А теперь ей предстояло взглянуть правде в лицо. Сердце забилось так сильно, что Гизела даже на минуту отвлеклась от головной боли. Наверное, она ударилась о железное колесо тележки носильщика, подумала девушка. Поэтому так ныла рана надо лбом, у самого края волос. Ей захотелось потрогать ушибленное место, но она боялась даже шевельнуться. По крайней мере, если она будет сидеть с закрытыми глазами, то он не станет с ней говорить. Гизела пришла к выводу, что больше всего она сейчас боится того, что он может ей сказать. И хотя у нее во всем теле была слабость, мозг продолжал лихорадочно работать. Девушка начала обдумывать план побега.
Гизела не знала, куда он ее везет. Наверное, к себе домой. Сумеет ли она, когда карета остановится, убежать, промчаться по улице и спрятаться где-нибудь, где ему не удастся ее найти? Гизела попыталась представить, как будет действовать. Но ей мешало его присутствие. Она думала, что никогда больше не увидит его, – и вот он рядом, под той же накидкой, что лежала у нее на коленях, откинулся на те же подушки, что поддерживали ее.
Гизеле слышались постукивание колес по булыжной мостовой, позвякивание упряжи, топот копыт. Все это напоминало какой-то странный, фантастический сон, который мог прерваться в любую секунду, но тем не менее оставался реальностью.
Она до боли сжала пальцы, пока ногти не впились в мягкие ладони, и вспомнила вдруг о сумочке, в которой лежали деньги. Десять фунтов, врученные мачехой, и бриллиантовая брошка, подарок императрицы, – вот и все, что отделяло ее от голодной смерти. Гизела в ужасе открыла глаза.
– Моя… сумка, – прошептала она. – Где… где она?
– Здесь, – успокоил ее лорд Куэнби. – Рядом с вами.
Гизела положила на сумочку руку и облегченно вздохнула.
– Благодарю вас… – сказала она. – Я…
Но слова замерли у нее на устах. Карета остановилась возле дома. Она мельком разглядела в окно большую площадь с цветником в самом центре, внушительный подъезд с колоннами, лакеев в напудренных париках, спешащих к карете.
– Я должна… идти, – сумела произнести Гизела.
– Это мой дом, – сказал лорд Куэнби. – Я приглашаю вас войти и позаботиться о своей ране.
Это было приглашение, но она сразу поняла, что его не удастся отклонить. Гизела лихорадочно огляделась вокруг, прикидывая, далеко ли унесут ее ноги, если попробовать бежать. Но, прежде чем она решилась на что-либо, лорд Куэнби взял ее за локоть и повел по лестнице, ведущей в огромный холл с мраморным полом.
Ей было стыдно признать, что ноги стали ватными, грозя в любую секунду подогнуться. Девушка почувствовала, что невольно опирается на своего спутника, что рада его поддержке. Голова ее почему-то была очень легкой, а дальние углы холла ни с того ни с сего заплясали у нее перед глазами.
– Пошлите за миссис Банкс, – услышала Гизела резкий и властный голос лорда Куэнби, прозвучавший у нее над головой.
– Миссис Банкс здесь, милорд.
Гизела снова чуть не потеряла сознание. Она никогда не потворствовала выдумкам о новомодных обмороках, что было вполне обычным явлением среди друзей леди Харриет. Но теперь она убедилась в одном преимуществе такого состояния, когда человек отключается от всего вокруг: так, по крайней мере, он избегает последствий любых, даже самых глупых своих поступков.
Лорд Куэнби снова с кем-то заговорил:
– Миссис Банкс, с этой леди произошел несчастный случай. Мне кажется, она повредила себе голову. Позаботьтесь, пожалуйста, о ней и, если сочтете необходимым, немедленно пошлите за врачом.
– Бедняжка! Пойдемте со мной, мисс, на вас лица нет. – Женщина запричитала с материнской теплотой.
Гизела благодарно взглянула на нее. Седовласая экономка в традиционном черном шелке и со связкой ключей на поясе протянула к ней руки. Девушка почувствовала, как ее подхватили со всех сторон и повели вверх по лестнице, и чуть было не расплакалась оттого, что кто-то проявил к ней внимание и заботу. Ее отвели в просторную спальню на втором этаже и помогли сесть в кресло. Миссис Банкс, казалось, не отдавала никаких приказов, но вот уже одна горничная суетилась возле камина, разжигая огонь, другая несла горячую воду и льняное полотенце, третья – сухие травы, которые придали воде тонкий аромат и, как показалось Гизеле, успокоили боль с той минуты, как миссис Банкс промыла этой водой рану на ее голове. В дверь постучал лакей. Он принес бокал вина, который миссис Банкс заставила Гизелу выпить.
– Вы замерзли и дрожите, мисс, – говорила она. – Нет ничего лучше глоточка вина, чтобы разогреть кровь и вернуть румянец. Выпейте до дна. Это гораздо полезнее, чем все микстуры, которые может прописать доктор, к тому же они почти всегда ужасно противные.
Гизела послушалась, она была слишком слаба, чтобы спорить. Экономка оказалась права: Гизела сразу ощутила тепло, к ней постепенно возвращалась смелость, как и румянец.
– Так-то лучше, – одобрительно промолвила миссис Банкс. – Да и удар был не такой уж сильный. Завтра появится синяк, но кожа не содрана и, что самое главное, ничего не будет заметно. Такие чудные волосы скроют что угодно.
– Спасибо, – улыбнулась Гизела. – Мне действительно стало лучше.
– Когда происходят несчастья, ум всегда страдает больше тела, – заметила миссис Банкс. – А теперь позвольте помочь вам, мисс, снять это платье. Его нужно почистить и зашить. Во что оно превратилось – вы сами видите.
Гизела испуганно оглядела себя. Боже, что о ней подумал лорд Куэнби! Платформа на вокзале была мокрой и грязной, дождь шел не переставая с той минуты, как она покинула Таусестер. Там, где она упала, было сплошное пятно грязи, а от подола оторван большой неровный кусок – скорее всего, юбка зацепилась за тележку. Рассматривая платье, Гизела вспомнила о багаже!
– Сундук! – воскликнула она. – Никто не догадался привезти мой сундук?
– Он был на вокзале? – спросила миссис Банкс.
– Да, в багажном вагоне, – ответила Гизела.
– Тогда можете быть уверены, его милость и думать о нем не стал, – сделала вывод экономка. – Разве все мужчины не одинаковы? Безответственные, недальновидные создания, никогда ни о чем не подумают. Хотя можно было бы надеяться, что камердинер его милости позаботится о вашем багаже. Я узнаю, мисс, и если сундука в доме нет, я сейчас же отошлю лакея на его поиски.
– О, огромное вам спасибо! – поблагодарила Гизела.
Она снова откинулась на спинку кресла, чувствуя, как постепенно улеглось волнение. Если она лишилась всех своих вещей, какими бы убогими они ни были, все равно она не могла ничего купить себе взамен.
Оставшись одна, Гизела впервые огляделась по сторонам. Комната была обставлена с тем же хорошим вкусом и артистизмом, что и в замке Хок. Здесь тоже чувствовалась неуловимая, но тем не менее чрезвычайно явственная атмосфера роскоши и богатства. Подсвечники и чернильные приборы на столе из начищенного до блеска серебра, дорогие безделушки на камине, шторы из дамаста, картины в золоченых рамах и полированная мебель – все это свидетельствовало о достатке, на который Гизела взирала с благоговением и завистью.
