— А он умеет говорить, — прошептал Лайл.
— Понятно, — сказала Оливия. — Умственно отсталые крестьяне. Что еще?
Альер махнул тесаком вначале в сторону печи, потом — на гигантский очаг, рядом с которым даже он выглядел карликом, и дальше — на каменную мойку, сковородки и кухонные принадлежности, громоздившиеся на старинном трехногом столе.
— Ожидать, что я, Альер, буду готовить в таком месте?.. Это же пытка! — взревел он, однако уже не так уверенно, как за минуту до этого. — Бесчеловечно помещать мастера своего дела в эту… эту пещеру. Я этого не перенесу!
Оливия медленно и неторопливо осмотрелась по сторонам. Кухня занимала весь первый этаж северного крыла замка. Даже учитывая толщину стен и размеры очага, оставалось довольно много места. Одно из трех больших окон было переделано под печь. Однако даже в дождливые дни здесь было светлее, чем во многих других кухнях, которые видел Лайл. В некоторых богатых английских домах кухни располагались глубоко под землей.
— Мне кажется, она производит впечатление, — пробормотал Лайл.
Никто не обратил на него внимания.
— Это не пытка, — заявила Оливия Альеру. — С пытками придется подождать, пока темницу не оборудуют должным образом. Здесь у нас сложные условия. Великий шеф-повар может готовить где угодно. Вы помните задачу, которую князь Талейран поставил перед великим главным поваром Каремом? Целый год трапез, где ни одно блюдо не повторяется и используются только ингредиенты по сезону, выращенные в поместье. Но если вы не можете справиться с таким заданием, ничего не поделаешь. Бесполезно желать, чтобы у вас появилось мастерство более высокого класса, чем то, которым вы обладаете. Если вы не способны…
— Не способен?!
— Не забывай, пожалуйста, что у этого человека в руке огромный тесак с чертовски острым лезвием, — пробормотал Лайл.
— Если вы решили отказаться, месье Альер, — продолжала Оливия, — тогда хватит об этом болтать, так и поступайте. Кто-нибудь из деревенских женщин может заняться кухней, пока я пошлю в Лондон за настоящим поваром. За итальянцем, на сей раз. Мне говорили, они не пасуют перед трудностями.
Выпустив свой залп, Оливия повернулась и с невозмутимым видом выплыла из кухни.
Лайл не сдвинулся с места. Он стоял и с немым изумлением смотрел на происходящее. Он видел, как Альер с раскрытым ртом и с побагровевшим лицом смотрел Оливии вслед.
Лайл приготовился к худшему. Но главный повар медленно опустил руку с тесаком.
Лайл вышел в коридор. Ему в спину не полетели ножи, но тишина в кухне воцарилась зловещая.
Потом он услышал голос Альера, с раздражением рассуждающего о проклятых итальянцах и их несъедобных соусах, и звон кастрюль.
Лайл прошел половину пути до двери, где его ждала Оливия. И тут в мозгу у него возникла сцена, такая яркая, как вспышка света: Альер, машущий своим тесаком, Оливия, ростом вполовину меньше повара, в платье с необъятными рукавами и широченными юбками, с закрученными в шелковистые спирали кудрями. Оливия, вздернув подбородок, хладнокровно ставит на место разъяренного повара. И это выражение на лице Альера. И выражение ее лица.
О боги! О боги! Оливия…
Услышав этот звук, Оливия резко остановилась. Вначале она подумала, что кого-то душат. Альер. Неужели он бросился в коридор? И напал на Лайла? Сердце ее пустилось вскачь, и она поспешно развернулась.
В полумраке перед ней стоял Лайл, прислонившись спиной к стене, и, согнувшись, держался за живот… Он смеялся. Оливия шагнула к нему.
— Не здесь, идиот! — проговорила она, понизив голос. — Он услышит!
Альер все еще разговаривал сам с собой, гремя кастрюлями и сковородками, но они стояли всего в нескольких футах от кухни.
Лайл взглянул на нее, сжал губы, но у него вырвался всхлип.
Оливия схватила его под руку и потянула к двери. Он пошел за ней, но через несколько шагов снова привалился к стене, зажимая ладонью рот.
— Лайл, — позвала Оливия.
— Ты… — только и проговорил он, зайдясь в очередном приступе смеха.
— Лайл, — повторила она, — ты себе что-нибудь повредишь.
— Ты… — сказал он и опять разразился хохотом.
Оливия могла только стоять, глядя, на него, и удивляться. Когда она приехала, он был таким усталым и мужественным, а сейчас…
Лайл вынул платок и вытер глаза.
— Прости, — сказал он.
— Ты переутомился.
— Да, — подтвердил Лайл. — Возможно.
Он отлепился от стены и снова забился в конвульсиях, не в силах прекратить смех.
Оливия стояла как загипнотизированная и беспомощно улыбалась, в то время как внутри у нее все переворачивалось, как золотые пылинки, которые танцевали вокруг него. Она будто без конца падала куда-то, потому что Лайл смеялся, и в его смехе звучали озорство и радость, и было невозможно не впустить его в свое сердце.
Затем Лайл остановился, снова вытер глаза и сказал:
— Прости… Я не знаю, что… Оливия, ты совершенно удивительная.
Он взял ее за руку. Чтобы повести к двери, подумала она.
Но она оказалась у стены, в углу у двери, и руки Лайла обхватили ее лицо, и она ощутила вкус его смеха, когда его губы коснулись ее губ.
Глава 11
Оливия была великолепна. Он лишь хотел сказать ей об этом. Лайл подумал, что именно это он и делает.
Но его руки поднялись сами собой, и он уже держал в ладонях ее прекрасное лицо, желая сказать: «Я забыл, забыл о тебе такой».
Он забыл, каким чудом она была. Девчонка, которая готова была пойти на все, справиться с чем угодно. Только теперь на месте той девчонки была красивая женщина, и ее красота затмевала ту, прежнюю Оливию.
Лайл смотрел в ее огромные синие глаза, цвет которых он не мог разглядеть в темном коридоре. Но ему и не требовалось это, поскольку цвет ее глаз отпечатался в его памяти — этот пронзительно-синий цвет, изумивший его с первого дня их встречи.
Ее губы, полные и мягкие, слегка приоткрытые от удивления, находились в нескольких дюймах от губ Лайла. Он словно онемел, не в силах сказать что-либо. И вдруг поцеловал.
Он почувствовал, как Оливия напряглась, и подняла руки к его груди.
«Да. Оттолкни меня, так будет лучше. Но нет, еще нет».
Мягкость губ и аромат кожи, близость к нему и тепло тела: он был не готов расстаться с этим. Пока не готов.
Оливия не оттолкнула его. Напряженность растаяла, и она стала нежной и податливой, растворяясь в нем. Вцепившись руками в его плечи, Оливия поцеловала его в ответ, очень быстро, внезапно и пылко. Этот вкус, который он пытался забыть. Словно ешь спелую вишню. В этот сладостный миг мужчина забывает обо всем. Вероятно, именно вишню дала Адаму Ева. Какой еще плод имеет столь греховный вкус?
