- А она вообще часто к ним ездила?
- Раз в две недели примерно, иногда чаще, иногда реже.
- А ты с ней ездил?
- Когда как. Но чаще она одна ездила, у меня времени
нет.
- Значит, с родителями твоя Милена была близка?
- В каком смысле? - Павел поднял на следователя больные
воспаленные глаза.
- Ну, рассказывала им все, делилась с ними… Или нет?
- Думаю, что нет. Она их любила очень, заботилась о
них, продукты привозила, денег подбрасывала. Но я не думаю, что она
рассказывала им о своих делах. Зачем?
- О каких делах? - встрепенулся Давыдов. - Какие у
Милены были дела, о которых она не рассказывала папе с мамой?
- Ну, экзамены там, зачеты… Или о лечении за границей.
Мила лечилась от бесплодия, она хотела ребенка.
- Лечилась за границей, значит. Дорого, наверное? - в
голосе следователя зазвучало искреннее участие. - И долго?
- Дорого. Но она очень хотела.
- Что ж у нее, и деньги были на такое лечение?
- Были.
- Сынок, ты же понимаешь, что я должен спросить:
откуда? Ты не подумай, что я хочу деньги в чужом кармане посчитать, но Милу-то
твою убили, это факт. И версий у нас с тобой только две пока: либо это акт
устрашения, направленный на тебя, либо ее убили по каким-то ее личным делам. А
убивают у нас, как тебе хорошо известно, легче всего из-за денег. Так что хотим
мы с тобой или не хотим, но денежки нам посчитать придется.
- Да чего там считать, Федор Иванович, - заговорил
Павел с раздражением. - Ну, скопили мы. Что-то у Милы было, я добавил. Не было
у нее никаких денежных дел, я вам точно говорю.
- Ну и ладушки, - мирно согласился Давыдов. - А когда
ее родители-то сюда переехали?
- В позапрошлом году.
- Надо же… Вот живут люди на одном месте, добро
наживают, имуществом обзаводятся, а потом жизнь так поворачивается, что надо в
одночасье все продавать и в другое место ехать. Страшно, наверное. У них там, в
Азии-то, поди, домина был огромный, хозяйство налаженное… Или квартира?
- Дом. Да одно название! Домишко на окраине, в рабочем
поселке.
- Эва как! Они за него небось сущие гроши получили. А
квартиру в Тучкове купили, это тысяч тридцать долларов-то, не меньше вышло. Что
ж они, подпольные миллионеры у вас? Или тоже ты с зарплаты накопил? Ты глаза-то
не отводи, сынок, я ж предупредил, что деньги считать будем, они вообще счет
любят. Накопить ты столько не мог. Я вот побольше твоего оклад имею, а у меня
столько денег нет. Так что придется нам исходить из того, что какие-то денежные
дела у твоей подруги-то были. Или нет?
- Федор Иванович… Ну не тяните вы из меня душу! Самому
тошно.
- Так и мне, сынок, тошно, ведь человек погиб. А
разбираться придется.
Павел смотрел на муху, неторопливо ползающую по кромке
чашки, на дне которой уже подсохло коричневое кольцо от давно выпитого чая, и
молчал. Давыдов его не торопил. А куда спешить-то? Были у Милены Погодиной
какие-то «левые» денежки, были. Вот из-за них ее и убили.
- В общем… - начал Седов.
И снова умолк. Давыдов смотрел на него ласково и участливо,
не подгонял. Просто ждал.
- Еще до того, как я познакомился с Миленой, у нее был
мужчина… ну, любовник. Очень богатый. Подозреваю, что из криминальной среды.
Она ведь приехала в Москву в девяносто восьмом, а встретились мы с ней только
через три года. Как она жила эти три года - я не знаю. Вернее, знаю, но только
с ее слов. И про мужика этого я знаю с ее слов. Его убили. Застрелили. Не то
заказ был, не то разборка, не знаю толком ничего.
- Чего ж ты не выяснил? - удивился Давыдов. - Ты ж не
мальчик с улицы, ты в органах служишь, тебе сподручно.
- Мила его имени не называла. Я сколько раз спрашивал -
не отвечала, а мне ссориться из-за этого не хотелось. Да и потом, она сказала,
что убили его где-то не то на Кипре, не то в Греции. Так что выяснить ничего
невозможно. Но не в этом дело. После его смерти Мила нашла в его доме тайник с
деньгами. И записку, адресованную ей самой. Дескать, если со мной что случится,
бери эти деньги, они - твои. Она и взяла.
- А дом? - живо заинтересовался Давыдов.
- А что - дом? Дом не ее, оформлен на какую-то фирму.
Она вещи собрала и сразу же съехала, квартиру сняла.
- Сняла? - переспросил Федор Иванович. - А чего сняла,
а не купила?
- Она собиралась купить, но надо же где-то жить, пока
подыщешь то, что нужно. Вот пока она ее искала, мы и познакомились.
- Ну а квартира-то, квартира? - следователь
демонстрировал неугасающий интерес к жилищным вопросам. - Купила она квартиру?
- Конечно. В ней мы и живем. Жили…
- Значит, у тебя собственного жилья нет, так я понимаю?
- Да почему же? Есть. Моя квартира, однокомнатная. Стоит
себе.
- А эта, в которой ты живешь, стало быть, на нее
оформлена, на Милену?
- Ну да. Это ее собственность.
- Ладно, понятно. А денег-то много было у этого ее
любовника?
- Федор Иванович… Может быть, вам трудно это понять, но
мне такие расспросы не очень-то приятны, - зло проговорил Седов
- А чего ж тут неприятного-то?
На лице у следователя было написано искреннее удивление. Ну
в самом деле, что неприятного может быть в том, что люди улучшают свои жилищные
условия? Радоваться надо. А ему, вишь, неприятно. Эва.
- Мне неприятно, что женщина, которую я любил и с
которой жил, решала свои проблемы на деньги бывшего любовника. Это вам понятно?
Мне неприятно, что я ничем не мог ей в этом помочь. Мне неприятно, что я жил в квартире,
купленной на деньги, которые он дал Милене за то, что она с ним спала, и ремонт
в этой квартире сделан на эти же деньги, и мебель вся на них куплена, и
лечилась за границей Милена тоже на них, и брата своего лечила, и родителям
квартиру купила. И даже мне машину. И все на эти деньги. Я вам больше скажу:
она не только от бесплодия лечилась в Швейцарии, она еще и зубы в Англии
делала. Помните, я вам рассказывал, что ей первый муж шесть зубов выбил?
- Помню, помню, - с готовностью закивал Федор Иванович.
- Ну и как, много от тех денег осталось-то? Или все порастратили?
- Не знаю, - Павел устало откинулся на спинку стула. -
Я не считал возможным спрашивать у Милены такие вещи. Для меня это унизительно,
неужели вы не понимаете? Она ведь даже меня лечила в Германии.
- Тебя? А у тебя что за болезнь, сынок? Тяжелая?
- Да нет, позвоночник что-то… Я бы перетерпел, но
Милена узнала у врачей, что если сейчас не сделать операцию, то лет через
десять-пятнадцать я превращусь в инвалида, вот и уговорила меня. А что я должен
был на работе говорить? Ведь такое не скроешь. Ни операцию на позвоночнике, ни
квартиру с ремонтом, ни дорогую машину. Ну и говорил, что Мила в крупной фирме
большие деньги зарабатывает. Никто же проверять не станет. А на самом деле я
жил на деньги ее хахаля, на деньги, которые она в постели заработала, и сам
себя за это презирал.
