– Александр решил с самого утра осмотреть места для охоты, – довольным голосом поведал Здислав. – Вполне разумная мысль. Заночует в лесу, чтоб не терять времени.
– Один? – изумилась пани.
Рыцарь покачал головой:
– Нет, с ним довольно много слуг. Мы встретили их по пути. Я, конечно, был несколько удивлен, но не стал отговаривать, пусть проверяют.
Раничев вздохнул: эх, Александр, Александр, и что ж такое ты хотел сказать? Жаль, так и не поговорили. Что ж, будет время и завтра, после охоты или во время оной.
Наскоро подкрепившись, музыканты по знаку Ивана вышли из-за стола и взяли инструменты.
– Умеете играть немецкие плясовые? – неожиданно поинтересовался хозяин замка. – Завтра будет много гостей, устроим пляски.
– Умеете? – обернувшись, Иван повторил вопрос и подмигнул, мол, не робейте.
– Сыграем, – за всех отозвался Савва. – Завтра вот с утра еще поиграем, пока никого не будет… Хорошо б было, если б уважаемый рыцарь напел мотив.
– Мотив? – Здислав хохотнул. – Ну это можно…
Он засвистел, отбивая такт ударами кулака по столу, и Савва с Глебом тут же подхватили мелодию – у обоих парней явно имелся музыкальный талант, чего, увы, нельзя было сказать ни об Осипе, ни об Ульяне. Те просто стучали брунчалками – Ульяна вполне попадала в мотив, а вот Осип… Одно слово – Рваное Ухо. Видать, медведь наступил.
Все время обеда Раничев искоса посматривал на Елену, откровенно любуясь ее молодой красотою. Тонкие черты лица, огромные серые глаза, высокая грудь, точеная талия, милый, чуть вздернутый носик… Что же еще нужно этому пану Здиславу?! Какая, к черту, любовница, когда тут такая жена, что… Хотя здесь, наверное, тот самый случай, когда любовь зла.
На этот раз за столом долго не засиделись, всем хотелось получше выспаться перед завтрашней охотой. Галантно пожелав спокойной ночи хозяину и хозяйке, «дон Хуан» кликнул своих «миннезингеров», и те, не бросая своих инструментов, пошли вслед за ним в покои для почетных гостей. Все, кроме Осипа, тот как раз отпросился к поварам.
– Ну, – едва войдя, сразу же оглянулся Иван. – Выкладывайте, что узнали?
– Да мы…
– Да я…
– А вот я…
– Цыц! – Раничев сдвинул брови. – Попрошу высказываться по очереди. Сперва, гм… допустим ты, Савва.
– Значит так. – Выйдя на середину комнаты, Савва откинул с глаз светлую челку. – Стражи, что отдыхали после службы, разговаривали со мной неохотно, однако ж одного все же удалось разговорить – рыбак оказался. В смысле не сам по себе рыбак, а время от времени, больше для удовольствия, чем для прибытка. Вот и я рыбаком прикинулся. Хотя, наверное, и прикидываться-то не пришлось, сам это дело люблю… бывало, на уду такого язя вытащишь, что диву даешься. А вот как-то раз…
– Короче, Склифосовский, – жестко перебил Иван. – Что тебе рассказал тот рыбак?
– Угу, – кивнул Савва. – Вот я и говорю… Ловил он как-то рыбу на плотине у старой мельницы, поймал голавля, язя, двух подъязков, а как стал третьего вытаскивать – опп! Услыхал такое жуткое рычание, что бежал со всех ног прочь, позабыв про рыбу! А ведь этот парень вовсе не робкого десятка, воин!
– Всего-то рычание?
– Всего-то. – Рассказчик развел руками. – Но говорит, очень было страшно!
– Добро, – потер ладони Раничев. – Больше ничего воин твой не рассказывал?
– Нет.
– Тогда теперь ты, Глеб.
Писец откашлялся и довольно толково доложил о беседе с «подлым людом», сиречь с конюхами, плотниками, постельничими и прочими слугами. Все они, как один, твердили о каких-то жутких и непонятных вещах, творящихся по ночам у старой мельницы.
– И Августа-кормилица старую мельницу нехорошо поминала, – тихо сказала Ульяна. – Она по-польски говорит, не все понятно.
– Та-а-ак, – подвел итог Раничев. – А ну-ка подробнее!
А вот подробнее не получилось. Похоже, и впрямь, никто из рассказчиков ничего толком не знал и лично не видел, а только передавал слухи. Все сходились в одном – рычание, лязг, какой-то жуткий – «словно из ада» – запах. И больше никакой конкретики не было! Оставалась, правда, еще надежда на Осипа… Которую, увы, Рваное Ухо не оправдал. Вернувшись от поваров, рассказал то же самое почти слово в слово. Выслушав, Иван лишь покачал головой да, хмыкнув, поинтересовался мельницей – где именно расположена да кому принадлежит?
– Расположена на реке у деревни Зеевальде.
– Да нет же, не у самой деревни, в отдалении, ближе к озеру!
– Так я и говорю – у озера!
– Цыц! Чья мельница-то?
– Орденская. Но заброшенная – там колесо да плотину чинить надо, орденские братья уже приезжали, осматривали, так что, наверное, скоро починят.
– Так… – Раничев выпроводил ребят и задумчиво уселся на ложе: по всему выходило, следует немедленно заняться мельницей! Может быть, даже завтра, на охоте. А что, притвориться, что заблудился, а сам – спуститься с холмов к реке – ее из замка видно, – а там вдоль по течению выйти к озеру. Мельница не иголка, отыщется.
Иван не ложился, ждал одного визита. Зажег свечку да все мерил покои шагами, думал. Если сейчас все разъяснится, выяснится, кто предатель, то – что? Как себе вести с соглядатаем? Избавиться, предварительно допросив, или повести игру потоньше?
Ага, вот наконец-то стук!
Иван быстро отворил дверь, впуская в покои пажа.
– Входи, Генрих. Ну как?
Мальчишка молча протянул свиток.
– «Великому князю рязанскому Федору Олеговичу челом бьем. О том скажем: Ивашко-боярин, коего ты посылал с важным делом, отложился к орденским немцам, православную Христову веру предав. Оттого многие убытки княжеству будут. Челом бьют верные слуги твои – Осип Рваное Ухо, Глеб Мелентьев, писец, приказчик Савва да девица Ульяна». – Прочитав, Раничев покачал головой: ну и ну! Хитер, собака, хитер, ишь как обставился – сразу четырьмя именами подписался. Зачем? Мог ведь и вообще не именоваться никак. Видать, для большей достоверности: вот, мол, сему раничевскому предательству и свидетели имеются, аж целых четверо! Хитер…
Иван быстро взглянул на пажа.
– Кто передал письмо?
– Никто. – Генрих пожал плечами. – Лежало на столе в людской, сверху приписана просьба – передать русским купцам, и деньги – два талера. Солидная сумма, дон Хуан! Отдать вам?
– Оставь себе, парень.
– Так я правильно выполнил просьбу?
– Правильно. Ступай, ступай… Передай своей госпоже мое большое спасибо.
Поклонившись, паж вышел, и Раничев, не сдерживая больше гнева, с яростью бросил письмо на пол:
– Ну хитер, гад! Хитер…
А юный паж между тем, как верный слуга, отправился с докладом к хозяйке. Остановившись у двери, расчесал костяным гребнем волосы, постучал.
