби смотрел на нее со странным выражением.
– Я верю вам, – сказал он. – Сам того не ожидал. Думал, в вас нет ни грана правды. И все же я верю вам.
– Вот и все, что я могу сказать, – продолжала Гизела. – Надеюсь, утром вы сообщите мне о своем решении – уехать мне или остаться.
Говоря это, она протянула руку. Секунду он просто держал ее в своей руке, а затем поднес к губам. Гизела хотела уже уйти, но он не отпускал ее руку.
– Я начинаю многое понимать из того, что раньше было от меня скрыто, – сказал он.
Она не знала, что он имеет в виду, и поэтому, когда он отпустил ее, быстро направилась к двери.
– Доброй ночи, милорд, – спокойно произнесла она.
Он распахнул перед ней двери, и они вместе вышли в просторный холл, обитый дубом. Их шаги гулко раздавались, когда они шли по мраморному полу в той части, где не было ковров. Лорд Куэнби молчал, а Гизелу вдруг охватило страшное смущение, и она не смела поднять на него глаза.
Они дошли до лестницы. Она стала медленно подниматься по покрытым мягким ковром ступеням, зная, что он смотрит ей вслед. Рукой она опиралась на перила, так как чувствовала, что не сможет обойтись без поддержки. После всего пережитого ноги еле держали ее, но, несмотря ни на что, Гизела в душе осталась довольна, что хорошо держалась. Девушка представить себе не могла, что может произойти нечто подобное, и все же с честью выдержала испытание, не подвела императрицу.
Гизела дошла до самого верха, и тут, как во всякой женщине, в ней победило любопытство. Она должна оглянуться, должна посмотреть, не ушел ли он. Он стоял на том самом месте, где они расстались, и все так же смотрел ей вслед, его лицо было хорошо освещено канделябрами на лестнице. В его глазах она заметила что-то совершенно новое, но что именно – она не поняла.
