– Посмотри-ка, что у меня там, между лопатками… чешется… Фурункул, что ли, вскочил?
Макс живо подтянул маечку, погладил девушке спину…
– Ну да – фурункул! С голубиное яйцо!
– Да ну тебя, скажешь тоже… Ах…
Молодой человек уже целовал Леночке как раз меж лопатками, руки его скользнули к животику, поласкав пупок, поднялись выше, к груди… потом опустились на бедра, враз стянув с девушки шорты…
Юная жрица любви игриво обернулась, подмигнула:
– Ну, давай же… Давай…
И снова бурный восторг, наслаждение и поток страсти овладели молодым человеком настолько, что он и не сразу сообразил, что снаружи, в коридоре, кто-то давно уже матерится на чем свет стоит зычным голосом… Вот резко распахнулась дверь…
– А, ты тут, с Ленкой. Давай выходи уже, потом наиграешься.
Во время следующего своего визита Максим все же успел соорудить самогонный аппарат, почти такой же, какой когда-то делали отец с двоюродным дядькой. Со сверкающей нержавейкой емкостью, с краном и загадочно мерцающим змеевиком, аппарат напоминал часть космического корабля.
Запрятав сотворенное чудо среди старых покрышек, молодой человек прихватил канистру и, оглядываясь по сторонам, подтащил ее к «ниссану»… Поставил – как раз уже начинало темнеть, и надо было бы идти к Леночке, но… имелось пока иное дело, куда более важное.
В багажнике одной из «лад» нашелся вполне подходящий шланг, его Тихомиров и приспособил, воткнул в бензобак «ниссана», втянул в себя воздух… Тьфу ты!!! Ладно, пошел ведь бензин таки, полился, теперь быстро подставить канистру… вот! Закрыть… спрятать вот здесь же, под машину…
Едва управился, хху-у-у… Кажется, никто не заметил – охранники у ворот далеко, да и темновато уже.
Одно дело сделано… теперь бы осторожненько пробраться в двенадцатый номер… Ага… пробрался, блин!
На выходе из цехов возникла могучая фигура бригадира Мухи.
– А, вот ты где, – подойдя к Максиму, усмехнулся тот. – Что-то рановато… Ленка не понравилась?
– Да лепечет всякую дурь, понимаешь…
– Бывает. – Муха расслабленно закурил, дожидаясь, когда у ворот соберутся все плотники. – Не только у Ленки – у всех. Заходит иногда ум за разум. Ты вот что – в таких случаях возьми какой-нибудь шланг да отстегай девку как следует. Поможет! Серьезно тебе говорю. А Ленка… она давно тут. Дольше всех, слишком много про всех знает. Потому наши ее и не любят, хоть и девка красивая и все при всем… А ты, я смотрю, на нее запал. Бывает… И все ж таки – про шланг помни. Дело говорю – проверено.
Поблагодарив за хороший совет, Тихомиров вместе со всеми отправился за ворота, подмигнув встретившемуся по пути Василию. Тот быстро соскочил с телеги, подбежал, угостив бригадира папиросой, зашагал рядом – «общался с землячком».
– Все готово, – улучив момент, негромко доложил Максим. – Аппарат сделан, надо бы испытать.
– Испытаем. – Возница довольно кивнул. – В воскресенье, в бойлерной.
– А не попадемся? Там ведь обычно народ…
– Не будет там никого в это воскресенье, – расхохотавшись, Василий понизил голос. – Точно тебе говорю: трехглазые за мясом придут.
Вот над этой последней фразой Тихомиров размышлял на протяжении всего пути, и мысли его, надо сказать, были безрадостны. Кто такие трехглазые, он хорошо знал, но вот «мясо»… «за мясом придут»… Максим догадывался, за каким именно «мясом»…
Значит, в воскресенье… Пожалуй, тянуть уже было нечего – уборочная страда явно заканчивалась, а до того выглядевшие полнейшими доходягами невольники вдруг стали стремительно пухнуть, скорее всего под влиянием той гадости, что подмешивали в похлебку. Да не «скорее всего», а именно так и есть!
А в субботу произошло еще одно событие, не просто укрепившее желание Макса бежать, но сделавшее его единственно возможным выходом.
Он и раньше-то замечал, что Хвостик стал вольничать, позволяя себе даже ночные отлучки – болтал с охранниками или с бригадиром, но как-то не придавал этому значения – ну расслабился парень, понять можно. Правду сказать, и общаться-то среди морковных рабов было не с кем – Профессор совсем деградировал, а об остальных и говорить нечего. Ту же самую потребность – общаться – испытывал, конечно, и Макс, хотя и в значительно меньшей степени, нежели его юный напарник, все-таки круг знакомых у молодого человека в последнее время значительно расширился. И тем не менее иногда хотелось поболтать и вечером, на сон грядущий. Обычно беседовали с Арнольдом – с кем еще-то? Но парень стал вдруг все чаще уходить, и – странно – охранники смотрели на это сквозь пальцы, наверное, потому, что им и самим было скучно, а может, потому, что болтал Хвостик только лишь с бригадиром. Хотя…
В субботу вечером, сразу после отбоя, Тихомиров как раз и задержался с Акимычем, точнее сказать, бригадир его сам остановил поговорить о самогонке. О приятном, так сказать, о предвкушении праздника.
– Завтра выгоним первачок! – тут же похвастал Максим. – Аппарат готов, бражка у Василия давно бродит. В бойлерной расположимся… Выгоним! Так что, Акимыч, завтра ближе к ночи готовься пробу снимать!
– Всегда готов! – по-пионерски бодро отрапортовал бригадир и тут же пригласил: – Садись, почаевничаем, погутарим.
Да-а… видать, и Акимычу не хватало общения.
Блаженно вытянув ноги, бригадир сидел сейчас у буржуйки на председательском стуле.
– Бьется в тесной печурке огонь? – ухмыльнулся молодой человек. – Чайку – с удовольствием, спасибо. Сейчас вот только схожу куртку брошу.
Вообще-то куртку Тихомиров мог бы снять и здесь, положил бы, вон, к печке или повесил на гвоздь, и все же… ему несколько ночей к ряду казалось, что за стеной ангара слышится звук мотора. Приснилось? Или в самом деле – было?
А еще именно сегодня Макс намеревался серьезно переговорить с напарником, переговорить, разумеется, о побеге… ну чего парня здесь оставлять? А на завод – Максим уже прикинул – можно было проникнуть, спрятавшись в телеге под овощами, тем более если возчиком будет Василий. А для начала – вот как раз сейчас – предупредить, чтоб не спал.
Кинув куртку на нары, молодой человек тихонько позвал:
– Арни!
Никакого ответа.
– Хвостик! Спишь, что ли, уже? – Максим протянул в темноту руку, пошарил – напарника на месте не было!
Интересное кино! Куда это его понесло? В нужник пошел? Может быть, хотя обычно охранники ночью никого не выпускают, но Хвостик – это особый случай. Ладно, посмотрим…
Поддерживать беседу с Акимычем было несложно: бригадир принадлежал к людям, быстро сводящим любой диалог к собственному – длинному, как правило малоинтересному, с обилием ненужных подробностей и повторов – монологу. Подобные любители «поговорить» обычно слушают только себя, любимого, ничтоже сумняшеся полагая, что все, что они говорят, воспринимается собеседником с искренним и неподдельным вниманием. Особенно интересно наблюдать, когда «беседуют» двое таких или даже трое. Все трое стараются перекричать друг друга, никто никого не слушает – веселуха!
