– Неправда, ты все знаешь, – сказала Лаура.
Александр рассмеялся.
– Ты думаешь, что все в этом мире непременно должно быть как-нибудь объяснено? – спросил он.
Лаура кивнула.
– Да, – сказала она.
– Что ты, милая, в этом мире все совсем не так, – сказал Александр, – в этом мире есть такие вещи, которые не поддаются никакому объяснению.
– Никогда? – сказала Лаура.
– Никогда, – сказал Александр.
– И мы так никогда и не узнаем, почему эти скалы такого необычного цвета? – сказала Лаура.
– Мы не узнаем не только это, но и множество других вещей, – сказал Александр, – но давай остановимся на том, что это просто чудо, пойдет?
– Пойдет, – сказала Лаура и улыбнулась.
И Александр взял ее руку в свою большую теплую ладонь. И Лауре было хорошо как никогда, и ничего в этой жизни ей было больше и не надо.
Но с тех пор прошло три самых огромных в мире года, и Лаура выросла и превратилась в совсем другого человека. И к этому человеку теперь уже никто не мог так запросто подойти, взять за руку и повести за собой.
Потому что никто уже больше не сможет доказать ей, что чудеса и вправду где-то существуют. Но только это место на земле еще пока никто так и не нашел.
Теперь по утрам Лаура рисовала. Она подходила к своим картинам как бы невзначай, еще с чашкой кофе, неприбранная, не настроенная морально, не готовая к этому еще.
Она заходила в мастерскую, которая соединялась с ее комнатой, и смотрела поверх картин на океан, который и отсюда тоже был неплохо виден.
Лаура смотрела на верхушки синего леса вдали и отпивала маленькими глотками горячий кофе. Но боковым взглядом она прекрасно видела свои картины, и через миг она уже была с ними.
Она мгновенно вживалась в них, она брала в руки кисть и добавляла маленькие, незаметные штрихи в свои еще не завершенные работы.
Через пару месяцев должна была состояться ее выставка в Париже, знающие люди находили необычным ее понимание окружающего мира, природы, людей, вышедших из этой природы, но неотделимых от нее, являющихся ее органичной частью, и даже цветом Лаура никак не разделяла эту взаимосвязь.
Некие образы, видения, мечты, которые никогда в этой жизни не сбудутся… и воспоминания. Абстрактные, расплывчатые, нереальные, пропитывающие всю нашу жизнь, каждый ее шаг и миг, не подвластные ни разуму, ни расчету… Вся наша жизнь – воспоминания. Куда бы мы ни бежали, в Париж, в открытый океан, в небо, воспоминания, пропитывающие все наше тело, сжигающие сердце в самый неподходящий миг…
Когда в руке у тебя самое вкусное в мире мороженое, самого твоего любимого цвета, а у ног твоих плещется самый соленый в мире океан, а солнце греет тебя, и безмерная глубина прохладных вод манит тебя к себе. И тут вдруг в твоей груди начинает колотиться и подступать к горлу тот образ, который не заменит тебе ни одно благо мира, никакой наивысший комфорт твоего грешного тела и твоей бессмертной души.
Тот образ, который ты порой принимаешь уже за свою душу. Настолько он слит с тобой, с тем, что у тебя внутри, с тем, что тебя составляет, что не передать ни одними словами в мире. Но можно вдруг случайно иногда увидеть в своих же собственных рисунках. Да, не всегда, а только лишь случайно.
И куда бы ты ни отворачивалась от этого преследующего тебя образа, разум твой прекрасно понимает, что это сделать уже невозможно никогда. Что этот образ уже ты сама и есть, и это твой мир и мир вокруг тебя.
И вдруг случайно Лаура замечала, что сегодня она, оказывается, опять нарисовала его руку, или его взгляд, или его уголки губ, или его печаль.
И тогда она отворачивалась, закрывала глаза, бежала от самой себя, она не хотела этого, она до первобытных чувств этого боялась, но все больше и больше втягивалась в него, врастала в него, вживалась. Она прижималась к его руке, к его взгляду, к его уголкам губ, к его печали всей собой, своим телом, своим сердцем.
И стояла так, жила так непостижимо долго, как будто бы она была уже вовсе не она, а штрих, часть ею же созданного рисунка.
В это утро Лаура еще не была в своей мастерской, она оттягивала свое самоистязание, сидела на кровати, пила кофе и смотрела на небо за окном.
Она все еще сидела так, когда в дверь постучали.
– Войдите, – сказала Лаура и слегка обернулась к двери.
В комнату вошел Грег. Он был уже с утра пораньше в костюме и белой рубашке, как будто бы он каждый день уходил на какую-то очень важную и безумно ответственную работу.
Но ведь для Грега вся жизнь была – работа, и он не останавливался в этой жизни ни на минуту передохнуть.
– Привет, – сказал Грег.
Лаура улыбнулась ему.
– Привет, – сказала Лаура.
Грег подошел к Лауре и поцеловал ее. А потом он потрепал за ухо большого плюшевого зверя, который сидел рядом с ней на кровати.
– Ты помнишь, как я тебе его подарил? – спросил Грег про зверя.
– Нет, – покачала головой Лаура, – мне кажется, что он был здесь всегда.
– А кто это такой, ты теперь знаешь? – спросил Грег, – помню, мы всегда гадали, на какое именно животное он похож, но так ни на чем и не остановились.
– Я и сейчас не знаю, кто он такой, – сказала Лаура, – но только теперь мне это безразлично, он просто у меня есть и все.
Грег сел на кровать рядом с Лаурой.
– Все твои няни были от него просто в шоке, – сказал Грег.
Лаура рассмеялась.
– О да, я помню, – сказала она, – у меня было их так много.
– В смысле, нянь? – уточнил Грег.
– Да, в этом смысле, – сказала Лаура.
– Все они были очень непутевыми, – сказал Грег.
Он махнул рукой куда-то в сторону бывших непутевых нянь Лауры.
– Ты просто слишком к ним придирался, – сказала Лаура.
– Они были несносны, – сказал Грег, – была бы моя воля, я бы вообще их не нанимал. Если бы у меня было больше свободного времени, я бы и сам за тобой отлично ухаживал.
– Подогревал бы мне бутылочки с молоком? – спросила Лаура.
– Я и делал это регулярно, – оживился Грег.
– Что ты говоришь? – рассмеялась Лаура.
– Ты мне не веришь? – сказал Грег.
– Я просто этого не помню, – пожала плечами Лаура, – а ты зачем пришел?
– Пригласить тебя на завтрак, – сказал Грег.
– Как это мило с твоей стороны, – сказала Лаура, – тогда что же мы тут сидим и ударяемся в воспоминания?
– Идем, – встал Грег и подал Лауре руку.
Лаура тоже встала.
– Да, кстати, – добавил Грег, – тебя к телефону.
