Поздно предупредил: Тихомиров уже ухнул в трясину!
Провалился по пояс и почувствовал, как мерзкая дряблая влага лезет все выше, выше, вот уже по грудь… а под ногами — чавкающая зыбкая вязь!
Парнишка уже тащил какие-то ветки, вот протянул сук… Макс ухватился, подтянулся… добрался до папоротников… до корней… до елки… впрочем, нет, это, кажется, можжевельник.
Ху!!! Выбрался!
— И много тут таких болотин? — выливая из сапога воду, поинтересовался Максим.
— Много, дяденька. Почти целый лес.
— Как же ты прошел-то?
— Мама тут все тропинки знает. Она у меня биолог.
— Учительница что ли?
— Нет, в заказнике работает.
— А… Тебя-то самого как зовут.
— Димкой… А вас?
— А я Максим. Максим Андреевич. Можешь просто — дядя Макс. — Надев сапог, Тихомиров поднялся на ноги и настороженно прислушался. — Ну, Димка, пошли что ли… Только осторожно… и постараемся не шуметь.
Хорошо бы вообще-то добраться до машины. Если ее не прихватили местные ухари — вполне ведь могли отыскать. Не те мужики, так их староста, Микол, — он же в город двинул. Между прочим, болотами. Значит, не должен бы увидеть.
— Слышь, Димыч… ты там, в лесу, машину случайно не видел? Синий такой «логан».
— Не-а, не видел… Дядя Макс, а я вон ту березу помню!
— Какую?
— Во-он ту, корявую… Там еще надпись должна быть вырезана.
Оба беглеца, тяжело дыша, подбежали к дереву.
— Ну, вот она!
Максим усмехнулся, увидав давно, наверное, уже вырезанную надпись, можно сказать — классическую: «Витя + Маша = Любовь».
— Отсюда совсем недалеко до болота… я дорогу знаю. Может, покричать?
— Не! — испугался Макс. — Думаю, лучше не надо.
Они-то не кричали. Кричали другие. Вернее сказать, другая:
— Дима-а-а-а! Дима-а-а!!! ау-у-у!!!
— Мама! — радостно вскинулся мальчик. — Меня ищет… Мама! Мама! Я здесь!!!
И побежал на крик. И Максим — за ним следом.
Димкина мама оказалась симпатичной невысокой женщиной лет тридцати пяти, светленькой, с круглым приятным лицом и милой улыбкой.
— Здравствуйте, — вежливо кивнул Тихомиров. — А мы вот тут с вашим сыном заблудились немного. Кстати, вы тут нигде синий «рено» не видели?
— Синий? — Женщина улыбнулась. — Видела. Так это ваша машина. Здесь недалеко… только я вам покажу, как идти, — там кругом трясина.
— Ой, мама. — Мальчишка бросился матери на шею, обнял, прижался и зарыдал. — Мама… что там было… я тебе потом расскажу…
— Ну-ну, не плачь… подумаешь, заблудился.
— Мама… там… там…
Успокоив ребенка, женщина — звали ее Валентиной — призывно махнула рукой:
— Идемте, Максим. Поищем вашу машину.
— Не тяжело с ягодами-то? — Тихомиров кивнул на полное ведро брусники: — Давайте, я понесу…
* * *
Машина стояла там же, где и была оставлена, — на лесной дорожке, у лужи. И даже дверца была приоткрыта… Макс дернулся… Слава богу — ключи на месте.
— Садитесь, подвезу. Далеко вам?
— В Калинкино.
— Ох, ничего себе вы забрались — семь верст киселя хлебать!
— Так здесь — лесами, болотами — близко.
* * *
Нику он увидел у своего дома, когда, возвратившись из Калиновки, уже припарковал свой «рено». В маечке и дико коротких шортиках, в лаковых сапогах, с каким-то сверкающим стразом в пупке — ну надо же так вызывающе вырядиться… Впрочем, эта девчонка так обычно и одевалась… естественно, после работы.
Всегда найдутся такие люди, которые будут соблюдать закон только тогда, когда их принуждают к этому силой. Суды, милиция, тюрьмы… сейчас в городе ничего этого не было, не было и закона, а было много желающих делать то, что хочется в данный момент.
Как раз в данный момент тройка подростков-переростков явно хотела Нику! Максим видел, как, выбежав из-за угла, двое парней схватили ее за руки, потащили в скверик, третий, воровато оглянувшись, подался за ними, шикнув на какого-то подвернувшегося под ноги старичка.
Они не очень и прятались — еще издалека слышен был раздающийся из беседки гогот и крик:
— Смотри, Вован, какая соска! Я ж говорил клеевая… Ого, титьки какие… кле-евые. Давай-ка, снимем с нее штанишки… Ух ты, какая лапочка… Ам!
Девушка закричала, дико, страшно и, самое главное, безнадежно… Зачем было так одеваться-то?
— Я… я первый!
— А че ты-то? Я, между прочим, ее первым заприметил. Сморю — трется у подъезда такая киса…
Вероника снова вскрикнула.
— Эй, парни! — Максим подкинул на руке монтировку. — Отвалили бы по-хорошему, а?
— Слышь, Вован, там какой-то недоносок…
Высунувший наглую морду переросток тут же получил по сусалам. Правда, не монтировкой, Макс его пожалел, ударил кулаком, но сильно, так, что поганец отлетел к дальнему парапету беседки да так там и остался лежать, постанывая и запрокинув голову.
Опа! У второго сверкнул в руке нож… Макс не сомневался и не тратил времени на уговоры — ударил монтировкой по руке, так что подросток — длинный прыщавый парень с большим, похожим на лягушачий, ртом, этакий Гуинплен, — завыл, словно оборотень, и, выронив нож, опрометью бросился прочь, прижимая к груди правую руку.
Тот, что остался, тотчас же забился в угол, испуганно закрывая руками голову:
— Дяденька, не бейте… Я малолетка!
— А мне плевать, что ты малолетка.
Заскочив в беседку, Тихомиров двинул паскудника ногой. Тот завыл.
— А ну, давай вали отсюда…
Не говоря ни слова, сопленосец убег, бросив на произвол судьбы своего стонущего дружка.
— Привет, Ника. — Наклонившись, Максим галантно подал девушке руку. — Что же ты так одеваешься-то, ма шери?
— Как это — так? — Вероника быстро застегнула шортики, прикрыла грудь задранной кверху майкой. — Обычно одеваюсь, как и всегда.
— Вот именно.
Девчонка, кстати, почему-то не выглядела особо испуганной. Или просто быстро пришла в себя, увидев Макса.
— Я вообще-то к тебе намылилась. Дай, думаю, зайду, давненько не виделись… К подъезду подошла, а тут эти… Вовремя ты подбежал, спасибо.
— Да не за что. — Максим подхватил девушку под руку. — Ты вообще где хоть обреталась-то?
— Да везде. — Ника махнула рукою. — У родоков, у подружек зависала. Эдик, с работы, сказал, что можно не ходить. Случайно с ним встретилась…
