— И все это только на завтра? — недоверчиво спросил он.
— Да.
— Ничего себе.
— Это не так уж много. Ну что ж, займемся чаем?
Она включила чайник, выудила из буфета две кружки, повернулась и уткнулась лицом, в его грудь.
— Извини! Я не знала, что ты стоишь… — она запнулась, — так близко, — не дыша закончила она.
Джек взял у нее кружки, поставил на стол и привлек ее к себе.
— Мне так не хватало тебя, Молли, — пробормотал он в ее волосы.
— Мне тоже тебя не хватало. — Запрокинув голову, она посмотрела ему в глаза.
Они стояли так целую вечность, глядя друг на друга, и вдруг Молли решилась. Наверное, это самая большая глупость в ее жизни, но, что бы это ни было, она больше не могла с этим бороться.
— Так не должно быть, — сказала она. — Я про сложности. Нужно найти время и место. Наше время, только для нас. Хотя бы… изредка, чтобы не сойти с ума.
Он перевел дыхание.
— О Господи, Молли. Я поклялся этого не делать, — прошептал он.
— Я тоже.
— Но сегодня купил противозачаточные средства, — признался он. Молли засмеялась.
— Я тоже.
— Неужели?
Она пожала плечами.
— Я больше не могу с этим бороться, Джек. Ты мне нужен.
Глаза Джека потемнели, и он с прерывистым вздохом притянул Молли к себе.
— Ох, Молли, ты мне так нужна, я слишком сильно тебя хочу.
Она положила голову ему на грудь и услышала, как бьется сердце. Странно, что услышала, ведь ее собственное сердце грохочет! Она мягко отстранилась.
— Чаю хочешь?
Джек слегка коснулся ее щеки. Большим пальцем провел по губам. Он не отрывал глаз от ее губ, полуприкрытых, загадочных.
— Нет, — хрипло сказал он. — Чаю — не хочу.
Молли отступила и поманила его за собой. Когда они поднялись наверх, она сделала короткий набег в ванную за сумочкой. Добравшись до спальни, Молли удивилась, как смогла дойти — ноги не слушались ее.
Она оглядела наспех прибранную спальню и судорожно сглотнула.
— Если бы я знала, я бы сменила простыни…
— Молли, прекрати.
Она закрыла глаза, пытаясь сдержать панику. Что, если она ему не понравится? И он, как Дэвид, сочтет ее скучной? О Господи!
— Молли. — Его голос был нежный и близкий, он обхватил руками ее голову, приподнял и заглянул в глаза. Она съежилась.
— Я очень хочу тебя, — сказала Молли. — Но боюсь, что ничего не получится.
— Молли, это не экзамен и не состязание. Я только хочу держать тебя… гладить тебя. Я хочу быть с тобой.
— Ты разочаруешься.
Она услышала придушенный смех.
— Вот уж не думаю, милая. Ни за что на свете.
Она наклонила голову.
— Дэвид говорил…
— Я не Дэвид, Молли. Я старый зануда Джек.
— Ты не зануда! — Она вскинула голову.
— Моя жена так говорила.
— Значит, она была дура.
Он скривился.
— Хватит спорить и тратить время. Иди ко мне.
Он снова заключил ее в бережные объятия, потом стал медленно гладить руки и плечи. Она обвила его за талию и замерла, а он водил носом по ее волосам, опуская голову все ниже, вот уже его дыхание коснулось уха…
Молли всхлипнула, шелохнулась и потянулась к нему. Его горячие губы спустились к подбородку, к чувствительной ямочке на горле. Она тихонько застонала…
Он целовал ее нежно, неторопливо и, когда она оттаяла, оторвался и улыбнулся.
— Доверяешь?
Она кивнула:
— Да.
Он задержал на ней долгий взгляд, потом расстегнул рубашку и снял ее. За рубашкой последовали джинсы, ботинки и носки, снятые одним движением, и вот он стоит перед ней в одних трусах.
— Твоя очередь, — предложил он, она покраснела и с трудом оторвала взгляд от его тела.
Он терпеливо и с удовольствием следил за ней — маскировал страсть, готовую вырваться из-под контроля. С бьющимся сердцем она ухватила майку за подол и стащила через голову; не колеблясь, взялась за пряжку джинсов. Отбросила кроссовки, сняла джинсы и осталась в обычном лифчике и простых трусиках.
Ноги все еще не слушались. Кое-как ей удалось заставить их донести ее до кровати и устоять, пока она отбрасывала покрывало. Тут они ей изменили; Молли рухнула на кровать и протянула к Джеку руки.
Глаза его горели огнем. Она видела, как перекатываются желваки на скулах. Он закрыл глаза.
— Молли, — прошептал он.
— Да.
Вопроса не было, но был ответ.
Он дышал глубоко и медленно — верно, успокаивал себя, — а потом подошел к ней…
Джек лежал и смотрел в потолок… Куда только девалось его обычное благоразумие? Она, кажется, даже не представляет себе, как прекрасна, как обольстительна. Она не понимает, что ее беззащитность обезоруживает, вызывает дрожь и отчаянное желание охранять ее и защищать.
Он посмотрел на головку, прильнувшую к его плечу; мягкие завитки волос щекотали подбородок. Он хотел разбудить ее поцелуем, медленно разжечь в ней желание, пробудить ту прекрасную, распутную женщину, которая скрывается у нее внутри.
Он снова хотел ее, хотел забыться в ее щедром отклике, хотел держать ее, гладить, ласкать, быть с ней в тот момент, когда мир раскалывается вдребезги, а она рыдает и прогибается в его руках.
Джек резко выдохнул. Господи, как она великолепна! Ошеломляюще. Он потерял последние остатки самоконтроля от ее вскриков и трепещущих рук и ног.
Молли заворочалась и открыла глаза.
— Джек…
Он подвинулся и поцеловал ее.
— Привет, красавица. У тебя все о'кей?
— Замечательно. А как ты?
— Лучше и быть не может.
Она вздохнула.
— Наверное, надо вставать. Через час пора забирать детей.
— Мне тоже, даже чуть раньше. Я вот что скажу — ты иди в ванную прихорашиваться, а я сделаю чай — о'кей?
Джек неохотно встал. В кровати рядом с Молли было тепло и уютно, без нее — одиноко. Он оделся, подмигнул ей и сбежал вниз по лестнице. Кухня была под стать хозяйке — солнечная и яркая; стены окрашены в жизнерадостный светло-желтый цвет, по ним узором вьется темно-зеленая виноградная ветвь.
При всей своей занятости она нашла время, чтобы создать этот уютный дом. Повезло Касси и Филипу, что у них такая мать.
