– Хм, на Урале… там сейчас, верно, получше. Однако не факт – заводы стоят, народишко дичает.
Как везде… Ну, вот и приехали! – Бородач кивнул вперед, на показавшийся за деревьями ангар с блестящей полукруглой крышей – наверняка бывшая овощебаза или что-то вроде.
Из распахнутых настежь ворот ангара под присмотром дюжих хлопцев выходили какие-то оборванцы, послушно строясь в колонны, точнее сказать, в небольшие отрядики человек по двадцать. Таких отрядиков Максим насчитал три… и еще один – четвертый – как раз формировался чуть в стороне от прочих.
– Плотники, – спешиваясь, зачем-то пояснил дядя Ваня. – Попадешь туда – заживешь… Ну что, Максим, идем…
Пленник пожал плечами, насколько это возможно было сделать со связанными за спиной руками, и следом за своими сопровождающими вошел в ангар.
Внутри через все строение тянулся длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались отгороженные клетушки и дощатые стеллажи с уже собранными и приготовленными для хранения овощами. У самого входа стоял обычный конторский стол, за которым в окружении каких-то бумажных папок и скоросшивателей сидел обычного вида мужичок лет пятидесяти в очках, сером добротном костюме, при голубой рубашке без галстука, лысеющий, с вислым носом и круглым, немного обрюзгшим лицом. Выражение лица, наверное, можно было бы назвать и вполне добродушным, если бы не холодно-серые, глубоко посаженные глаза – колючие, недобрые, прямо-таки пронизывающие подозрением и недоверием.
– Вот, Николай Николаевич, еще одного привели, – подойдя ближе, бодро отрапортовал дядя Ваня.
Оторвавшись от бумаги, на которой что-то записывал гелевой ручкой, Николай Николаевич поправил очки и, посмотрев на Макса, спросил этаким насмешливо-жалостливым тоном:
– Ну, кто таков будешь, мил человек?
Максим коротко повторил все то, что уже сообщил о себе пленившим его охранникам.
– А вы ступайте, ребята. – Махнув последним рукой, Николай Николаевич недоверчиво усмехнулся: – Значит, говоришь, до тумана в конторе штаны просиживал?
– Я работал!
– Работа – это у нас, мил человек. А что за работа – увидишь. Ты ведь воровать к нам пришел?
– Ну… – Макс нарочно замялся. – Не знаю, как и сказать. Я ведь думал – поля-то ничьи.
– Да что ты! Неужто не знаешь, что у всего всегда есть хозяин! Вот и попался… теперь отрабатывай.
– Да уж куда деваться! Придется.
– И не вздыхай так! – Голос Николая Николаевича зазвучал неожиданно зло и надменно. – Тебе очень и очень повезло – помни. Охрана могла ведь тебя и пристрелить, а не проявлять гуманность.
– Я понимаю…
– Понимает он… Что в городе делал?
– Я ж и говорю – в фирме…
Допрашивающий раздраженно покачал головой:
– Не до тумана. Потом.
– Ну… гм… разное.
– Магазины подламывал? – вкрадчиво осведомился собеседник.
– Нет-нет, что вы! – вполне искренне возмутился Максим, играющий сейчас роль этакого… ну, если не рафинированного интеллигента, то что-то вроде.
– А на что жил тогда? Семью чем кормил?
– Я не женат. А как все началось, машину продал… обменял на продукты – консервы, муку и все такое прочее. На это и жил. Зиму продержался, весну, лето…
– Понятно, – кивнул Николай Николаевич. – А нынче продукты закончились и ты, мил человек, решил новые запасы сделать. На чужих полях.
– Ну, я ж не знал, что они чужие… думал – никому не надо, насобираю что осталось… Насобирал, блин.
– Видать, не врешь насчет магазинов, – глядя Максиму прямо в глаза, медленно протянул собеседник. – Брал бы – на поля бы за морковкой не пошел. Парень ты, я смотрю, сильный – работать сможешь.
– А чего делать-то?
Николай Николаевич поправил очки:
– Что скажут, то и будешь делать, мил человек. И не дай боже тебе валять дурака… или побег замыслить. Чтоб ты знал – бежать отсюда некуда, да и незачем: зима скоро, а здесь у нас какая-никакая, а кормежка, с голоду не помрешь. Уборочная закончится – свиноферму развернем… Женщин наймем. Может, и тебе какую-нибудь за хорошую работу выделим – так сказать, премируем. А бежать не советую. Очень и очень не советую: поймаем – не помилуем. Охрана у нас шустрая, да еще собачки – сам видел. Никуда тебе не убежать, да и поверь – не надо. Что в городе зимой-то? Да ничего хорошего, выбор невелик – либо с голоду сдохнуть, либо с холоду.
– Да уж. – Максим кивнул, напуская на себя ту меру задумчивости, какую обычно изображают на экзаменах плохо знающие вопросы вытащенного билета нерадивые студенты. – Выходит, что же, повезло мне, подфартило?
– Именно так, мил человек, подфартило! – неожиданно расхохотался Николай Николаевич. – У нас тут, сам видишь, колхоз, если знаешь такое слово. А я в этом самом колхозе председатель.
Ага, председатель, вот оно как, значит…
– Готов к работе хоть сейчас! – с деланой бодростью, как пионер на торжественной линейке, отрапортовал Макс и тут же – уже куда более спокойно – добавил: – Только сперва это… поесть бы не худо.
– Вот на поле морковочку и погрызешь! – Председатель хмыкнул и, не повышая тона, приказал, скосив глаза в угол: – Развяжите его. И – в поле.
Откуда ни возьмись – следили, дожидаясь любого приказа? – вынырнули дюжие хлопцы. Пленника развязали и, еще разок обыскав, вывели наружу.
Желтый туман уже золотился от вставшего солнышка, денек начинался погожий. Вот если б еще голубое небо с белыми облачками, тогда бы совсем было хорошо… А так…
Охранники привели Максима на поле, показали старшего – коренастого вислоусого мужичка лет пятидесяти – Акимыча:
– Делай, что он скажет.
Молодой человек пожал плечами и улыбнулся:
– Так ты, выходит, здесь бригадир?
Акимыч, юмора не поняв, а скорее, не приняв, недружелюбно осклабился:
– Ты меньше лыбься-то. Видали мы таких. Короче: вот – грядка, а вон – ящики. Норма до вечеру – тридцать пять. Выполнишь – поужинаешь, ну, а на нет, как говорит наш председатель, и суда нет.
Без лишних слов Макс взял ящик и принялся таскать с грядки морковь, аккуратно ее укладывая и отрезая ботву… нет, не ножичком и даже не осколком бутылки – подобные вещи тут, судя по всему, не поощрялись. Действовал, как все рядом, оторванной от того же картофельного ящика жестяной полосочкой, не особенно острой. Но все же резать ботву можно было и ею, и молодой человек быстро приноровился, только вот таскать ящик одному было не очень сподручно, а его нужно было отнести на край поля, к шоссе, и там сдать Акимычу, делавшему в блокноте пометку. Максим, конечно, парень был не слабый – ящики лихо таскал на плечах… Но процесс был весьма утомительным.
– Ты, парень, пару себе найди, – с опаской оглянувшись по сторонам, посоветовал сосед по грядке. – Не, не сейчас – потом, в бараке.
