Мама с Ильей еще о чем-то поговорили, потом он открыл дверь
и помог Наталье сесть в машину.
- Соня, садись, - скомандовала мать. - Илья отвезет нас
к папе.
Надо же, благородный какой! К папе отвезет. Ну-ну.
* * *
Александр Эдуардович Камаев был не из тех людей, которые
быстро забывают и легко прощают, и недавняя встреча на кладбище с Борисом,
закончившаяся ссорой, до сих пор бередила его душу. Ну как же он мог! Как он
мог! Предать память о Ларисе и Георгии! Немыслимо. Непростительно.
Камаев всегда любил свою младшую сестренку, по крайней мере,
сейчас он чувствовал именно так, хотя в детстве, конечно, чего только не было.
И ссорились, и дрались, и жаловались родителям друг на друга, и мелкие козни
строили, в общем, вели себя как обычные брат и сестра, когда разница в возрасте
совсем небольшая и нет возможности не обращать друг на друга внимания.
А вот мужа своей сестры Александр Эдуардович не любил. Не за
что-то конкретное не любил, а просто так. Не нравился ему Борис. И, как видно,
не зря не нравился, потому что кончился их брак трагически. Ларочка погибла,
девятнадцатилетний Жора, сын Ларочки и Бориса, покончил с собой. И все из-за
него, из-за Бориса Безбородова. А он продолжает жить как ни в чем не бывало,
нашел себе… какую-то с двумя детьми, и нет чтоб просто так жить с ней, это бы
ладно, так он еще и женился. Как так можно?! Ну скажите, как?!
Он чувствовал себя очень одиноким, потому что его такой
долгой и глубокой скорби по сестре и племяннику никто не понимал и не разделял.
Камаев повесил портрет Ларисы в гостиной и строго следил, чтобы в специально
купленной вазе, установленной под портретом, всегда стояли живые цветы -
темно-красные розы, которые так любила Ларочка. Одну фотографию сестры в
серебряном паспарту он поставил в спальне на прикроватной тумбочке, другую, где
она обнимала сына-подростка и радостно хохотала, - на рабочем столе у себя в
офисе. Каждый месяц все эти годы он неуклонно ходил на кладбище, приносил
цветы, убирал могилу, подолгу молча стоял, словно разговаривал с покойной. А
вот Борис, муж Ларисы, бывал на кладбище редко, только в дни поминовения и по
большим православным праздникам, чем вызывал бурное негодование Камаева.
Жена Александра Эдуардовича такой скорби мужа не вынесла и
ушла. Она полагала, что, кроме погибших сестры и племянника, в этом мире есть
множество других людей, жизни которых можно радоваться, и множество проблем,
которые нужно решать. Она ревновала мужа к его покойным родственникам и не
желала мириться с тем, что он живет в таком беспросветном горе. Развод они не
оформляли, просто разъехались и жили с некоторых пор совершенно отдельно. Дети
Камаева, уже взрослые сын и дочь, к такой ситуации отнеслись равнодушно, у них
свои семьи и своя жизнь, и утрату тетки и двоюродного брата они не переживали
вовсе. Остался Александр Эдуардович со своей печалью один на один. И если в
первое время хотя бы Борис казался ему опорой и поддержкой в этой печали, то
теперь и Борис его предал. И его, и Ларису, и сына своего Жорика.
Разговор с Борисом на кладбище задел Камаева неожиданно
сильно, настолько сильно, что презрение, перемешавшись с негодованием,
превратилось в кипящую ярость, с которой невозможно справиться. И эти его
сказанные напоследок слова: «Покопайся в себе… Почему ты сделал такой выбор?»
Да как он смеет?! Разве горе по умершим - это выбор? Разве можно не горевать,
не печалиться, не скорбеть? Только равнодушный человек с каменным сердцем и
ледяной душой мог произнести такие страшные слова, полные холода и безразличия.
Этот разговор действительно выбил Камаева из колеи, и он
даже отменил две деловые встречи и переговоры, в офис вообще не поехал, сидел
дома, смотрел на висящий на стене портрет сестры и потихоньку пил коньяк.
Опьянения не было, не было даже легкого хмеля, притупляющего душевную боль. Как
будто не коньяк он пьет, а крепкий чай.
Час назад позвонил Илья, спросил, можно ли встретиться. Они
почти никогда не встречаются дома у Камаева, всегда Александр Эдуардович
выбирает нейтральную территорию, но сегодня у него нет сил куда-то идти. Пусть
Илья приедет сюда, ничего страшного, в конце концов. Они же не преступники
какие-нибудь, не заговорщики, просто деловые партнеры. Н-да, Милена… Это
проблема. Наверное, у Ильи появились какие-то соображения.
Но Камаев ошибся, Илья Бабицкий приехал совсем с другим.
- Александр Эдуардович, я хочу жениться на Наталье, -
заявил он, едва войдя в комнату. - Я больше не могу ждать.
- Спокойно, Илья, спокойно. Что случилось? Почему такая
спешка?
- Дело не в спешке. Я люблю ее, понимаете? Люблю. И я
хочу на ней жениться.
- Это я понял, - Камаев старался говорить не спеша,
чтобы ровным голосом успокоить Илью. - Но почему именно сейчас? Зачем вам
жениться? Почему вы не можете просто быть вместе? Что за патологическая страсть
непременно ставить штампы в паспорта?
Однако Бабицкий не просто не успокаивался, напротив, он,
кажется, начал волноваться еще больше.
- Я боюсь ее потерять. Сейчас, когда с Миленой такое
случилось, она много времени проводит с Павлом. Она каждый день к нему ездит!
Утешает его, выслушивает его стенания, оказывает ему моральную поддержку. Вы
понимаете, чем это может кончиться?
- Это может кончиться тем, - медленно проговорил
Александр Эдуардович, - что они снова сойдутся. Это плохо.
- Вот именно. Вы и сами понимаете. Мне нужно жениться
на Наташе как можно скорей, пока этого не произошло. Я хочу сегодня же сделать
ей предложение.
- Выбрось это из головы.
Голос Камаева прозвучал резко и неприятно, и Александр
Эдуардович сам себе удивился:
- Но почему?
- Да потому, мой дорогой, что тогда тебе придется жить
с ней вместе. С ней и с ее дочерью, которая уже далеко не ребенок. В одной
квартире. Вся твоя жизнь будет проходить у них на глазах. Пока ты не закончил
работу, это невозможно. Вот закончишь - тогда можешь жениться на ком угодно. Но
не раньше. Выпьешь со мной?
- Нет, я за рулем, - отказался Илья. - Александр
Эдуардович, отпустите меня, а? Пусть эту работу делает кто-нибудь другой, на
мне же свет клином не сошелся. Поймите вы, я действительно люблю Наташу, я
очень ее люблю, я хочу, чтобы она была моей женой, а не приходящей любовницей.
Ну зачем вы ломаете мне жизнь?
- Да как ты смеешь, щенок?! - внезапно взорвался
Камаев. Кипевшая в нем ярость вырвалась наружу и обрушилась на собеседника.
Мало того, что его предал Борис, так теперь и Илья собрался сделать то же
самое! Предатели, предатели! Весь мир полон предательства, лицемерия и
малодушия! - Как ты смеешь упрекать меня в том, что я ломаю тебе жизнь? Ты сам
согласился выполнить работу для меня, и, выполняя ее, ты сам ломал чужие жизни,
но тогда тебе это казалось нормальным, ты не видел в этом ничего
предосудительного. Конечно, а как же иначе? Ты ведь за это деньги получал! А
теперь что же? В один миг тобой овладело немыслимое благородство, невесть
откуда взявшееся?
