Она непроизвольно облизала губы, а он следил за исполненным чувственности движением ее языка.
— Да, — чуть слышно прошептала она. — Наверное, так было бы лучше.
— Я снова забыл вопрос.
— Кили?
— Что? — Она с виноватым видом повернулась, когда стоявшая у дверей Бетти окликнула ее. — Машина уже пришла? — задыхаясь спросила она.
— Да, — ответила Бетти, подозрительно разглядывая ее раскрасневшиеся щеки и взволнованно вздымающуюся грудь.
Они попрощались с Даксом, выразили свою благодарность Ван Дорфу, требовавшему у администрации вернуть ему проглоченные автоматом деньги. Конгрессмен Паркер вышел вместе с ними.
Когда они расположились на заднем сиденье такси, и Кили безуспешно пыталась справиться с застежкой своей сумочки, Бетти произнесла:
— Ты не обязана говорить мне, но, признаюсь, я испытываю любопытство.
— По поводу чего? — Кили постаралась принять беззаботный вид, но понимала, что не может никого обмануть. Особенно себя.
— Да ладно, Кили. Сегодня утром, когда я спросила тебя о Даксе Деверексе, я предоставила тебе прекрасную возможность рассказать мне о своей встрече с ним вчера вечером. Ты этого не сделала.
— Я не придала этому значения.
Бетти протянула руку и заключила влажную ладонь Кили в свою. Она держала ее до тех пор, пока Кили не подняла глаза на приятельницу.
— Женщины по природе своей более чувствительны, чем мужчины. Надеюсь, больше никто из присутствовавших за столом не заметил тех искр, которые пробегали между тобой и симпатичным конгрессменом каждый раз, как вы смотрели друг на друга, но я заметила. Я не сую нос в чужие дела. Твоя личная жизнь — не моего ума дело, Кили. Я не беру на себя смелость осуждать тебя. Я только призываю тебя соблюдать осторожность. Не делай того, что может сделать тебя доступной для критики, нечто такое, что может подвергнуть риску твою репутацию и поставить под сомнение честность, не говоря уже о репутации ПРНС.
Кили решительно покачала головой:
— Я никогда не наделаю подобных глупостей, Бетти. Ты должна бы знать это.
— Знаю, тебе так кажется, что ты не наделаешь глупостей. Наверное, я покажусь тебе старой и сухой, но я женщина, которая провела без мужчины более четырнадцати лет. Мужчина, обладающий обаянием Дакса Деверекса, может соблазнить и святую.
Кили отвернулась, и ее глаза невидяще устремились на памятник Вашингтону, устремленный в небеса, словно обвиняющий перст.
— Понимаю, что ты имеешь в виду.
Дневную сессию слушаний составило рутинное, монотонное выступление армейского генерала. Он зачитывал одно показание за другим различных армейских родов войск. Имена и ранги впечатляли, но документы не проливали света на предмет обсуждения. Генерал возводил словесную изгородь каждый раз, когда раздраженный конгрессмен Паркер пытался заставить его изречь что-то определенное. Его хорошо научили придерживаться общих комментариев и не высказывать личное мнение. Когда молоточек председателя возвестил об окончании сегодняшней сессии, все вздохнули с облегчением.
Кили потеряла из виду Дакса, когда он вышел из зала. Она и другие члены ПРНС договорились отправиться в «Золотого льва», чтобы побаловать себя роскошным обедом.
— Мы его заслужили после двух часов напряженной работы, — заявила Бетти.
Приехав в «Капитал Хилтон», они разошлись по своим номерам. Кили не ждала предстоящий вечер с должным энтузиазмом. Его не пробудили даже горячий душ, наведение внешнего лоска и набивное крепдешиновое платье кораллового цвета. Встретив Бетти в вестибюле, она усилием воли подавила свое уныние.
Еда была просто великолепной, атмосфера — спокойной и безмятежной, обслуживание — безукоризненным. По молчаливому уговору женщины, присоединившиеся к Бетти и Кили, не обсуждали слушания и не размышляли об их возможных результатах. Они обсуждали моду, последний голливудский скандал, своих детей, прически, фильмы, книги и диеты. Они посмеялись, представив, как прокомментировал бы конгрессмен Уолш их поход в дорогой ресторан, если бы увидел их.
Кили принимала участие в разговоре, ела и пила, но к тому времени, когда попрощалась на своем этаже отеля и вышла из лифта, она почувствовала такую усталость, что была готова тотчас же отправиться спать.
Весь вечер ее мысли постоянно обращались к Даксу. То она вспоминала, каким увидела его в самолете, когда он заботливо сжимал ее руки, стараясь успокоить ее, то вспоминала его таким, каким он предстал перед ней прошлым вечером в шапочке коридорного, с подносом на плече, смеющимся и поддразнивающим ее. Затем память обращалась к тому, что больше всего хотелось забыть — к его глазам, его губам, страстным, горячим, жаждущим, к его рукам.
Зайдя в свой номер, она захлопнула за собой дверь, бросила пальто на стул, а сумочку и ключ от двери — на туалетный столик.
— Что, черт побери, я делаю? — сердито спросила она свое отражение в зеркале. — Ты только мучаешь себя, Кили.
Когда раздевалась, ей показалось, будто конечности отяжелели, словно какие-то свинцовые подвески. Умывшись, причесавшись и нанеся на кожу крем, она плюхнулась, наконец, в постель. Когда потянулась за будильником, вдруг раздался телефонный звонок.
— Алло. — Может, это Дакс?
— Привет! Что поделываешь?
— Николь! Привет. — Кили попыталась не обращать внимания на легкий укол разочарования и отнестись к нему как к несварению желудка.
— У тебя усталый голос, — заметила Николь.
— Правда? Это неудивительно. Я… я плохо спала вчера ночью, а сегодня был чертовски тяжелый день. Когда долго находишься в палате Конгресса, начинает казаться, будто стены ее смыкаются. А как дела дома? Все в порядке?
— Все хорошо. Чарлз втянул меня в свои дела — уговорил сегодня вечером пообедать с двумя спонсорами. Видела бы ты их жен! Привилегированные члены клубов «Синеволосых» и «Норки» из глубокой провинции. Такие неря-яхи! Да и Чарлз был в своем репертуаре, как заноза в заднице.
Чарлз Хеберн был одним из самых успешных рекламных агентов телестудии. Он продал больше рекламного времени большему количеству местных клиентов, чем все остальные агенты, вместе взятые. Его спокойная, уверенная манера общения привлекала к нему потенциальных спонсоров еще до того, как они имели возможность убедиться, насколько эффективно он управляется с их счетами.
— Николь, тебе меня не одурачить. Ты его обожаешь.
Та театрально вздохнула:
— Пожалуй, он ничего, если рядом больше никого нет и абсолютно нечего делать.
Кили засмеялась, несмотря на свое плохое настроение. Николь умела развеселить и как-то скрасить даже самые мрачные дни, поскольку сама никогда не впадала в депрессию.
— Все газеты полны сообщений о Даксе Деверексе и о его участии в подкомиссии. Я не знала об этом. А ты?
