- Ну ладно, ладно, сынок, ты не отчаивайся так, -
принялся утешать его следователь. - Ничего плохого ты не сделал, не украл, не
обманул. Ну, соврал чуток товарищам по работе, так кто из нас этого не делает?
Ты мне вот что скажи: ее родители могли знать эту вот ее историю с любовником?
Я к чему спрашиваю-то: может, она им имя называла, тогда нам легче будет, мы
его связи поднимем да прошерстим, агентуру задействуем, ну, сам знаешь. Может,
эти деньги-то были спорные или, не приведи господь, общаковые, Мила-то их
растратила, а теперь за них спрос пришел. За это ее и убили. А?
- Не знали они ничего, - отмахнулся Павел. - Мила
никогда не сказала бы им такого. Они этого не поняли бы. Они думают, что Мила в
Москве честно работала, зарабатывала, как могла, ни с какими мужчинами не
встречалась, а потом, спустя несколько лет, познакомилась со мной. Мила ведь им
говорила, что квартиру покупает им на мои деньги. Думаете, мне легко было
выслушивать их благодарность? Они же меня благодетелем считают, и квартиру-то я
им сделал, и Вовку, алкаша этого, лечил, они с меня пылинки сдувать готовы, а я
сижу, дурак-дураком, и тупо улыбаюсь, дескать, не стоит благодарности, ну что
вы, что вы, какие пустяки. После этого я каждый раз чувствовал себя последним
подонком. Потому и старался ездить к ним пореже.
- Сынок, а чего ж ты на ней не женился-то, а? -
внезапно сменил тему следователь. - Она же ребеночка хотела родить, ты сам
говорил.
- Пока не получилось, - криво улыбнулся Павел. - Ей
нужно было сделать еще одну операцию. Мы договорились, что как только она
забеременеет, мы сразу распишемся. А просто так замуж выходить Мила не хотела.
Ей первого замужества по горло хватило. Федор Иванович, у меня уже сил нет.
Может, достаточно на сегодня?
- Устал, сынок? Ну конечно, раз устал - иди домой,
отдохни. А завтра продолжим.
- Господи, вы что, еще не все спросили?!
- На сегодня вроде все, а завтра будет новый день.
Глядишь, и новая информация появится, вот и будет о чем спросить. Иди, сынок.
Федор Иванович долго сидел неподвижно и глядел на
закрывшуюся за Павлом дверь. Нечистое дело, ох нечистое! Вот Настюха подъедет,
уж он ее дождется, послушает, чего она расскажет, может, хоть что-то
прояснится. Если Канунников действительно был любовником Милены Погодиной, как
утверждает его мать, на протяжении последних шести лет, а с Павлом Милена
познакомилась в начале 2001 года, почти сразу после того, как убили ее
богатенького хахаля, то получается, что целый год у девушки было целых два
мужика, причем один из них - явно непростой, а другой, наоборот, обыкновенный,
по строительной части. Целый год! Да никогда в жизни многоопытный Федор
Иванович Давыдов не поверит, что замазанный в криминале бизнесмен будет
мириться с таким положением. И в то, что он не знал о сопернике, Давыдов тоже
не поверит. Милена при эдаком мужике шагу не ступила бы так, чтобы он не знал.
Нечистое дело, одно слово.
Охохонюшки, жизнь наша…
Глава 4
Евгений Леонардович проснулся среди ночи с тяжелым чувством,
сперва спросонок не мог сообразить, откуда эта тоска, потом вспомнил: умер Миша
Ланской, сегодня похороны. Не пойти нельзя, они столько лет работали вместе,
пока Мишка не сделал то, что сделал… Ах, Миша, Миша, ну зачем ты так? Славы
тебе это не принесло, да и не ради славы ты это сделал. Хотел быть поближе к
руководству страны, хотел войти в «круги приближенные» и тем самым решить те
проблемы, которые сегодня решаются только деньгами. Ионов посчитал, что Миша
Ланской предал не только лично его, он предал и весь коллектив, который работал
над Программой, и саму идею Программы.
Больше двадцати лет назад, в далеком уже 1983 году пришедший
на смену министру внутренних дел Щелокову новый министр Федорчук решил очистить
ряды сотрудников органов от «чуждых элементов», под коими подразумевал пьяниц и
корыстолюбцев. Господи, да кто в милиции не пил?! Как и во всей стране?
