Нет, не изменились. Вот она, идет под ручку с каким-то
высоченным хмырем в очках, рассеянно поглядывает на игорные столы. Зацепила
Равиля взглядом, чуть приопустила веки, мол, вижу тебя, и прошла дальше. Равиль
сделал еще одну ставку, машинально и бездумно: на черное. Как новичок какой-то,
ей-богу. Собирался ведь поставить на 12 - любимое свое число, но посмотрел на
Каменскую и отвлекся. Рулетка завертелась, крупье вбросил шарик Равиль
зажмурился, с ужасом понимая, что сейчас выпадет именно 12 и он долго не сможет
простить себе оплошности. Так и есть! Он сжал кулаки, до боли впившись ногтями
в ладони.
- Двенадцать, красное, - объявил крупье. Значит, не
судьба. И теперь уж настроение у него точно будет испорченным.
- Добрый вечер, - послышался у него за спиной негромкий
голос.
Равиль скосил глаза и увидел Каменскую. Она была одна. Тот
тип в очках, с которым она пришла, садился за стол, где играли в «блэк джек».
- И вам не хворать, - отозвался он. - По кофейку?
Они не спеша прошли в бар, Равиль заказал себе джин с
тоником, Каменская взяла кофе и стакан минералки. Взгромоздившись на неудобный
круглый стул, он вытащил из кармана тяжелую золотую зажигалку, положил перед
собой на стойку рядом с пачкой сигарет и стал нагло рассматривать Каменскую.
Постарела. И выглядит плохо. Ну, не то чтобы плохо, не так, как выглядят тяжело
больные, но она уже не похожа на девчонку, какой казалась до недавнего времени.
Да, видно, жизнь-то у нее - не сахар.
- Ну, чем обязан? Опять кто-то из моих проштрафился?
- Надеюсь, что нет, - улыбнулась она. - Сегодня я белая
и пушистая, ни в какие игры играть с вами не собираюсь. Мне нужна информация,
причем настолько старая, что она уже ни для кого- ценности не представляет.
- Слушаю вас, - скупо обронил Равиль.
- Примерно в двухтысячном году или около того где-то за
границей был убит некий господин.
- Весьма внятно, - саркастически усмехнулся он. - Ни
места, ни времени, ни имени. Как-то на вас не похоже.
- Стараюсь быть разнообразной, чтобы вам не наскучить,
- отпарировала она. - Зато известно, что здесь, в Москве, у него была
любовница. Вот ее фотография, на обороте написано имя. Взгляните.
Она вытащила из сумочки снимок и протянула ему. Равиль взял
фотографию, всмотрелся. Красивая девка. И с изюминкой. Не простая, сразу видно.
Перевернул снимок, прочел надпись: Милена Погодина.
- Не встречали?
- Нет, - он покачал головой. - Точно не встречал.
Нигде.
- Уверены?
- Такую я бы не забыл. Мимо этой девочки просто так не
пройдешь. Повезло кому-то. У нее самой спросить вы, как я понимаю, уже не
можете?
- Угадали. Меня интересует, кто был ее любовником, к
какой группировке он принадлежал и за что его убили. И еще я хочу знать,
оставались ли после него какие-нибудь спорные деньги и могли ли сейчас
появиться претенденты на них.
- Где, вы говорите, его убили?
- Кажется, не то в Греции, не то на Кипре. Но это не
точно, вполне может оказаться и какая-то другая страна. Я могу рассчитывать на
вашу помощь?
- Само собой, Анастасия Павловна. Результата не обещаю,
но сделаю все, что смогу. Это все?
- Все. Не смею вас задерживать, у вас игра.
Равиль не спеша положил в карман пиджака зажигалку, сигареты
и фотографию, неловко сполз с высокого круглого стульчика и слегка поклонился:
- Желаю здравствовать.
Каменская улыбнулась в ответ краешком губ и тут же
отвернулась, подзывая бармена Вот сучка милицейская! Впрочем, грех жаловаться,
настроение она ему не испортила, времени много не отняла, неприятного ничего не
сказала, и просьба-то у нее пустяковая. Равиль был уверен, что выполнит ее дня
за два.
Глава 5
В течение всего заседания кафедры Настя чувствовала себя
ужасно виноватой. Кафедральный день - среда, сегодня пятница, и заседание
назначили только для того, чтобы обсудить ее диссертацию, что, разумеется, не
могло не вызвать у преподавателей раздражения. Пятница же! Вместо того чтобы
быстренько отчитать свои лекции, провести семинары и бегом на дачу, сиди тут и
выслушивай доклад какого-то соискателя. Скука смертная! И ладно бы еще
соискатель был «спорный», то есть такой, которого и мордой в грязь ткнуть не
грех, устроить из заседания веселенький спектакль и доказать рьяному
околонаучному сопляку, только-только получившему диплом о высшем образовании,
что нельзя с кондачка сочинить малограмотный бред и выдать это за диссертацию;
тогда бы хоть какое-никакое оживление можно внести. А тут что? Сорокапятилетняя
баба, подполковник, двадцать лет отпахавшая в уголовном розыске. Ну понятно же,
что пишет она на собственных материалах и каждое слово в работе у нее
выстрадано и на своем горбу выношено. Чего тут слушать и обсуждать? Кроме того,
эта баба с Петровки умудрилась напихать в свою чисто криминологическую работу
всякой математики, в которой никто из членов кафедры ничего не понимает.
Исключение составляет один доцент, читающий курс судебной статистики, но и он
слушает соискателя без всякого интереса, а уж что об остальных говорить? Все
своим делом заняты: кто контрольные проверяет, кто читает присланные на рецензирование
материалы, а кто и газеткой исподтишка шуршит.
Насте, конечно, было обидно, ведь она так волновалась,
готовилась, несколько раз вслух читала Леше свое выступление и под его
руководством сокращала длинноты и убирала ненужные, на его взгляд, подробности.
Каждый раз это стоило ей чуть ли не слез, потому что подробности эти были ей
милы и дороги, ей казалось, что именно в них состоит изюминка работы, она сама
их выявила и сформулировала, но Алексей с непреклонным видом настаивал на
своем:
- Пойми, Ася, это никому не нужно, это никому не
интересно, поверь мне, я за свою жизнь столько диссертаций пропустил!
Докторская совсем другое дело, а кандидатские никого не волнуют. И говорить ты
должна двадцать минут, это максимум, в противном случае тебя возненавидят,
потому что все хотят побыстрее уйти домой.
И Настя послушно следовала его советам. Теперь она понимала,
что Чистяков оказался прав. Впрочем, как всегда. Но, может, это и к лучшему,
что никто особо не слушает? Если в ее выступлении есть слабые или спорные
места, этого никто не заметит.
Впрочем, нет, один человек все-таки слушает ее доклад, и это
пугало. Профессор Ионов. Когда за пять минут до начала заседания научный
руководитель Каменской сказал, что пригласил профессора Ионова поучаствовать в
обсуждении ее диссертации, потому что Евгений Леонардович - родоначальник
направления, кратко именуемого «криминология и математика», Настя от ужаса дар
речи потеряла. Сам Ионов! Еще в университете она читала его монографии и была
единственной на курсе, кто понимал в его работах каждое слово, ведь сама-то она
закончила в свое время физико-математическую школу и сложные формулы Ионова
читала без всякого труда. Но это было так давно… Она почему-то была уверена,
что ученый много лет назад почил в бозе. А он, оказывается, жив, да мало того,
еще и на обсуждение пришел. И если в ее математических выкладках и основанных
на них криминологических выводах что-то не так - разгрома ей не избежать.
