— Нет.
— Гм… Впрочем, дело ваше. Разберетесь. Сейчас гораздо важнее, чтобы ты отправился наконец в больницу.
— Хорошо, хорошо… иду.
— Правда пойдешь? Не обманываешь?
— Мне не пять лет, папа, — с достоинством ответил Кен.
И на этом разговор закончился.
Поминутно морщась, временами даже охая, Кен осторожно снял домашние брюки и надел летние, полотняные. Когда с переодеванием было покончено, он покинул квартиру и направился к выходу. Лифтов в старинных домах этого района не было, поэтому, чтобы добраться с третьего этажа до первого, ему предстояло преодолеть несколько лестничных пролетов. Вернувшись два дня назад домой из поместья «Элмисайд», от Анны, Кен никуда не выходил и сейчас обнаружил, что спускаться по ступеням не так-то просто: сжатие и расслабление ягодичных мышц, в частности правой, порождали приступы острой боли.
Кое-как одолев лестницу и выйдя на улицу, Кен поплелся в направлении клиники «Спринг-блоссом».
— И с таким фурункулом вы отважились сесть на лошадь?
Кен повернул голову, чтобы через плечо взглянуть на задавшего вопрос доктора Харриса — невысокого, круглолицего, с залысинами и в очках. Произвести подобное действие Кену пришлось потому, что он лежал на смотровом столе на животе и из одежды на нем была лишь больничная накидка, которая не застегивалась, а запахивалась сзади. Собственно, сейчас она была распахнута, чтобы доктор Харрис имел возможность взглянуть на объект, вынудивший Кена явиться к нему на прием.
— Не на лошадь, — машинально поправил он, — на коня.
— Что? — Доктор Харрис не сводил глаз с фурункула, словно любуясь редкостным экземпляром.
— Лошадь тоже была, но на ней восседала дама, — пояснил Кен. — Из-за нее-то мне и пришлось принять участие в прогулке верхом.
— Из-за лошади? — задумчиво произнес доктор Харрис.
Кен вновь удивленно покосился на него через плечо.
— Почему? Из-за дамы, разумеется!
— Из-за дамы? — Мысли доктора Харриса явно были далеки от темы разговора.
— Конечно. Не мог же я, в самом деле, сказать ей, что у меня фурункул на… гм… ягодице.
— Не могли? Что же в этом особенного?
Кен открыл было рот, чтобы ответить на вопрос, однако в следующее мгновение осознал бессмысленность текущей беседы: бесполезно объяснять врачу, почему мужчине неловко признаться в подобных вещах женщине. Все равно не поймет. Для медиков, наверное, вообще не существует такого понятия, как стыдливость. Если речь идет о болезни, разумеется.
— Особенного? Ничего.
— В таком случае почему вы не сообщили о фурункуле своей спутнице? Ведь тогда вам удалось бы избежать множества проблем.
Кен замялся. Эту тему ему трудно было обсуждать даже с отцом, а уж с врачом и подавно.
— Просто не сообщил и все.
— Ну и напрасно. Тем самым вы лишь ухудшили свое состояние.
У Кена вырвался вздох.
— Что, плохи мои дела?
Доктор Харрис усмехнулся.
— Хорошего мало, разумеется, но шанс выжить есть. Счастье, что вы вовремя обратились за медицинской помощью, иначе еще бы денек и… — Он умолк, не завершив фразы, зато весьма красноречиво взглянул на Кена.
Интересно, найдется ли среди врачей хоть один, который никогда не произносил подобных слов? — мимоходом подумал Кен. Или это корпоративное медицинское правило: при любом удобном случае подчеркивать свою значимость? Мол, если бы не мы, врачи, вас давно бы уже не было на свете! Данная тенденция находит отражение даже в киносюжетах, где какой-нибудь хирург в последнюю минуту спасает главного героя. А еще лучше — героиню.
— Какое же лечение вы мне назначите? — осторожно поинтересовался Кен.
Доктор Харрис вновь устремил взгляд на багровую, воспаленную и даже на вид горячую опухоль на обнаженной ягодице.
— Радикальное!
Кен невольно вздрогнул.
— Что… — его голос пресекся от волнения, — вы имеете в виду?
— Обычное лечение вам уже не поможет, — пояснил доктор Харрис, поблескивая стеклами очков. И решительно добавил: — Будем резать!
Кен вздрогнул вновь.
— К-когда?
— Сейчас, — кивнул доктор. — Сию минуту!
— Сейчас? — робко пробормотал Кен. — Но есть ли необходимость в операции? Ведь это всего лишь фурункул, в конце концов. Может, со временем он сам рассосется…
— Рассосется? — с добродушным смешком подхватил доктор Харрис. Очевидно, ему не раз доводилось слышать от пациентов подобную фразу. — Не надейтесь. Вот если бы вы не отправились кататься на лошади…
— На жеребце, — удрученно поправил его Кен.
— Хоть на осле! — вновь с непонятным — и, по мнению Кена, совершенно неуместным — весельем произнес доктор Харрис. — Тогда еще можно было бы назначить вам щадящее лечение. Однако вы сами усугубили свое положение.
— Но… — начал было Кен.
Не слушая его, доктор Харрис повернулся в сторону смежного помещения.
— Пола, неси инструменты!
5
Кен тоже нервно взглянул в направлении, куда был обращен призыв доктора.
— Сию минуту, мистер Харрис, — донеслось оттуда.
Как ни был напряжен Кен, он все же отметил мелодичность раздавшегося голоса, который, несомненно, принадлежал молодой женщине. И тут незаметно для себя Кен, что называется, сделал стойку — естественно, в иносказательном смысле, так как, во-первых, лежал, а во-вторых, подобное действие все-таки относится к животным, а не к человеку. Правда, среди отдельных представительниц прекрасной половины человечества бытует мнение о тождественности двух упомянутых понятий — применительно к мужчинам, разумеется, — но подобные соображения явно относятся к категории крайностей.
Как бы то ни было, организм Кена сам собой настроился на благозвучные вибрации женского голоса и словно замер в ожидании.
Пока неведомая Пола готовила операционные инструменты, доктор Харрис натянул стерильные перчатки. Со все нарастающим беспокойством Кен наблюдал за его действиями. Он абсолютно не был готов к хирургическому вмешательству. Более того, если бы по дороге в клинику ему сказали, что его ждет операция, он на полпути повернул бы обратно.
К сожалению, сейчас уже поздно было что-либо предпринимать. Оставалось только лежать и беспомощно ждать пугающего момента.
— Ну-с, приступим, — бодро произнес доктор Харрис, возвращаясь к смотровому столу, на котором находился Кен. — Пола, пожалуйста, обработай операционную поверхность.
— Да, мистер Харрис.
Вновь этот удивительный голос! Причем практически рядом.
