На контрольно-пропускном пункте у Ионова проверили
документы, и только после этого кованые въездные ворота плавно распахнулись.
Хозяин резиденции проявил уважение - ждал гостя на высоком крыльце.
Евгений Леонардович выпрямил спину и постарался подняться по
ступенькам легко, не касаясь перил.
- Рад вас видеть, Евгений Леонардович, - хозяин
протянул ему руку и крепко пожал. - Как доехали?
- Добрый вечер, Владимир Игнатьевич. Доехал отлично, вы
же знаете своих водителей. Комфорт и безопасность.
Они вошли в дом и сразу направились в кабинет.
- Ужин? - на ходу обернувшись, спросил Владимир
Игнатьевич.
- Нет, благодарю, я не голоден.
- Тогда чаю?
- С удовольствием.
В кабинете Ионов сразу занял свое привычное место, не в
кресле, стоящем у письменного стола, а на мягком кожаном диване, рядом с
широким низким столиком. Он здесь не проситель, он - уважаемый гость, и так
повелось с самого начала, еще с тех времен, когда у этой резиденции был совсем
другой хозяин.
- Время позднее, Владимир Игнатьевич, поэтому я перейду
сразу к делу. В моем возрасте уже трудно не спать допоздна.
Ионов не отказал себе в удовольствии немного пококетничать и
в ответ получил ожидаемый комплимент.
- О чем вы говорите, Евгений Леонардович! Дай бог нам
всем в вашем возрасте сохранить такую работоспособность и ясный ум. Но я вас
слушаю внимательно. У вас что-то случилось? Возникли проблемы?
- В некотором роде. Поскольку о нашем с вами соглашении
знаем только мы, в Фонде зародились… м-м-м… неправильные настроения. Люди не
видят перспективы и смысла своей работы и начинают рассматривать Фонд как некую
синекуру, где можно уютно отсидеться и куда имеет смысл пристраивать
родственников и знакомых. Если позволить этим настроениям набрать силу и
разрастись, мы очень скоро утратим тот высокий, научный потенциал и уровень
научной работы, который создавали когда-то и все эти годы поддерживали. Пока
мне удается сдерживать процесс, потому что я все еще пользуюсь авторитетом и
без моего заключения на должности никого не назначают, но я стар, Владимир
Игнатьевич, я очень стар, мне уже исполнилось восемьдесят, и в любой момент я
могу оказаться вне своего кабинета. Нет-нет, не спорьте, - Ионов сделал
протестующий жест, заметив, что хозяин дома снова собрался встрять с дежурным
комплиментом, - восемьдесят - это восемьдесят, это не тридцать и не сорок, и в
любой момент организм может меня подвести. Тогда процесс примет необратимый
характер. В связи с этим я хотел бы задать вам вопрос, Владимир Игнатьевич.
- Да, конечно, я слушаю.
- Вам действительно нужна наша Программа? Потому что
если она не нужна, если вы не видите в ней смысла и пользы, то я не стану
портить отношения с людьми и позволю им приводить к нам на работу кого угодно.
Поверьте, это не пустые слова. Я вчера позвонил вам после очень тяжелого
разговора с человеком, который хочет, чтобы у нас работал его сын. И я оказался
перед выбором: либо я жертвую уровнем и в конечном итоге самой Программой, на
которую потратил двадцать лет, либо порываю дружеские и доверительные отношения
с человеком, которого знаю тридцать лет, которого люблю, уважаю и который мне
искренне дорог. Поверьте мне, Владимир Игнатьевич, это непростой выбор, очень
непростой. Сегодня я пожертвую отношениями с одним давним коллегой, завтра - с
другим и в конечном итоге останусь один на один с Программой, которая, как
выяснится, никому не нужна. Это не самая радужная перспектива для глубокой
старости, вы не находите?
- Господи, Евгений Леонардович, как вы можете так
думать? - всплеснул руками хозяин дома. - Почему вы решили, что Программа не
нужна? Разве мы стали бы вкладывать такие огромные деньги в содержание вашего
Фонда, разве платили бы такие высокие зарплаты, если бы не видели в этом
смысла?
- Вкладывали бы, - спокойно ответил Ионов. - И платили
бы. Вы не хуже меня это понимаете.
- Да зачем же? Уж мы бы нашли куда направить эти
деньги.
- Да затем, дорогой Владимир Игнатьевич, что ребенок, у
которого внезапно отняли любимую игрушку, начинает орать, плакать, визжать,
топать ногами, замахиваться на маму с папой кулачками и жаловаться на них всем
подряд. Если закрыть Фонд, то как поведут себя все те люди, для которых эта
работа была любимой и, заметьте, прибыльной? Именно так и поведут. И, уже не
связанные подпиской о неразглашении и высокой зарплатой, всем все расскажут.
Представляете, какой поднимется скандал в стране? Оказывается, государство
целенаправленно вкладывало деньги в то, чтобы развалить правоохранительную
систему, чтобы бандиты безнаказанно разгуливали по улицам и стреляли в честных
тружеников, отнимая у них последнее, чтобы коррупция и беззаконие процветали…
ну и так далее. Вы же понимаете, что в научных разработках это все не так и
цели у Программы совсем другие, но в случае громкого политического скандала
формулировки будут именно такими. Вам это не нужно. И вы готовы платить,
вкладывать большие деньги, чтобы этого не допустить. Даже если сама Программа
вам не нужна и неинтересна. Поэтому я снова задаю свой вопрос: как мне
поступить? Какой выбор сделать?
Дверь кабинета приоткрылась, и Владимир Игнатьевич,
собравшийся было ответить, умолк и сделал знак рукой: входите. Горничная,
немолодая женщина с тонким недобрым лицом, внесла поднос с чайником, чашками и
двумя блюдами, на одном бутерброды, на другом выпечка. Ловко и быстро расставив
все на столике и налив чай, она вышла. Ионов поднес к губам свою чашку, сделал
глоток и удовлетворенно улыбнулся: хоть и не любимая им Рублевка, а чай здесь
заваривали хорошо.
- Евгений Леонардович, мы с вами договорились, что вы
поддерживаете научную сторону Программы до тех пор, пока мы не примем решение о
ее реализации. Я понимаю ваши сомнения и колебания, время идет - и ничего не
происходит. Поверьте мне, ждать осталось недолго.
- Недолго - это сколько? Я не зря напомнил вам о моем
возрасте. Период времени, который в вашем представлении является.недолгим, для
меня может оказаться непреодолимым.
- Ну, не надо так пессимистично, что вы! Вы в
прекрасной форме, два-три года для вас не срок.
- Вы точно уверены, что речь идет именно о двух-трех
годах?
- Точно, Евгений Леонардович, совершенно точно.
Следующие выборы в 2008 году, и новый Президент начнет свою деятельность с реализации
вашей Программы. Тем самым он обеспечит себе крепкую репутацию в народе, и его
наверняка выберут на второй срок. Таким образом мы планируем обеспечить
стабильность власти на восемь лет.
Значит, ждать как минимум до весны 2008 года, то есть три с
половиной года. Долго. Здоровье может подвести. И все эти три с половиной года
ему придется бороться за каждую вакантную должность, расставаться с друзьями и
наживать врагов. Нет, это невозможно, он просто не выдержит. В молодости
конфликты переживаются легче, подумаешь, с одним поссорился - с другим
подружился, а в старости на место потерянного друга или соратника никто уже не
приходит, и все больше пустот образовывается вокруг, и все страшнее
одиночество.
