Пэм долго не выбирала, остановилась на первой же спальне, в которую привела ее Мейда. По большому счету ей было безразлично, где жить, ведь это ненадолго. Комната уютная и достаточно. Вдобавок есть балкон, который выходит на океан.
Мейда тут же извлекла из сумочки мобильник, позвонила Энди и сообщила, какую комнату выбрала Пэм, затем произнесла:
— Сейчас он принесет твою сумку.
— А на балкон можно выйти? — спросила Пэм. Мейда рассмеялась.
— Конечно! Это же твоя спальня, можешь делать что хочешь.
— Все-таки я в гостях, — пробормотала Пэм, направляясь к балкону.
Повернув ручку и распахнув дверь, она впустила в комнату свежий воздух. Затем шагнула на балкон, взглядом пригласив с собой Мейду. Ту не нужно было долго упрашивать — сразу выпорхнула следом.
Пэм не ошиблась — вид отсюда действительно открывался восхитительный. У нее даже дыхание перехватило, настолько величественной показалась в эту минуту океанская гладь. Солнце уже двигалось к закату, поэтому большая часть океана была окрашена в розоватые тона и от горизонта бежала к берегу блистающая золотом дорожка.
— Просто дух захватывает, — негромко обронила Пэм.
Мейда проследила за ее взглядом.
— Захватывает дух? Ты боишься высоты?
— Нет. Посмотри, какая красота!
— Где?
— Да вот же, океан!
Мейда снова посмотрела на водную ширь.
— Ну океан — и что? Я его сто раз видела.
— Я тоже, но... красиво! — Пэм повернулась к недоверчиво косившейся на нее Мейде. — Неужели не чувствуешь?
Та пожала плечами.
— Ладно, — легонько вздохнула Пэм. — А вот представь себе, что мы не в Лос-Анджелесе, а в каком-нибудь пустынном оазисе, в возвышающемся на морском берегу дворце могущественного эмира. И красота, которая нас окружает...
— Эмира? — переспросила Мейда. В ее васильковых глазах затеплился интерес.
— Это такой восточный владыка, — пояснила Пэм. — Феодальный правитель.
— У него много денег?
Пэм усмехнулась.
— Не то слово! Эмир обладает несметными богатствами. У него горы золота, груды драгоценных камней, неисчислимое количество самоцветов, стада лошадей, верблюдов и прочей живности. Он может позволить себе все, чего только душа пожелает. Одевается в чистый шелк, валяется на персидских коврах, ест-пьет на злате-серебре, притом лучшие кушанья, напитки, фрукты и сладости, какие только можно придумать.
— А он женат?
Интересный вопрос.
— Разумеется, женат. И не один раз.
Она наблюдала за Мейдой, ожидая реакции, которой не было довольно долго. Мейда соображала медленно, однако в конце концов произнесла:
— Как это — не один раз?
Пэм тонко улыбнулась.
— В прямом смысле слова: много раз женился и имеет несколько жен.
— Разве так бывает? — недоверчиво заморгала Мейда.
Пэм открыла было рот, чтобы рассказать о некоторых обычаях мусульманского мира, но вовремя спохватилась, что тогда вопросам не будет конца. Поэтому просто произнесла:
— Бывает. В старину некоторые восточные цари имели по двести жен и больше.
— Двести?! — ахнула Мейда.
Дальше следовало ожидать вопроса, который напрашивался сам собой. Тут даже не требовалось особых логических способностей. И надо отметить, в этот раз Мейда оказалась на высоте — думала всего минуту, не больше.
— Но как же этот эмир успевал... э-э... своих жен... мм... — Странно, но Мейда почему-то постеснялась употребить одно из ее излюбленных соленых словечек.
— Как успевал спать со всеми своими женами? — пришла ей на выручку Пэм.
— Да! — подхватила Мейда. — Как?
— А никак. То есть спал, конечно, но не со всеми. Как правило, у эмира есть любимая жена, старшая жена, возможно еще какие-то особенные жены, а остальные зависят от настроений и желаний своего царственного супруга. Впрочем, первые две жены тоже. Кроме того...
Мейда не дала Пэм договорить.
— А у этого эмира есть... как это называется, забыла... ну короче, там держат женщин...
— Гарем? Я только хотела об этом сказать. Конечно, есть. В гареме и живут все эти жены и наложницы. Ведь кроме двухсот и более жен эмир мог иметь еще триста и более наложниц. Слышала такое слово?
Мейда состроила рожицу.
— Наложницы? Не помню. А кто это — проститутки?
Пэм подняла глаза, словно призывая небеса засвидетельствовать подобную глупость. И в который уже раз за время общения с Мейдой у нее возникло ощущение, будто она разговаривает если не с пятилетней девочкой, то с какой-то дикой островитянкой.
— Нет, не проститутки. Наложницы — это почти то же самое что рабыни. Знаешь, что такое сексуальное рабство?
— Да.
О, разумеется! Как не знать, ведь речь идет о сексе. По этой части девочка считает себя докой.
Та вдруг хихикнула.
— Этот эмир супермен, что ли? Или секс-машина? Двести жен и триста наложниц! Их же с утра до вечера пришлось бы... — Она вновь умолкла, не найдя подходящего для данного случая приличного слова.
— Ублажать? — вновь пришла ей на выручку Пэм.
— Да. Это ж нужно быть роботом! — После некоторой паузы Мейда задумчиво добавила: — Мне кажется, что спать с таким количеством женщин невозможно.
Пэм кивнула.
— Потому-то в гаремах и были изобретены многие женские игрушки, аналоги которых ты наверняка видела в секс-шопах. С их помощью лишенные мужского общества — а также свободы — жены и наложницы выходили из непростого положения.
Мейда сморщила лоб.
— Ты имеешь в виду все эти резиновые штуки, предназначенные для...
— Именно, — поспешно произнесла Пэм, сознательно не дав ей закончить фразу.
— Теперь понятно, — протянула Мейда. — Значит, не от хорошей жизни появились эти... как их... имитаторы.
Пэм рассмеялась.
— Верно!
— Хорошо, но я одного не пойму — зачем эмиру столько женщин, если он все равно не в состоянии с ними управиться?
— Полагаю, ради престижа, — сказала Пэм, а сама подумала, сейчас спросит, что такое престиж.
— Ради чего? — спросила Мейда.
— Ну, ради собственного веса, что ли. Понимаешь?
— Нет.
С губ Пэм слетел невольный вздох.
— Как бы тебе объяснить... Ну, к примеру, ты вполне можешь ездить на стареньком «олдсмобиле», но покупаешь себе шикарный «феррари». Почему?
