Пружина уже раскручивалась, а я еще ничего не подозревал. В тот вечер фантасмагорическое сновидение, память о котором прочно засела у меня в голове, как раз начало сбываться. Я думал об этом сне, вспоминал его, старался быть готовым и ловил в реальности малейшие намеки. Какая ошибка! Мне казалось, будто я в состоянии контролировать ситуацию, а на самом деле ситуация начала крутить и вертеть мной.
Утром я встретил наших, от души поблагодарил тренера и не без облегчения сдал ему телефон. Были у меня дела и поважнее, чем баловаться с этой коробочкой и забивать мозги всякой ерундой. Впереди ждала победа, а к ней, знаете ли, нужно готовиться. Правда Димон, мерзавец, попытался сбить мне настрой, шепнув: «Поль, на вас ставят, как на стопроцентных фаворитов». Дурак хотел сделать мне приятное. Я подарил ему ледяной взгляд и постарался не брать в голову. Пусть ставят как хотят – я поеду как мне надо. И не иначе. А то, что Димон нарушает информационный мораторий и наверняка играет потихоньку – его личная проблема. Интересно, как он это делает – наверное, просто завел себе второй телефон. Один тренеру сдает, подлюка, а по второму передает ставки. Что ж, запомним. Вдруг пригодится.
А дальше мы работали. Вдумчиво, скрупулезно. Затачивали себя, будто клинки перед рубкой. Давно я этим не занимался с таким удовольствием и даже жалел, что нынешний раз – пос… тьфу, заключительный. Словно желая помочь, на тренировке повредил колено американец Фил, забравший мое золото в Гармише. Тренер прикинул раскладку: выходило, что у меня остается только один реальный конкурент – Боян Влачек. Для Машки представляла опасность Ханна, но наша красавица просто сказала, что австрийку «порвет», и я ей поверил. Сам готов был порвать кого угодно, даже Бояна, которому при жеребьевке в восьми случаях из десяти магическим образом доставался лучший стартовый номер. Почти всегда он съезжал немного позже меня – при равных силах это ощутимая фора. Раньше меня такое положение бесило, а вот – перестало. Завтра Бояну придется из кожи выпрыгнуть, чтобы меня объехать. «Дуйте, ребята, – сказал тренер. – И пусть вам снятся замечательные сны». Мы попрощались и дунули по койкам. Утром Машка сообщила: ей приснился я, и это было так лихо, что она теперь кое о чем жалеет.
Мне не приснилось ничего. Придет время, я тоже об этом пожалею. Целый год мне потом являлись по ночам одни кошмары. Но так или иначе, а настала суббота, трибуны не вмещали желающих, вдоль трассы было просто черно от зрителей, камеры на столбах висели гроздьями – в общей сложности больше двухсот миллионов человек собиралось наблюдать онлайн за тем, как русские сделают «трижды двадцать» и изобразят круг почета. Распогодило – минус два, яркое солнце, ни облачка, ветер нулевой. Помню, долго подбирал очки, все мне казалось, что светофильтр не тот. На горе уже дышал, задирал вверх ноги, бормотал про себя заученные формулы аутотренинга. Очень спокойно, без надрыва. Внутри было светло. Не так ярко, как на улице, а просто хорошо. Я стартовал двадцать седьмым – «догонять» Машкин результат, а Мария пойдет вдогон своей ненаглядной Ханне. Только Боян как обычно вытащил тридцать пятый номер. Словно туза козырного. Ас – это туз. А еще ас – бог, только с маленькой буквы. Я. «Рэди? Эттеншн! Гоу!»
Кое-что из моего прохода в ту субботу потом вошло в методические пособия. Одна раскадровка очень даже неплохо смотрелась в учебнике «Современный горнолыжный спортивный поворот». Знаете, я отнюдь не выложился до отказа. А просто раз в жизни показал все, на что способен. Поэтому в финишном створе ваш покорный слуга вовсе не помер, что было бы нормально, случись мне «выложиться». Напротив, я весьма элегантно подрулил к Машке, снял лыжи, развернул их логотипами производителя к камерам, и только после этого посмотрел на табло.
