Книга Толкование сновидений, страница 19. Автор книги Олег Дивов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Толкование сновидений»

Cтраница 19

Даже когда я от полноты чувств запутался в шпильке, то не ощутил испуга и не получил взыскания. Поднялся, выкопал из сугроба улетевшую лыжу, подъехал к тренеру и спросил: «Помните?» Старик фыркнул, сверкнул глазом, сказал: «Гоу-гоу, хватит расслабляться…» и удостоил будущего чемпиона ласкового отеческого шлепка. Сверху в меня, хохоча, тыкали пальцами. «Отчего все флаги на месте? – поинтересовался Илюха. – Устал, что ли?» Вспомнил старый мой подвиг. Мне было от силы двенадцать, я начал очень мощно ходить слалом, жутко обнаглел, и наш старик (тогда еще молодой) гениальным образом вправил мои свернувшиеся набекрень мозги. Я на тренировке подкатил к нему с претензией: зачем он флаги так широко разнес? Вон там очень сильно тормозишься, и вон там еще. Можно спрямить трассу? Скорости хочется. Он посмотрел на меня с легким изумлением, подумал и сказал – отчего же, очень даже можно. Расставил всю группу по горе и, семафоря руками, начал двигать нашими силами флаги. Через пять минут трасса преобразилась до неузнаваемости. Особенно на самом крутом участке – там стояла почти сплошная шпилька, флагов десять выстроилось практически на одной прямой. «Ну как? – спросил меня тренер ласково. – Зашибись?» Я посмотрел на трассу сверху вниз, и в душе шевельнулось смутное ощущение, что меня гнусным образом надули. В то же время, когда тебе всего двенадцать, ты легко поддаешься на самые откровенные провокации. Я не мог не кивнуть в ответ, гордо и самоуверенно. «Дуй!» – милостиво разрешил тренер, взвешивая в руке секундомер. И я дунул.

Так получилось, что собственно происшествия никто толком не разглядел. Я поднимался к тренеру наверх один – у Ленки отчего-то начал болтаться задник, и вся наша братия, стоя примерно на середине горы, лечила строптивое крепление. А тренера в самый патетический момент отвлек кто-то из помощников, и он обернулся к трассе поздно – уже на мой адский грохот. Сам же герой спектакля вообще мало что понял. Сначала было здорово: с трассой пришлось воевать, я полностью выкладывался, скорость оказалась как просил – чтоб в ушах свистело. Потом началась та самая шпилька на крутяке. Последней мыслью в голове пронеслось: ой, дурак, не надо было на этот флаг заходить, лучше бы вылетел, ну ее, эту трассу, переставим все обратно! Но я уже атаковал тот злосчастный флаг. Дальше ничего не помню. Только сильный удар, после которого я временно ослеп, потому что все вокруг заволокло снежной пылью. Когда дым рассеялся – то есть пыль осела, – первым, что я увидел, было синее небо и мои ярко-красные ботинки на его фоне. Оказалось, что моя скромная персона стоит на ушах (в действительности я сделал «березку» и медленно из этого положения опадал), уже без лыж, палок, шапки и очков. Еще куда-то исчез атакованный мною флаг. Детали экипировки валялись повсюду, расходясь от места падения по спирали. Одна лыжа торчала из сугроба неподалеку, другую обнаружили в двухстах метрах ниже. Я оказался в совершеннейшем порядке, только резко присмирел. Встал, оделся, нацепил одну лыжу, сполз туда, где раскопали вторую, пристегнул ее и поехал медленно к подъемнику. Чувствую – не то что-то. Левая нога едет нормально, а правая, которой я и врубился во флаг (озадаченные ребята все искали его и не могли найти) слегка подтанцовывает. Только остановившись у нижней опоры, я присмотрелся и увидел: от самого носка крепления правая лыжа задиралась вверх. Я ее согнул. Никогда не думал, что это в человеческих силах. Горной лыжей можно выдолбить прорубь во льду (сам делал), можно спилить в прыжке одним махом нетолстое деревце (наслышан), можно человека зарубить насмерть как секирой (общепризнанно). Это удивительная конструкция, она легко прогибается, но ни при каких обстоятельствах не гнется. Скорее уж расслоится – было у меня такое (и будет еще). Я заехал наверх, подкатил к тренеру. «Ну что, дунул?» – спросил он все так же ласково. «Угу, дунул. Вот, лыжу согнул. Извините». – «Главное, шею не согнул. Голова не кружится? Эх, ты… Горнолыжник! Будешь еще поперед батьки в пекло лезть?» Горнолыжник вздохнул. Очень хотелось ответить «Буду!», но это не соответствовало истине. Я человек открытый и правдивый, чем горжусь и на чем стою. Пришлось честно помотать головой: «Не-а». – «Правильно, – кивнул тренер. – Ты запомни, Павел, далеко не все старшие умнее тебя. Но у них есть колоссальное преимущество: они давно живут. Это называется жизненный опыт. Так что не валяй дурака, а присматривайся. Я бы даже сказал – подсматривай. Наблюдай, учись. Пока глаз острый и можешь видеть многое, лови момент. Дальше пригодится, не будешь чужие ошибки повторять. Ладно, топай на базу, хватит с тебя полетов на сегодня. А завтра будешь весь день ходить по широко разнесенным флагам. Пока не научишься проходить их быстро. Тормозится он, видите ли! Хреновому лыжнику всегда флаг мешает».