Единицы. Расправы были жестокими и молниеносными, на место с позором уволенных
пришли «честные и чистые душой и руками» комсомольские и партийные деятели,
зачастую не имеющие юридического образования и опыта работы по раскрытию и
расследованию преступлений. Профессиональное кадровое ядро розыска и следствия
стало расплываться и таять на глазах.
Спустя почти два года, проводя очередное исследование,
группа научных сотрудников, возглавляемая Евгением Леонардовичем Ионовым,
обнаружила некоторые странности в изменении состояния преступности.
Преступления стали менее изощренными, а сами преступники - более наглыми и
прямолинейными. С чего бы вдруг? А все просто: преступность и структуры, ей
противостоящие, суть взаимозависимые системы; одна подстраивается под другую.
Вот появилась, к примеру, новая разновидность преступлений или новый способ
совершения - и следствие вкупе с розыском должно изобретать новые методы
предупреждения и раскрытия, то есть наращивать интеллектуальную мощь. И
наоборот: крепнут ряды в правоохранительных органах - и преступники начинают
придумывать, как бы им похитрее действовать, дабы улизнуть от следствия и суда.
А если происходит обратный процесс? Если органы внутренних дел слабеют? Что
тогда происходит? Тогда происходит то, что и произошло и что немало в первый
момент удивило Ионова и его группу: преступный мир расслабляется и перестает
напрягаться. А чего напрягаться-то, ежели в розыске и следствии профессионалов
осталось с гулькин нос? Все равно не поймают, так чего мозги зазря тереть?
Засели за работу, озадаченные новым поворотом событий и
воодушевленные неожиданными научными гипотезами, построили математические
модели, криминологи придумали и провели несколько оригинальных дополнительных
исследований. Посчитали. И получили результат: если распад кадрового ядра будет
продолжаться, то преступный профессионализм начнет неуклонно снижаться.
Преступники перестанут бояться милицию и, соответственно, перестанут очень уж
заботиться о том, чтобы их не поймали. Через пару десятков лет криминал, хоть и
возрастет в общей своей массе, станет настолько примитивным, что прихлопнуть
его можно будет в считаные месяцы. Нужно только, чтобы на смену самодеятельным
малограмотным сыщикам в один момент пришли опытные и знающие оперативники и
следователи. Ну и грамотные руководители, конечно. Это уж в первую очередь.
Правда, встал вопрос: а будет ли продолжаться кадровый
развал? Снова сели, снова модели построили, снова посчитали. И вышло, что
органы внутренних дел, как и любая профессиональная среда, есть система
саморегулирующаяся, стремящаяся к однородности. Точно так же, как жидкость в
человеческом теле, которая по известным только природе причинам стремится
поддерживать уровень соли, равный 0,9 процента. Физиологический раствор. Как
только уровень соли повышается, человек начинает испытывать жажду, то есть
организм дает команду: нужно больше жидкости, больше, еще больше, чтобы
понизить уровень содержания соли. А вот когда этот уровень становится ниже, чем
пресловутые 0,9 процента, организм начинает жидкость усиленно выводить, дабы
достичь вожделенной отметки. И в социальной среде происходит то же самое.
Существует определенный уровень какого-нибудь показателя, при соблюдении
которого система стабильна и нормально функционирует. Как только уровень
понижается, система начинает либо «подтягивать» до нужной кондиции, либо
отторгать лишние, балластные элементы. В милиции существует некий определенный
уровень хорошо подготовленных, профессиональных кадров, и с этим уровнем
система достаточно успешно функционирует. Что происходит, когда появляется
неопытный, мало знающий, плохо подготовленный человек? Система начинает его
обучать и натаскивать, чтобы подтянуть до своего уровня. А если человек не
обучается? Мало ли по каким причинам, может, у него мозгов не хватает, или
неинтересно ему, или характер неподходящий для этой работы, или ленив он,
халтурщик и оболтус, и в милицию он пришел только лишь ради красных корочек и
власти, этими корочками обеспеченной? Тогда система его отторгает, и человек
мирно переходит в другую службу, например, на бумажную работу или в науку идет.
Или еще куда-нибудь, но в рамках родного министерства, потому как Положение о
прохождении службы обязывало его отслужить не меньше двадцати пяти лет. Снять
погоны раньше положенного можно было только по болезни или «по отрицательным
мотивам», то есть по воле начальства, которое сочло тебя полностью непригодным
к службе.