Все на табло было нормально. Пока что золотой дубль. Лыжи мешали обнять Машку, и я этого делать не стал. Попросил взглядом трансивер – наверху еще оставался Илюха, а я мог ему кое-что сообщить насчет одной коварной рытвины у чек-пойнта. На видео ее толком не поймешь – будем надеяться, что Боян, который таращится в монитор, подмечая чужие ошибки, проглядел мою крошечную заминку и сам затормозится в этой рытвине не меньше. А подсказывать ему некому. Боян сейчас у чехов единственный активный слаломист, их второй, Карел, уже полгода не может восстановиться после неудачного падения. Мне бросили рацию, я вызвал Илюху и начал объяснять.
А вокруг… Привычно третьи болгары – привычно злые, ждут, когда им наконец сломают дубль и можно будет уйти. Просто от души жалко ребят. Попангелов, то есть Шаренков, бился на трассе как гладиатор. Но вот не его сезон на дворе, и все тут. Жжжах! Вздымая снежный бурун, разворачивается девчонка из Лихтенштейна. Четвертый результат. Ну, ее напарник – вот он пошел, – в этом сезоне ни разу больше пятого места не привозил. Шмяк! В пролете Лихтенштейн. Трибуны визжат. Кого-то из букмекеров схватили под руки и понесли – сердечный приступ. Наверное впарил лихтенштейнца какому-нибудь азартному мафиозо за «темную лошадку». Ну и дурак…
Тут я огляделся более или менее осмысленным взглядом и потихоньку взвыл. Либо я сплю, либо сон пошел сбываться буквально. Вот букмекера откачивают. Вон репортеры толпятся вокруг Ханны, а та отмалчивается. Если сейчас австриец сшибет флаг – и, между прочим, не возьмет серебра, – впору будет вызывать скорую психиатрическую…
Австриец флага не сшиб и честно привез серебро. Мне немного полегчало. Я даже не упал в обморок когда сбоку раздалось: «Ну что, Павел, как вы думаете, вас уже можно поздравить?» – «Нет», – машинально ответил я. «Это горнолыжное суеверие, или вы просто ждете выступления Бояна Влачека?» – «Да». – «Вы полагаете, он может улучшить ваш результат?» – «Если очень постарается… Извините, мы следим».
«Пауль, Мария, сегодня ваш день». Чего-о?! Нет, слава Богу, это не американцы, которые мне снились. Это всего лишь Ханна и Анди подошли расписаться в поражении. Без обид, по-честному. «Когда сделаете круг почета, не целуйтесь слишком долго, можете замерзнуть! Ха-ха!» Ха-ха-ха. Как смешно. Машка позволяет Ханне себя приобнять и вроде бы даже не собирается грызть врагиню зубами. Я рассеянно поздравляю ребят с серебром. Весь я сейчас наверху, вместе с тридцать пятым номером, ждущим своего «Гоу!» в стартовой кабине. Если человеческая мысль в состоянии уронить лыжника на трассе хард-слалома, тогда Боян не упадет, а просто размажется – так я этого хочу. И плевать, что друг. Весь коньяк, что мы на брудершафт выпили, сейчас не стоит ничегошеньки. Все долгие задушевные разговоры, обмен секретами мастерства, личными тайнами и душевными болячками. Сегодня действительно мой день, и только попробуй его испортить, дружище Боян.
В отличие от меня, он поехал некрасиво. Куда-то делась его фирменная танцующая манера брать флаги, и уж точно он не насвистывал себе под нос. Это был уже никакой не слалом, и даже не хард-слалом: просто дикая ломка сквозь трассу. И потрясающее время на промежуточном финише. До этого момента я еще сомневался. Но когда Боян миновал чек-пойнт, и я увидел цифры на табло, до меня наконец дошло – он сегодня тоже показывает свой максимум. Не бережется, гонит вовсю. Доказывает себе и мне, что он все-таки лучший. Без компромиссов, на грани тройного перелома с осколками и смещением. Нашел время, зараза! Я еще подумал: вот она, крепкая мужская дружба, до чего доводит.