Кстати, помешавший мне флаг так и не нашли, он мистическим образом растворился в пространстве. Улетел. И слава богу. Случись на месте этого пластикового хлыста боевая профессиональная конструкция, торчащая из «стакана» с пружинным демпфером, намертво вмороженного в покрытие трассы, я при тогдашнем своем петушином весе не смог бы ее вышибить и согнул бы себе не только лыжу. От чего, естественно, увлекательное приключение уже не вызывало бы таких развеселых воспоминаний. Затерлось бы, стало невнятным эпизодом из прошлого. Наша память не любит боли, она ее постепенно вытесняет. Сколько раз мне бывало очень больно – переломы, вывихи, ушибы. Сколько раз я крыл проклятую трассу русскими и нерусскими словами. И таскали меня на себе, искалеченного, с теми же выражениями в тот же адрес такие же неоднократно переломанные, вывихнутые, ушибленные. И я их таскал. У нас, конечно, всегда доктор поблизости. Иногда прямо на склоне, заранее в лыжи обутый, так что есть кому пострадавшего обработать. Но все равно удовольствие маленькое, особенно когда перелом. Вдвойне худо если завозились, припоздали, и у сломавшегося шок проходит. Хорошо помню по себе – медленно, но верно общая тупость и ушибленность сознания отступает, на ее место начинает просачиваться боль. Она все острее с каждой минутой. И ты готов на что угодно, хоть на удар по голове, лишь бы ее не чувствовать. «Эй, кто-нибудь, выверните мне пробки, я больше не могу», – сказал однажды Илюха прежде, чем отключиться… И вот, сделает док блокаду, шину наложит, рукой махнет – грузите, мол. А у «груза» из горла хрип, того и гляди от натуги глаза лопнут. Потому что кричать хочется, а нельзя, плохо это. Сто раз тот же доктор прямо на горе уговаривал – кричите, дурни, нужно кричать, – а мы как партизаны упирались. Ну, и везешь сломанного друга осторожно вниз, а друг знай себе губу кусает. Или что подвернется, то и грызет. Почти с каждым такое было. Машка перчатку изжевала до состояния тряпки, я воротник прокусил. А Димон, тот просто так сжимал кулаки, что у него потом целую неделю даже ложка из руки выпадала… И ведь специально не договаривались, само так сложилось: молчаливый заговор молчания. Потому что знали – когда один кричит, у других, которые рядом стоят и переживают, что-то внутри прямо так и рвется на части. Одно слово: веселые картинки. Но каждый раз мы возвращались обратно на трассу – не за новой ведь болью, правда же?

Конечно, нет. Мы возвращались просто съезжать. Так, чтобы в ушах свистело, а из глаз даже сквозь очки выбивало слезу. И о боли не вспоминали. Хотя ноги частенько ныли. Не там, где сломано, вывихнуто, ушиблено, а просто там, где они в ботинках. Спортсмены ведь застегиваются до посинения, намертво. И обувь у нас куда жестче обычной. Вниз едешь как летишь, а на подъемнике, бывает, схватывает. По молодости лет перестегиваться обычно лень, да и боль терпимая, вот и ждешь только одного – скорее бы подняться и опять съехать. Забавный такой замкнутый круг. Бесконечный, как трос подъемника или гусеница ратрака. И по большому счету лишенный всякого смысла. Горные лыжи чистой воды развлечение, более оторванный от жизни зимний вид спорта только прыжки с трамплина. Вот уж окончательно идиотское действо, не в смысле дебильное, а в смысле когда человеку совсем заняться нечем. Хотя кидаться вниз головой с моста на эластичном канате… Пардон, не люблю я свободного падения, не радует оно меня. Специфика прыжков на классических горных лыжах в том, что ты летишь больше вперед, чем вниз. И бугры-трамплины на скоростной трассе для лыжника скорее малоприятное препятствие, нежели большое удовольствие. В полете теряешь скорость, чем дольше провисишь в воздухе, тем хуже результат. Я всегда умел грамотно «делать» трамплины, даже гордился этим, когда регулярно ходил скоростной, и меня другим в пример ставили. Но первый же прыжок с фристайловской «подкидушки» быстро сбил с парня излишнюю спесь. Меня туда заманили почти обманом, «на слабо». И ка-ак швырнуло бесстрашного горнолыжника с этой штуки вертикально в небо… Пока возносился, чувствовал себя прилично. Но когда завис в верхней точке полета и глянул вниз, понял: не мое занятие. Вишу – желудок в зубах, душа в пятках, вижу – подо мной несусветная ямища, и мне сейчас туда сыпаться. Бр-р-р… Чисто из принципа еще пару раз прыгнул – себе доказать, что не трус. Но радости не ощутил ни малейшей. И с тех пор ко всем, кто прыгает, отношусь со смесью зависти и подозрения. Вроде того, как они сами к «челленджерам». Однажды даже сцепился с нашими лыжными акробатами – мол и как вам не страшно так кувыркаться? А те в ответ: мы-то фигуры красивые в воздухе изображаем, а если кто на самом деле кувыркается, так это вы, суициды недоделанные. Я говорю: нечего гнать, мы не самоубийцы, мы просто и есть недоделанные, поэтому нас в нормальные лыжи не берут, а съезжать-то хочется. Они: ну вот и кувыркайтесь себе на здоровье. Плюнул я, залез в автобус и поехал с ребятами к Ленке в больницу, как раз она тогда докувыркалась. Что примечательно – сыпанулась бедная при обработке трамплина. Посмотрел я на нее и в который раз порадовался, что больше не хожу скоростной. А почему не хожу, об этом после как-нибудь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация