Не станет он звонить Диме Шепелю. Если ему нужно - пусть сам
позвонит и придет. Евгений Леонардович стремился быть демократом, но в то же
время точно чувствовал ширину и устойчивость каждой отдельно взятой ступеньки
иерархической лестницы. Он с удовольствием сам заходил в комнаты к рядовым
сотрудникам, но взял за правило никогда не появляться в кабинетах тех, кто по
должности являлся его начальниками в Фонде, если, конечно, ему самому это не
было нужно. Пусть сами приходят и сидят в кресле для посетителей. Его возраст и
научные заслуги что-нибудь да значат.
Однако ни возраст, ни весомые научные заслуги не убили в
Ионове жадного исследовательского любопытства и юношеского озорства, посему прямо
из приемной он направился не к себе, а в отдел комплексных монографических
исследований, в самый любимый «свой» отдел. Если Шепель надумает позвонить, то
пусть сначала поищет и подождет.
По состоянию квадратного холла, именуемого предбанником,
легко можно было судить о времени суток, не имея наручных часов. Сейчас
предбанник недвусмысленно свидетельствовал о том, что рабочий день прошел бурно
и конца ему пока не предвидится: бумагорезательная машина, уничтожающая
черновики, расчеты и схемы, тряслась от судорожных усилий, а пол вокруг нее
усыпан бумагами, еще не уничтоженными, на всех мыслимых поверхностях стоят
непомытые чашки и стаканы, из большой урны в углу холла горой торчат пустые
пластиковые бутылки из-под минеральной воды и колы. Секретарь отдела, добродетельная
и обстоятельная Анна Степановна, работавшая с Ионовым и Шепелем еще в академии,
сидела за компьютером и с пулеметной скоростью набирала какой-то текст,
поглядывая в лежащую на столе рукопись. Вообще-то персональными компьютерами
был обеспечен весь личный состав, и если Анна Степановна что-то для кого-то
печатала, то не потому, что самому автору текста сделать это не на чем, а
исключительно потому, что он занят другими срочными делами. Ионов был на сто
процентов уверен, что текст набирается для начальника отдела Кувалдина, который
по старой, выработанной много лет назад в докомпьютерную эру привычке создает
научные и служебные документы при помощи бумаги и ручки и только потом
печатает; все остальные сотрудники никаких рукописей не признавали и работали
сразу на компьютере.
Все четыре выходящие в предбанник двери были распахнуты, и
Ионов без колебаний вошел в один из кабинетов: именно оттуда доносилась самая
пестрая и возбужденная разноголосица, перекрываемая мощным басом Кувалдина.
Если в обсуждении участвует начальник отдела, значит - там действительно
интересная проблема или закавыка, с которой непонятно что делать.
Проблема возникла, как выяснилось, в связи с монографическим
исследованием в московской зоне эксперимента. Уголовное дело возбуждено по
факту исчезновения, а затем и обнаружения трупа сожительницы сотрудника
правоохранительной системы; понятно, что в этом случае к раскрытию преступления
проявляется особое внимание и к работе привлекаются лучшие силы подразделений.
Можно ли в такой ситуации считать исследование «чистым»? Ведь на его примере
вряд ли правильно судить об уровне квалификации личного состава в целом. Или
все-таки правильно? Выборка преступлений, работу по раскрытию и расследованию
которых предстоит изучать, должна быть репрезентативной, то есть преступления
отбираются по принципу случайности, а не преднамеренно, и в этом смысле
репрезентативность не нарушена, но… Евгений Леонардович поучаствовал в
обсуждении, поддержал Кувалдина, который считал, что все в порядке и если преступления
против работников правоохранительных органов и членов их семей в реальной жизни
совершаются, то вполне естественно, что они и в выборку попадают, и допросил
доложить новые результаты, полученные в течение дня.
Результаты выглядели удручающе. Или, наоборот,
обнадеживающе. Это как посмотреть. Выбранное для монографического исследования
дело о вымогательстве крупной взятки в Красноярске, возбужденное две недели
назад, было прекращено за пятьдесят тысяч долларов, полученных следователем. То
есть как началось со взятки, так взяткой и закончилось. Красиво. Показательно
выглядела квартирная кража в Тульской области: дело возбуждено десять дней
назад, дверь не была взломана, хозяин квартиры пришел домой с работы, открыл ее
своими ключами и обнаружил полный разгром и пропажу денег и ценностей, то есть
преступник не только спокойно открыл дверь, но и добросовестно запер ее за
собой, когда уходил. За десять дней не вызван к следователю и не допрошен ни
один человек, названный потерпевшим, который добросовестно перечислил людей,
знавших об имеющихся у него ценностях и имевших доступ к ключам. Более того,
сам дверной замок даже не изъяли для проведения экспертизы, чтобы хотя бы
понять, чем его открывали: приданными, то есть «родными», ключами, их
дубликатами, специально подобранными ключами или еще чем. По делу об уличном
разбойном нападении, совершенном в Воронеже, информация поступила просто-таки
пугающая: потерпевший был с места преступления немедленно доставлен в больницу,
в милицию заявила его жена, прошло уже пять дней, а в больницу к несчастному
так никто и не пришел и ни одного вопроса ему не задал, то есть не сделано
самого элементарного, о чем говорится во всех учебниках, рассказывается во всех
детективных романах и что подсказывает обыкновенный здравый смысл.
В Москве ситуация несколько лучше, но это лишь потому, что
на раскрытие преступления брошены «лучшие силы», что и явилось камнем
преткновения. Хотя и здесь не обошлось без огрехов. Бородатый Сергей
Александрович, сотрудник отдела, докладывающий «московское» исследование, в
нескольких словах изложил суть дела, высоко оценил работу следователя, назвав
проведение осмотра места происшествия «безупречным», отметил неожиданно хорошее
знание жилого сектора участковым Дорошиным и подробно остановился на своем
коньке - организации оперативной работы. На сегодняшний день выдвинуто три
версии: убийство Милены Погодиной совершено ее любовником Канунниковым по
личным мотивам, эту версию отрабатывают оперативники из Центрального округа
Хвыля и Рыжковский; убийство девушки является способом давления на ее сожителя
Павла Седова, сотрудника Московского управления Федеральной службы по контролю
за оборотом наркотиков, этой версией занимается Сергей Зарубин вместе с
коллегами Седова; по третьей версии, связанной с бывшим любовником Погодиной и
оставленными им деньгами, работает Каменская, она же осуществляет общий анализ
всей собранной по делу информации. По большому счету претензий на текущий
момент нет только к Зарубину; его работа пока не дала ощутимых результатов, но
лишь потому, что коллеги Павла Седова не любят делиться информацией, темнят и
всячески пытаются вытеснить из своих рядов оперативника из «убойного» отдела и
ставят ему палки в колеса. Зарубин же, со своей стороны, обладает несомненной
оперативной смекалкой и проявляет чудеса хитрости и изобретательности, чтобы
узнать, какими конкретно делами занимается сейчас Седов и имена фигурантов по
этим делам. Сам Седов как источник достоверной информации рассматриваться не
может, потому что запил, находится дома и имеет на руках больничный. А с
пьяного какой спрос? Хвыля и Рыжковский отрабатывают Канунникова, который
объявлен в розыск; они проделали огромную работу по установлению его
передвижений в день убийства и его местонахождения в настоящий момент, но в то
же время не сделали очевидно необходимых вещей, как то: первое… второе… третье…
Многовато, пожалуй.
