- Я бы предложил другой вариант, - задумчиво проговорил
Ионов. - Введите в игру нового министра внутренних дел. Уже сейчас. Уберите
министра нынешнего, он все равно не пользуется любовью у населения, приведите
нового человека, и пусть он начнет реализацию Программы.
- Вы считаете, что сейчас момент благоприятный?
- Нет, я так не считаю. Но что такое благоприятный
момент? Это гарантия того, что эффект получится долговременным и прочным, на
перспективу, на десятки лет. Если начать Программу в любой другой момент, она
все равно даст эффект, вопрос только в его длительности. Начнете сейчас - на
ваш век хватит, девять-десять лет я вам гарантирую. Новый министр начнет
реализацию, к середине 2007 года станет очевидным, что он сделал невозможное:
обеспечил безопасность населения и поставил правоохранительную систему на
службу гражданам, а не чиновникам и политикам. Вы делаете его премьером, это
будет встречено страной с пониманием и одобрением. Он идет на выборы в марте
2008 года и легко их выигрывает, после чего немедленно меняет верхушку
прокурорской и судебной систем, и в этих системах начинается реализации их
части Программы. В течение всего первого срока, до 2012 года, Программа
работает и набирает обороты, и люди с удовольствием проголосуют за него еще
раз. Ваша стабильность на восемь лет будет обеспечена.
- Мы рассматривали такой вариант, - осторожно
проговорил Владимир Игнатьевич, - но у нас сегодня нет подходящей фигуры для
такой игры. Мы думали о нынешнем министре…
- Он не фигура, - резко оборвал его Ионов. - В глазах
населения он - никто, за ним нет ни одного сколько-нибудь существенного шага,
который люди могли бы назвать Поступком с большой буквы.
- Но начало Программы и станет таким Поступком!
- Нет. Человек, который много лет ничего не делал, не
может ни с того ни с сего совершить Поступок, сделать Шаг Этому никто не
поверит. Совершить Поступок может только совершенно новый человек, неожиданный.
Тогда все будут говорить: вот наконец пришел настоящий руководитель, знающий и
компетентный, радеющий за народ, а не за собственный карман. Мы все, Владимир
Игнатьевич, совершили ошибку.
- Какую?
- Мы слишком увлеклись игрой в коррупцию. Сначала она
была нам на руку, потому что разваливала систему, которую мы планировали
разрушить, и мы не заметили, как она превратилась в политическую силу. Она сама
по себе, как явление, стала мощной политической силой, потому что обладает
способностью формировать общественное мнение.
- Вы имеете в виду подкуп избирателей?
- Да нет же! Не об этом речь. Все население страны
знает, что девяносто восемь процентов государственных чиновников берут взятки.
И сам по себе этот факт привел к тому, что люди уже никому не верят. Они не
верят в то, что те политики, которых они уже знают, вдруг захотят сделать хоть
что-нибудь для народа. Переломить ситуацию может только абсолютно новый человек,
ранее неизвестная фигура, не замаравшая себя тупым бездействием, публичной
демагогией и строительством загородного дома за три миллиона долларов.
Желательно также, чтобы у него не было детей, которые кого-то сбили на машине
или устроили драку и которых отмазали от уголовной ответственности.
- Вы же понимаете, что найти такую фигуру очень
непросто.
- Понимаю. Но ее надо найти И начать реализацию
Программы немедленно. В этом случае я смогу обеспечить научное сопровождение на
высоком уровне и гарантировать эффект. Если вы будете тянуть, я ничего не смогу
обеспечить. Я старый человек, мне трудно противостоять конфликтам. Буду с вами
откровенным до конца, Владимир Игнатьевич: мне трудно бороться со страхом
одиночества. Оно уже подступило совсем близко и обрушится на меня с
катастрофической силой, если вы вынудите меня поддерживать Программу еще
несколько лет без всякой надежды, что я наконец увижу, как она работает. В этом
случае я не могу вам обещать, что останусь в Фонде. И вам придется договариваться
с кем-нибудь другим.
На лице Владимира Игнатьевича отразилось неудовольствие,
смешанное с растерянностью. Ионов фактически предъявил ему ультиматум, хотя
очень мягкий и весьма завуалированный.
- Или вы начинаете реализацию Программы в самое
ближайшее время, или я теряю перспективу увидеть плоды собственной многолетней
деятельности, и тогда уже ничто не удержит меня в Фонде и не заставит выполнять
взятые на себя обязательства, в том числе и по сохранению конфиденциальности.
Последствия разглашения вам известны, я их только что озвучил. А я человек
старый, мне бояться нечего, я и так скоро умру. Решайте.
- Я доложу о наших с вами переговорах, Евгений
Леонардович Надеюсь, будет принято такое решение, которое вас устроит.
- Я тоже надеюсь. Спасибо за чай.
Ионов поднялся и пошел к двери. Хозяин вежливо проводил его
до самых ворот, пожал руку на прощание и усадил в машину. Улыбка его была
напряженной. Ничего, думал профессор, позлится до утра, потом доложит кому
надо. И дело сдвинется. Сколько же можно сидеть и ждать? Вчерашний разговор с
Шепелем подтолкнул его к разговору сегодняшнему, и за прошедшие сутки Евгений
Леонардович отчетливо понял альтернативу: или спокойная достойная старость, или
одиночество наедине с нереализованной Программой. Второй вариант его совсем не
устраивал.
* * *
Настя Каменская уснула в этот вечер быстро, но уже около
двух часов ночи проснулась от неясной мутной тоски. Ей снился следователь
Давыдов, который почему-то тряс ее за плечи и выкрикивал прямо в лицо: «Дрянной
человечишка! Дрянной человечишка! Ты что, сама не видишь? Какой же ты сыщик
после этого?!»
Она осторожно выбралась из постели, закуталась в теплый
халат и пошла на кухню пить чай. Ну почему она такая дура? Слепая доверчивая
дура!
Не было у Милены Погодиной никаких собственных денег, и
никакого любовника из числа криминальных авторитетов у нее тоже не было. Она
была обычной девушкой-мигранткой, без российского паспорта и без прописки. Зато
деньги были у Павла Седова. И очень приличные деньги. Приличные не в смысле их
происхождения, а по количеству. Сколько нынче стоит «непривлечение» к уголовной
ответственности за преступления, связанные с наркотиками? Десять тысяч
долларов, это московский городской тариф. В Питере столько же, в других городах
- дешевле. Сцапать пацана или девчонку и быстренько позвонить родителям. Если у
них есть деньги - договориться, если нет - сделать «палку» в отчетность. Даже
не особо напрягаясь, то есть проворачивая по одному такому делу в месяц, можно
заработать больше ста тысяч долларов за год. Вот тебе и квартира, и евроремонт,
и лечение за границей, и пятизвездочные отели, и зубы для Милены в лондонской
клинике. Что ей там еще делали? Кажется, ринопластику, ей муж нос перебил,
сильно повредил перегородку. Родители Милены не особо задавались вопросом,
откуда у Павла такие деньги, им, как и многим приезжим из бывших союзных
республик, казалось, что в Москве все много зарабатывают, а порядка цен на
лечение в клиниках Германии, Швейцарии и Англии они и знать не знают, поэтому
отец Милы с чистым сердцем подробно рассказывал о том, как Пашенька с Милочкой
ездили лечиться за границу и как Паша дал денег на то, чтобы купить им квартиру
в Подмосковье, и так далее. А сам Седов прекрасно понимал, что все эти вопросы
рано или поздно возникнут, поэтому сделал финт ушами: выдал следователю байку о
любовнике Милены и тут же ушел в глухой запой. С пьяного да горем убитого какой
спрос? Кто ему вопросы задавать будет? Кто станет проверять, откуда у Милы
деньги? Ну были они - и были, какая разница, откуда.
